— Когда мы говорили с вами вчера…

— Вчера я не знала, что наш разговор превратится в допрос третьей степени.

— Это не допрос третьей степени, мисс Вонг. Когда мы говорили с вами вчера, вы сказали — по-моему, я правильно запомнил — «обыкновенно, когда с кем-то делаешь шоу, отлично себе представляешь, кто чем пользуется». Разве вы не так сказали?

— Я в точности не помню, что говорила.

— Но вы имели в виду это?

— Полагаю, да.

— Хорошо. Если вы отлично себе представляете, кто чем пользуется, то расскажите нам об этом.

— Ради чего? Чтобы навлечь неприятности на приличных людей без всякой на то причины?

— На каких приличных людей? — спросил Карелла.

— Я не знаю никого, кто имеет дело с наркотиками.

— Вчера вы говорили иначе.

— А сейчас я говорю так. — Она пристально посмотрела на них. — Кажется, мне следует позвонить моему адвокату.

— Мы не ищем здесь наркотики, — сказал Мейер.

— Не знаю, что вы ищете, но от меня вы этого не получите.

— Вашу лучшую подругу убили, — мягко укорил Карелла.

Она посмотрела на него.

— Мы пытаемся найти человека, который сделал это.

— Никто из шоу не делал этого.

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю. Я только знаю… — Она умолкла, скрестила руки на груди и упрямо выставила подбородок. Карелла посмотрел на Мейера. Мейер кивнул едва заметно.

— Мисс Вонг, — сказал Карелла, — то, что вы рассказали вчера, дает нам основания полагать, что вы знаете, кто из труппы употребляет кокаин. Мы расследуем дело об убийстве. Мы можем вызвать вас в суд, где перед большим жюри присяжных вам придется отвечать на те же вопросы, что задаем вам мы…

— Нет, не можете, — сказала она.

— Можем, — сказал Карелла, — и мы вызовем вас, если вы будете отказываться…

— Мы что, в России? — спросила Тина.

— Мы в Соединенных Штатах, — сказал Карела. — У вас — ваши права, а у нас — наши. Если вы откажетесь отвечать перед большим жюри, вас задержат за неуважение к суду. Выбирайте.

— Я просто не могу поверить в это, — сказала она.

— Это так. Если вы знаете, кто употребляет наркотики…

— Я ненавижу, когда так называемые мужчины выкручивают руки слабой женщине! — воскликнула Тина.

Оба детектива молчали.

— Это тактика мафии, — сказала Тина.

Они опять промолчали.

— Как будто это вообще имеет хоть какое отношение к тому, кто убил Салли. — Тина нервно поправила волосы.

— Пойдем, Мейер. — Карелла встал.

— Постойте, — сказала Тина.

Он не стал садиться.

— На той вечеринке нюхали примерно полдюжины человек.

— Кто-нибудь из труппы?

— Да.

— Кто?

— Салли, конечно.

— Кто еще?

— Майк.

— Майк? Кто это?

— Ролдан. Мигель Ролдан.

— Спасибо, — сказал Карелла-.

— Если вы причините ему неприятности…

— Мы не собираемся причинять ему неприятности, — сказал Мейер. — Насколько хорошо Салли Андерсон знала вашего продюсера?

Вопрос застал ее врасплох. Она широко открыла глаза. Секунду она колебалась.

— Алана? — спросила она.

— Алана Картера, — кивнув, сказал Карелла.

— Почему вы спрашиваете?

— Салли не говорила о нем ничего, что касалось бы не только его профессиональной деятельности?

— Не понимаю, что это значит.

— Я думаю, вы понимаете, что это значит, мисс Вонг.

— Вы спрашиваете, не было ли между ними связи? Не смешите меня.

— Почему вы думаете, что это смешно, мисс Вонг?.

— Потому что… Ну, у нее был дружок. Вы знаете об этом, я говорила вам вчера.

— Почему это должно исключать связь с мистером Картером?

— Я просто знаю, что между ними ничего не было.

— Откуда вы это знаете?

— Ну, некоторые вещи просто знаешь.

— Вы когда-нибудь видели их вместе?

— Конечно.

— Вне театра, я хочу сказать.

— Иногда.

— Когда вы видели их в последний раз?

— В воскресенье вечером.

— При каких обстоятельствах?

— Он был на вечеринке у Лонни.

— Это у вас обычное дело? Чтобы продюсер шоу приходил на вечеринку, которую дает танцовщица?

— Вы, кажется, не успокоитесь, пока всех не втянете в неприятности?

— Кого мы теперь втягиваем в неприятности? — спросил Мейер.

— Алан был со мной, — проговорила Тина сквозь зубы. — Я позвала его на вечеринку.

Детективы переглянулись, не понимая.

— Он женат, теперь ясно? — сказала Тина.

* * *

В данный момент они хотели переговорить только с двумя людьми, связанными с шоу.

