— Кто это «мы»? — спросил Браун.

— Ну, один парень из комитета жильцов. Через открытую дверь кухни они могли видеть неубранную постель. На полу у постели лежала куча грязной одежды. На стене над кроватью висела обрамленная картина с Иисусом, воздевшим руку для благословения.

— Вы живете один? — спросил Браун.

— Да, сэр, — сказал Флит.

— У вас всего две комнаты?

— Да, сэр.

Он вдруг стал обращаться к ним «сэр». Они переглянулись: видимо, он боялся чего-то.

— Можно вам задать несколько вопросов? — спросил Браун.

— Конечно. Но… гм… вы знаете, как вы сказали, я как бы кое-кого жду.

— Кого? — спросил Клинг. — Джонни?

— Да, на самом деле, да.

— Кто такой Джонни?

— Мой друг.

— Вы все еще употребляете героин? — спросил Браун.

— Нет-нет. Кто вам сказал?

— Ваш «послужной список», во всяком случае, — сказал Клинг.

— У меня нет «послужного списка». Я в тюрьме не сидел.

— Никто и не говорил, что вы сидели.

— Вас арестовали в июле, — сказал Браун. — Вам было предъявлено обвинение в ограблении первой степени.

— Да, но…

— Вас отпустили, мы знаем.

— Это был условный приговор.

— Потому что вы были несчастным затюканным наркоманом, так?

— Да, мне в ту пору очень не везло, это правда.

— Но больше вы не употребляли?

— Нет. Надо быть психом, чтобы баловаться этим.

— Угу, — сказал Браун. — Так кто этот ваш друг Джонни?

— Просто друг.

— Не дилер случайно?

— Нет-нет. Ладно вам, хватит.

— Где вы были в субботу вечером, Эндрю? — спросил Клинг.

— В прошлую субботу вечером?

— Вернее, в ночь на воскресенье. В два часа ночи. А воскресенье было четырнадцатое число.

— Да, — сказал Флит.

— Что «да»?

— Пытаюсь вспомнить. Почему вы спрашиваете? Что случилось в прошлую субботу вечером?

— Расскажите нам, — сказал Браун.

— В субботу вечером, то есть ночью… — сказал Флит.

— Или в воскресенье утром, если вам так больше нравится.

— В два часа утра… — сказал Флит.

— Ну, вы поняли, — сказал Клинг.

— Я был здесь, по-моему.

— Кто-нибудь был с вами?

— Это статья 220? — спросил Флит, имея в виду раздел уголовного кодекса, определяющий обращение с наркотиками.

— Кто-нибудь был с вами? — повторил Клинг.

— Разве вспомнишь? Это было… Когда? Три дня назад? Четыре?

— Попытайтесь вспомнить, Эндрю, — сказал Браун.

— Пытаюсь.

— Вы помните, как звали того человека, которого вы ограбили?

— Да.

— Как его звали?

— Эдельбаум.

— Вы уверены?

— Да, его звали так.

— Вы видели его с тех пор?

— Да, на суде.

— И, по-вашему, его зовут Эдельбаум, а?

— Да, его зовут Эдельбаум.

— Вы знаете, где он живет?

— Понятия не имеете, где он живет, а?

— Откуда мне знать, где он живет?

— Вы не помните, где его магазин?

— Помню, конечно. На Норт-Гринфилд.

— Но не помните, где он живет, а?

— Да я и не знал никогда. Как же я могу помнить?

— Но если бы вы захотели узнать его адрес, то заглянули бы в телефонную книгу, верно? — спросил Браун.

— Ну конечно, но зачем бы мне это делать?

— Где вы были четырнадцатого февраля в два часа утра? — спросил Клинг.

— Я сказал: я был здесь.

— Кто-нибудь был с вами?

— Если это статья… Хорошо, мы подкуривали, — сказал Флит. — Вы об этом хотели узнать? Отлично, теперь вы знаете. Мы курили травку, и я по-прежнему наркоман. Большое дело! Обыщите квартиру, если желаете. Найдете разве чуток. Слишком мало для ареста, уж это точно. Ну, вперед! Ищите.

— Кто это «мы»? — спросил Браун.

— Что?

— Кто был с вами в субботний вечер?

— Ну, Джонни… Теперь вы довольны? Что же мы тут такое делали, от чего весь мир мог пострадать?

— Джонни… как по фамилии?

Раздался стук в дверь. Флит поглядел на двух полицейских.

— Открой, — сказал Браун.

— Послушайте…

— Открой.

Флит вздохнул и подошел к двери. Он повернул замок и открыл дверь.

— Привет, — сказал он.

Черная девушка, которая стояла в дверях, не могла быть старше шестнадцати. На ней была красная лыжная куртка поверх синих джинсов и сапоги на высоких каблуках. Она была привлекательной, но помада у нее на губах была слишком яркой, щеки ее были густо нарумянены, а глаза были оттенены и подведены по вечернему, хотя был полдень — двадцать минут первого.

— Заходите, барышня, — сказал Браун.

— Что стряслось? — спросила она, сразу узнав в них полицейских.

