— Это вполне вероятно, — согласился Карелла. — И, видимо, Тина готова поклясться, что вас не было с ней, когда она видела, как Салли Андерсон употребляла кокаин.

— Я не знаю, в чем готова поклясться Тина.

— А вы употребляете кокаин, мистер Картер?

— Конечно, нет!

— Вы знаете, кто снабжал Салли?

— Нет.

— Вы знаете человека по имени Пако Лопес?

— Нет.

— Где вы были вечером в минувшую пятницу от одиннадцати до полуночи?

— Я сказал вам: в Филадельфии.

— Где вы были вечером во вторник примерно в то же самое время?

— В Филадельфии.

— Видимо, найдется сколько угодно человек…

— Сколько угодно.

— Что вы стараетесь скрыть, мистер Картер?

— Ничего, — сказал Картер.

* * *

В больницу Сент-Джуд днем и ночью привозят пациентов с ножевыми ранениями. В этой больнице призывала к себе священника Джудит Квадрадо. Во всяком случае, так все думали. Все думали, что она умирает и хочет исповедоваться. На самом деле она пыталась рассказать, что к ней в дом приходил священник или монах вместе с одной жирной бабой и эти двое искалечили ее.

Джудит находилась в реанимации. От ее носа, рта и рук бежали трубки к аппаратам с электронными огоньками, которые то и дело попискивали. Ей было трудно говорить с трубкой во рту. Когда она попробовала сказать «брат Антоний», как представился священник или монах, у нее получилось «Бранни». Когда она попыталась сказать «Эмма Форбс», как представилась жирная баба, у нее получился звук, похожий на «крест». Она опять попробовала сказать «священник» — это слово они как будто понимали.

Священник пришел в одиннадцать часов семь минут утра. Это был понедельник.

Он немного опоздал.

Джудит Квадрадо умерла за шесть минут до его прихода.

* * *

У полицейских и преступников есть общее чутье: они чуют чужой страх. Как только те или другие ощущают испуг, они превращаются в хищных зверей, готовых перегрызть горло и вырвать внутренности. Мигель Ролдан и Антонио Асенсио были смертельно напуганы, и Мейер тотчас почуял их страх в ту минуту, когда Ролдан добровольно рассказал, что они с Асенсио в течение трех лет живут как муж и жена. Мейеру было все равно, какого они пола. Но тот факт, что они рассказали о себе без нажима с его стороны, говорил о том, что они напуганы. Он знал, что они не боятся ареста за гомосексуализм — в этом городе это не опасно. Тогда чего они боятся? До последней минуты он обращался к ним уважительно — «мистер Ролдан» и «мистер Асенсио». Теперь он перешел на «Майк» и «Тони» — это старый прием у полицейских, при помощи которого подозреваемого ставят в невыгодное положение. Тот же самый прием используют медсестры в больницах.

«Привет, Джимми! Как у нас дела сегодня утром?» — говорят медсестры председателю совета директоров крупнейшей корпорации и таким образом сразу дают ему понять, что начальник здесь тот, кто ему в задницу вставит термометр. Но у полицейских это получается еще лучше. Назвать кого-нибудь «Джонни» вместо «мистер Фуллер» — это все равно что сказать «мальчик». Этот прием сразу ставит человека на место, заставляет чувствовать себя: а) подчиненным; б) оправдывающимся; в) странным образом зависимым.

— Майк, — сказал Мейер, — почему, ты думаешь, я здесь?

Они сидели в гостиной особняка, который делили между собой Ролдан с Асенсио. Комната была красиво обставлена антиквариатом — такие вещицы Мейер не мог себе позволить. В камине потрескивали дрова. Искры вылетали в комнату.

— Вы насчет Салли, конечно, — сказал Ролдан.

— А ты тоже так думаешь, Тони?

— Да, конечно, — запинаясь, проговорил Асенсио.

Мейер не хотел терять время.

— Вы знаете, что она употребляла кокаин, верно? — спросил он.

— Ну… нет, — сказал Ролдан. — Откуда нам знать?

— Ладно, довольно, Майк. — Мейер улыбнулся со знающим видом. — Вы с ней были на вечеринке неделю назад, в воскресенье, и она нюхала кокаин. Ты должен знать, что она употребляла кокаин, так?

Ролдан посмотрел на Асенсио.

— Ты ведь тогда употреблял тоже, Майк, так?

— Ну…

— Я знаю, что употреблял, — сказал Мейер.

— Ну…

— А ты, Тони? Нюхнул щепотку-другую в прошлое воскресенье?

Асенсио поглядел на Ролдана.

— От кого вы с Салли получали порошок? — спросил Манер.

— Послушайте… — сказал Ролдан.

— Я слушаю.

— Мы не имеем отношения к убийству.

— Не имеете? — спросил Мейер.

— Нет, — сказал Асенсио, покачивая головой, и затем поглядел на Ролдана. «Кто из них муж и кто жена?» — подумал Мейер. Оба казались очень скромными. Однако убийства в среде гомосексуалистов бывали исключительно зверскими. Мейеру приходилось расследовать такие.

— Вы знаете, кто мог убить ее? — спросил он.

