— Привет, Стив. Холодновато, а?

Карелла снял перчатку и протянул руку Дэнни. Дэнни опустил пониже газету и тоже снял перчатку. Они быстро пожали друг другу руки и снова надели перчатки. Очень немногие детективы пожимают руки своим информаторам. Большинство полицейских и осведомителей — деловые партнеры, но рук друг другу не жмут. Полицейские очень редко уважают стукачей. Стукач — это всегда человечек, который «задолжал что-то» полиции. В благодарность за информацию полицейские обделяют своим вниманием таких. Некоторые из осведомителей — это самые дурные людишки в городе. Любимым осведомителем Хэла Уиллиса был человечек по имени Фэтс Доннер — к нему испытывали отвращение все окружающие за его слабость к двенадцатилетним девочкам. Но он был ценным информатором. Из всех стукачей, с кем Карелла работал, Дэнни Гимп нравился ему больше других. И он никогда не забудет, как однажды много лет назад Дэнни пришел навестить его в больницу, где он залечивал пулевое ранение. С тех пор он всегда пожимал руку Дэнни Гимпу. Он пожал бы руку Дэнни Гимпу, даже если бы за ними наблюдал комиссар полиции.

— Как нога? — спросил Карелла.

— Ноет в холод. — Дэнни похлопал себя по колену.

— Хоть раз хотелось бы встретиться в тепле. Без русской зимы.

— Я должен быть осторожным, — возразил Дэнни.

— Ты можешь быть осторожным в теплом помещении.

— В помещении всегда есть уши, — сказал Дэнни.

— Ну хорошо, давай не будем затягивать нашу встречу. Я хочу найти «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, который был использован в трех убийствах, — сказал Карелла.

— Когда они произошли? — спросил Дэнни.

— Первое было неделю назад, девятого. Второе — в прошлую пятницу, двенадцатого. Последнее случилось в субботний вечер, тринадцатого.

— И все здесь?

— Два.

— Какие два?

— Торговец кокаином Пако Лопес — слыхал о таком?

— Кажется.

— И торговец алмазами по имени Марвин Эдельман.

— Работал здесь?

— Нет, в деловой части города. Он жил на Сильверман-роуд.

— Лакомый кусочек, — сказал Дэнни. — А третье?

— Девушка по имени Салли Андерсон. Танцовщица в мюзикле в деловом центре.

— Так где же связь? — спросил Дэнни.

— Это мы и пытаемся выяснить.

— Гм, — сказал Дэнни. — Значит, Лопес?

— Пако, — сказал Карелла.

— Пако Лопес, — сказал Дэнни.

— Что-нибудь вспоминается?

— Не прижигал ли он сигаретой грудь одной бабенки?

— Тот самый хмырь.

— Да, — сказал Дэнни.

— Знаешь его?

— Видел как-то. Несколько месяцев назад. Он, должно быть, жил с той бабенкой, они были неразлучны. Значит, окочурился? Ну, слезы лить не будем. Он кругом поганец.

— Каким образом?

— Поганец, — сказал Дэнни. — Я не люблю поганых, а ты? Ты с бабенкой уже говорил?

— На другой день после убийства Лопеса.

— И?..

— Ничего. Она рассказала нам, что он с ней сделал…

— Пакость, да? — сказал Дэнни и покачал головой.

— Но они перестали жить вместе два месяца назад. Она ничего не знала.

— Никто никогда ничего не знает, когда за дело берется полиция. Может быть, она-то и сделала это. За то, что он оставил у нее на груди отметины.

— Сомневаюсь, Дэнни, но ты вправе высказывать догадки. Если честно, то меня больше интересует, не переходил ли из рук в руки ствол, тридцать восьмого калибра за последнюю неделю?

— У нас в городе много тридцать восьмых, Стив.

— Я знаю.

— Все время переходят из рук в руки. — Дэнни помолчал. — Первое убийство произошло во вторник, так? В какое время?

— В одиннадцать.

— Вечера?

— Вечера.

— Где?

— На авеню Калвер.

— В доме или на улице?

— На улице.

— Не так уж много лиходеев выходит на улицу в такую погоду, — сказал Дэнни. — Холод заставляет их сидеть дома. Убийцы и воры предпочитают домашний комфорт, — философски заметил он. — Никто не видел убийцу?

— Стал бы я отмораживать задницу, если бы у меня был свидетель? — воскликнул Карелла.

— Я тоже мерзну, — с упреком сказал Дэнни. — Хорошо, я постараюсь узнать что-нибудь. Насколько срочно тебе надо?

— Срочно, — сказал Карелла.

— Потому что я хочу сделать ставку, прежде чем приступлю к работе.

— Что-нибудь стоящее? — спросил Карелла.

— Только если он победит, — сказал Дэнни и пожал плечами.

* * *

Брат Антоний с Эммой курили марихуану, потягивали вино и изучали список с фамилиями и адресами, который два дня назад составила для них Джудит Квадрадо. В углу комнаты горел керосиновый калорифер, а радиаторы были лишь едва теплыми, и оконное стекло обледенело по краям. Брат Антоний с Эммой сидели очень близко от калорифера, хотя оба утверждали, что холод им нипочем. Оба сидели в белье.