— Ничего не стряслось, — сказал Клинг. — Не желаете поведать нам, кто вы?

— Эндрю?.. — Она повернулась к Флиту.

— Не знаю, что им нужно, — сказал Флит и пожал плечами.

— У вас есть ордер? — спросила девушка.

— Нам не нужен ордер. Это обычное расследование, и ваш друг пригласил нас в дом, — сказал Браун. — Почему вы спрашиваете про ордер? Вам есть что скрывать?

— Это статья 220? — спросила она.

— Вы оба, кажется, хорошо выучили статью 220, — сказал Браун.

— Век живи — век учись, — пожала плечами девушка.

— Как вас зовут? — спросил Клинг.

Она снова посмотрела на Флита. Флит кивнул.

— Корина, — сказала она.

— А фамилия?

— Джонсон.

Постепенно до них дошло. Вначале просветлело лицо Брауна, а следом за ним — физиономия Клинга.

— Джонни, так?

— Да, Джонни, — сказала девушка.

— Вы сами себя так зовете?

— Если вас зовут Кориной, вы станете себя называть Кориной?

— Сколько вам лет, Джонни?

— Двадцать один, — сказала она.

— Даю вам еще одну попытку, — сказал Клинг.

— Восемнадцать, годится?

— А не шестнадцать? — спросил Браун. — Или еще меньше?

— Я достаточно взрослая, — сказала Джонни.

— Для чего? — спросил Браун.

— Для всего, что мне нужно делать.

— Сколько времени вы работаете на улице? — спросил Клинг.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы проститутка, верно, Джонни? — спросил Браун.

— Кто вам это сказал?

Ее глаза стали холодными и матовыми, как лед на оконном стекле. Руки она теперь держала в карманах лыжной куртки. Клинг с Брауном готовы были поспорить, что она сжимала кулаки.

— Где вы были в прошлую субботу вечером? — спросил Клинг.

— Джонни, они…

— Замолчите, Эндрю! — сказал Браун. — Где вы были, барышня?

— Когда именно?

— Джонни…

— Я велел вам молчать! — воскликнул Браун.

— В прошлую субботу ночью. В два часа ночи, — сказал Клинг.

— Здесь, — сказала девушка.

— Что вы делали?

— Подкуривали.

— С какой стати? На улице плохо шли дела?

— Шел снег, — со злобой сказала Джонни. — Все хряки попрятались в собственные постельки.

— В котором часу вы пришли сюда? — спросил Браун.

— Я здесь живу, дядя, — сказала она.

— А мы думали, что вы живете здесь один, Эндрю, — сказал Клинг.

— Да, я не хотел никого больше вовлекать. Понимаете?

— Так что вы были здесь всю ночь, а? — спросил Браун.

— Ну, я так не говорила, — ответила девушка. — Я вышла примерно… когда, Эндрю?

— Оставьте в покое Эндрю. Рассказывайте нам.

— Примерно в десять. Приблизительно в это время начинается работа. Но улицы были пусты, как сердце путаны.

— Когда вы вернулись?

— Примерно в полночь. Мы сели за стол около полуночи, верно, Эндрю?

Флит хотел ответить, но Браун остановил его взглядом.

— И вы находились здесь с полуночи до двух? — спросил Клинг.

— Я была здесь с полуночи до следующего утра. Я сказала вам, дядя: я здесь живу.

— А Эндрю не выходил из квартиры в эту ночь?

— Нет, сэр, — сказала Джонни.

— Нет, сэр, — повторил Флит, выразительно кивая.

— Куда вы пошли на следующее утро?

— На улицу. Посмотреть, смогу ли отыграться.

— В какое время?

— Рано. Около одиннадцати часов. Примерно так.

— Удалось отыграться?

— Снег затрудняет всякое движение. — Она говорила не про дорожное движение. — Клиенты приезжают из Флориды. Как только они оказываются в Северной Каролине, они уже по колено в снегу. В такую погоду не везет в двух ремеслах: путанам и торговцам травкой.

Браун мог назвать еще пару-другую профессий, кому не везет в такую погоду.

— Берт, — сказал он.

Клинг глянул на парня с девушкой.

— Поехали отсюда, — сказал он.

Они прошли по улице молча. Два старика по-прежнему грели руки у огня. Когда Клинг завел мотор, печка снова залязгала.

— Похоже, они чистые, ты как думаешь? — спросил Браун.

— Да, — сказал Клинг.

— Он даже перепутал фамилию того человека, — сказал Браун.

Они ехали в сторону центра молча. Приближаясь к участку, Браун пробормотал:

— Просто плакать хочется.

Клинг понял, что тот говорит вовсе не о том, что в расследовании убийства Эдельмана они не продвинулись ни на йоту.

Глава 10

Смотрителя здания, в котором жила Салли Андерсон, после ее убийства постоянно донимали полицейские. А теперь еще и монах явился. Смотритель не был религиозным человеком. Ни небеса, ни преисподняя его не интересовали, и с монахом ему говорить было не о чем. Он был занят важным делом — сыпал соль на тротуар, чтобы растопить наледь.