Первым был Мигель Ролдан — так совпало, что он оказался латиноамериканцем и к тому же употреблял кокаин. Салли Андерсон нюхала кокаин, а Пако Лопес был «латиносами». Они хотели спросить Ролдана, где он добывал порошок и где брала порошок Салли, не в одном и том же месте? И не было ли это место, по случаю, собственной лавкой сладостей Пако Лопеса? Вторым человеком был Алан Картер, женатый продюсер «Жирной задницы». У него, в соответствии с показаниями Тины Вонг, был маленький закулисный романчик с танцовщицей-китаянкой, возникший в сентябре, когда они разглядели друг друга на приеме по случаю премьеры шоу. Детективы хотели спросить Картера, почему он думал, что Салли Андерсон — «рыжая малышка»? Не было ли у Картера еще одной внебрачной связи с танцовщицей-блондинкой? Если не было, то зачем он так старался показать, что едва помнит ее? Они ничего не спрашивали у Тины по поводу видимого смущения Картера. Если была какая-то связь между ним и погибшей девушкой. Тина вполне могла и не знать об этом, и в этом случае они не хотели его настораживать. Они интуитивно чувствовали, что он лжет, утверждая, что не помнит Салли Андерсон. Теперь они хотели выяснить, почему он лжет.

Им не удалось выяснить это к вечеру в воскресенье.

Консьерж в доме, где проживал Картер (Гровер-Вест), сказал детективам, что они с миссис Картер уехали около четырех вечера. Он не знал, куда и когда они вернутся. Он высказал предположение, что мистер Картер уехал опять в Филадельфию, но это не увязывалось с тем фактом, что супруги уехали в лимузине с шофером. Мистер Картер обыкновенно ездил в Филадельфию поездом и, кроме того, всегда отправлялся один. Едва ли он поехал в Филадельфию, размышлял Карелла. Вчера по телефону Картер сказал, что не поедет в Филадельфию до вечера в среду.

Детективы отправились через город туда, где Мигель Ролдан жил с Тони Асенсио, другим танцором-латиноамериканцем из шоу. Дома никого не было, не было также и консьержа, который мог бы сказать что-либо по поводу их отсутствия.

Карелла пожелал спокойной ночи Мейеру в десять минут седьмого и только тогда вспомнил, что еще не купил подарок для Тедди. Он шагал по улице Стем, пока не нашел открытого магазина белья. Там были трусики с «особенным» вырезом и еще несколько видов таких, которые можно поедать, как конфеты. Он решил, что это не совсем то, и потом еще провел в поисках подарка целый час, пока не остановил свой выбор на коробке шоколадных конфет в форме сердца. У него было чувство, что он обижает Тедди.

В ее глазах и на лице не было разочарования, когда он вручил подарок. Он объяснил, что это только предварительный подарок и что он купит ей настоящий подарок, когда ему станет немного полегче расследовать последнее дело. Он не знал, когда это произойдет, но дал себе обещание, что непременно купит ей завтра что-нибудь фантастическое. Он еще не знал, что дело принимало своеобразный оборот и что он узнает об этом на другой день, в результате чего ему снова придется отложить свои грандиозные планы.

За обедом десятилетняя Эйприл жаловалась, что получила только одну открытку на Валентинов день, да и та — от олуха. Она произнесла это слово, скривив лицо в точности, как Тедди: темные глаза и темные волосы, красивый рот, выражающий полное презрение. Ее десятилетний брат Марк, который на Кареллу был похож больше, чем на мать или на сестру-близняшку, высказал предположение, что пославший открытку Эйприл должен быть олухом. Тогда Эйприл схватила недоеденную свиную отбивную за косточку и воинственно подняла ее над головой, как топорик. Карелла утихомирил их. Фанни пришла с кухни и невзначай заметила, что это те самые отбивные, которые она вынула из морозилки вчера, и она надеялась, что на вкус они хорошие и что никто в семье не заработает трихиноз. Марк пожелал узнать, что такое трихиноз. Фанни сказала, что это связано с «касуле», и подмигнула Карелле.

Дети легли спать в девять.

Некоторое время Стив и Тедди смотрели телевизор, а потом пошли в спальню. Тедди находилась в ванной комнате, казалось, необыкновенно долго. Карелла решил, что она злится. Когда она вернулась из ванной, на ней был халат поверх ночной рубашки. Обыкновенно она не бывала такой скромной в их собственной спальне. Он все больше и больше стал думать, что коробка конфет, в которой на обратной стороне крышки даже не был изображен ассортимент, не понравилась ей. Таким глубоким было его собственное чувство вины («Итальянцы и евреи, — бывало, говорил Мейер, — самые виноватые люди на земле»), что он не вспомнил, пока она не откинула в темноте одеяло и не забралась в постель рядом, что она не преподнесла ему ничего вообще.

Он включил ночник.

— Милая, — сказал он, — прости. Я знаю, я должен был сделать это раньше. Глупо, что я отложил это на последнюю минуту. Обещаю тебе, что завтра…

Она приложила пальцы к его губам, чтобы он замолчал.

Она села.

Она спустила тесемку ночной рубашки.