Они покурили час назад, потом занимались любовью на огромной постели в спальне брата Антония. Затем он и она надели белье и перешли в гостиную, где откупорили новую бутылку вина, запалили по закрутке и снова принялись изучать список потенциальных клиентов. На брате Антонии были полосатые трусы на резинке, а на Эмме — черные трусики от бикини. По мнению брата Антония, она выглядела очаровательно после их занятий любовью.

— Похоже, — сказала Эмма, — он обслуживал двенадцать человек.

— Не так уж много, — заворчал брат Антоний. — Я надеялся на что-то большее, Эмма, сказать по правде. Двенадцать поганых фамилий — это слишком мелкий улов для такой тяжелой рыбалки, как наша. — Он снова взглянул на список. — Особенно при таких крохотных порциях. Посмотри, какие порции, Эмма.

— Ты знаешь анекдот по этому поводу? — спросила она, ухмыляясь.

— Нет. Какой анекдот? — Он любил, когда она рассказывала анекдоты. И еще он любил, когда она набрасывалась на него. Глядя на ее огромные груди, он почувствовал, как снова зашевелилось обновленное желание. Пусть расскажет свой анекдот, решил он, и потом они забудут про список клиентов Лопеса и опять предадутся утехам любви. И это было тем более привлекательно в такой холодный день.

— Это анекдот про женщину, которая остановилась в гостинице на побережье Майами. Не слышал? — спросила Эмма, по-прежнему ухмыляясь.

— Я и сам не прочь остановиться в гостинице на побережье Майами, — сказал брат Антоний.

— Ты будешь слушать анекдот или нет?

— Рассказывай, — сказал он.

— Значит, она обедает там раз, обедает два, а потом идет к столику администратора и начинает жаловаться.

— На что? — сказал брат Антоний.

— Ты дашь мне рассказать?

— Ну, рассказывай.

— Она говорит администратору, что еда в ресторане — совершенная отрава. Яйца — отрава, говядина — отрава, картошка — отрава, салаты — отрава, кофе — отрава, все — отрава, отрава, отрава, говорит она. И знаешь, что еще?

— Что еще? — спросил брат Антоний.

— Слишком маленькие порции! — воскликнула Эмма и расхохоталась.

— Я не понял, — сказал брат Антоний.

— Эта женщина жалуется, что еда — отрава…

— Ну?

— Но она также жалуется, что порции — малы.

— Ну так что?

— Если это отрава, то почему она хочет большие порции?

— Может быть, она психованная, — сказал брат Антоний.

— Нет, она не психованная, — сказала Эмма. — Она жалуется на еду, но она также говорит администратору, что порции…

— Теперь понятно, — сказал брат Антоний. Смысл до него так и не дошел. — Не пойти ли нам снова в соседнюю комнату?

— Ты еще не готов, — сказала Эмма, взглянув на его пах.

— Ты можешь меня «подготовить».

— Я знаю. Но мне больше нравится, когда ты уже созрел и тебе не нужна «подготовка».

— Сладенький ротик, — понизив голос, сказал брат Антоний.

— Мм… — промычала Эмма.

— Ну, что ты скажешь?

— Я скажу: вначале дело, а потом утехи.

— И все-таки почему ты вспомнила этот анекдот? — спросил он.

— Ты сказал что-то про маленькие порции.

— Они очень маленькие, — сказал брат Антоний. — Посмотри, — сказал он и протянул ей список. — Два-три грамма в неделю, и это большинство из них. Мы не разбогатеем с двух-трех граммов в неделю.

— Мы не должны разбогатеть сразу, браток, — сказала Эмма. — Мы начнем работать неторопливо, начнем с этих людей, бывших клиентов Лопеса, будем строить наше дело, начав с них.

— Как?

— Может быть, эта женщина даст нам еще других клиентов.

— Какая женщина? Та, что ест отраву?

— Та, что снабжала Лопеса. Его дилер.

— С какой стати она будет нам помогать?

— Почему нет? Нужна цепочка поставок, святой брат. Дилеру унций нужен дилер граммов. Эта женщина соединяет нас с некоторыми потребителями, мы покупаем у нее наш товар, и все счастливы.

— Мне кажется, ты размечталась.

— Разве опасно просто спросить? — сказала Эмма.

— Она скажет, чтобы мы шли куда подальше.

— Кто знает! В любом случае давай начнем с начала. Прежде всего надо дать ей знать, что мы приняли дело после Лопеса и хотим продолжать его с ней. Это прежде всего.

— Это прежде всего, конечно.

— Так что, я думаю, тебе надо сделать следующее, — сказала Эмма. — Одеться и нанести Салли Андерсон небольшой визит.

— Позже, — сказал брат Антоний и обнял ее.

— Мм… — промычала Эмма, прижалась к нему и облизнула губы.

* * *

Эйлин Берк вошла в комнату детективов, пока Клинг еще разговаривал по телефону с дивизионом связи. Браун попросил ее обождать и затем положил записку на стол Клинга, что детектив Берк на шестой линии. Клинг кивнул. Он не сразу сообразил, кто такой Берк.