— Нет, не знаем, — сказал Ролдан.

— Не знаем, — подтвердил Асенсио.

— Так от кого вы получаете порошок? — снова спросил Мейер.

— Почему это важно? — спросил Ролдан.

— Это если мы употребляем, — быстро сказал Асенсио.

— Да, — сказал Ролдан. — Если бы мы употребляли…

— Вы употребляете, — сказал Мейер со всезнающей улыбкой.

— Ну, если мы употребляем, тогда какое имеет значение, от кого мы получали порошок?

— Получали? — тотчас спросил Мейер.

— Получаем, — поправился Ролдан.

— Если употребляем, — добавил Асенсио.

— Что-нибудь случилось с вашим дилером? — поинтересовался Мейер.

— Нет-нет, — сказал Ролдан.

— В том случае, если бы нам был нужен дилер, — опять добавил Асенсио.

— Был нужен? — спросил Мейер.

— Был бы нужен — яимел в виду, — сказал Асенсио и поглядел на Ролдана.

— Ну, Тони, — сказал Мейер, — Майк… Если вы употребляете, если у вас есть дилер или был дилер, кто тогда этот дилер? Или кто был этот дилер?

— Кокаин не вырабатывает привычку, — сказал Ролдан.

— Щепотка от раза к разу еще никому не повредила, — сказал Асенсио.

— Я знаю, — сказал Мейер. — Просто безобразие, что это противозаконно. Но что мы можем поделать? От кого вы получаете порошок?

Оба переглянулись.

— Что-то случилось с вашим дилером, так? — спросил Мейер.

Они промолчали.

— Вы получали порошок от Салли Андерсон? — спросил Мейер наугад. К его удивлению, оба одновременно кивнули. — От Салли? — спросил он снова. Оба опять кивнули. — Салли торговала кокаином?

— Ну, не торговала, — сказал Ролдан. — Ведь это не назовешь торговлей, Тони?

— Нет, я бы не стал называть это торговлей, — сказал Асенсио. — Кроме того, кокаин не имел никакого отношения к ее убийству.

— Откуда вы знаете? — спросил Мейер.

— Ну, не такое там было большое количество.

— Какое было количество?

— Я хочу сказать, что она не зарабатывала на этом, если вы об этом, — пояснил Ролдан.

— Что она делала? — спросил Мейер.

— Просто приносила несколько граммов в неделю, вот и все.

— Сколько граммов?

— Ну, не знаю. Сколько граммов, Тони?

— Ну, не знаю, — отозвался Асенсио.

— Приносила просто…

— В театр. Тем, кому было нужно.

— Ну, я бы не стал: говорить «было нужно», — перебил Ролдан. — Кокаин не вырабатывает привычки.

— Тем, кто хотел, правильнее говорить, — кивнул Асенсио.

— Сколько людей хотели? — спросил Мейер.

— Ну… Тони и я, — ответил Ролдан. — И еще несколько ребят.

— Сколько ребят?

— Немного, — сказал Асенсио. — Шестеро или семеро. Шестеро или семеро, Майк?

— По-моему, шестеро или семеро, — сказал Ролдан. — Помимо самой Салли.

— Так о чем идет речь? — сказал Мейер. — О дюжине граммов в неделю, примерно так?

— Примерно так. Может быть, о двух дюжинах.

— Две дюжины граммов, — кивнул Мейер. — Какую цену она называла?

— Текущую уличную цену. То есть Салли не имела дохода от торговли, поверьте. Она просто брала порошок для себя и заодно для нас. Возможно, ей давали скидку за большую покупку, кто знает?

— Я думаю, — сказал Ролдан, обращаясь к Асенсио, — что на самом деле мы получали порошок по цене ниже уличной.

— Вполне вероятно, — согласился Асенсио.

— Сколько вы платили? — спросил Мейер.

— Восемьдесят долларов за грамм.

Мейер кивнул. Грамм кокаина примерно соответствовал одной двадцать восьмой унции. Текущая уличная цена колебалась от ста до ста двадцати пяти долларов за грамм в зависимости от чистоты кокаина.

— От кого она получала порошок? — спросил он.

— Не знаю, — сказал Ролдан.

— Не знаю, — сказал Асенсио.

— Кто такой Пако Лопес? — спросил Мейер.

— Кто это? — спросил Ролдан. Асенсио пожал плечами.

— Мы должны его знать? — спросил Ролдан.

— Вы не знаете его, нет?

— Никогда не слыхал о таком.

— А ты. Тони?

— Никогда не слыхал о таком.

— Он танцор? — спросил Ролдан.

— Он «голубой»? — спросил Асенсио.

— Он в морге, — ответил Мейер.

* * *

Ребекке Эдельман было около пятидесяти. Она сияла чудесным загаром и была решительно подавлена горем. Детективы позвонили ей рано утром: хотели поговорить с ней после того, как она прилетела с островов Антигуа накануне вечером. Однако ее падчерица сказала, что похороны Марвина Эдельмана состоятся в одиннадцать утра. Еврейский обычай требует хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти. Все равно похороны пришлось перенести: когда смерть наступает от травмы, обязательно делают вскрытие.