И это словечко «пощекотю» напомнило Клингу кое-что.

Полицейский не всегда понимает, как он запоминает тысячи мелких деталей бесчисленных уголовных дел, которые попадают к нему на стол и с которыми он сталкивается ежедневно. Но как раз память часто выручает. Тот факт, что какой-то преступник с ножом был черным, не помогает вспомнить. Не помогает и имя Анни, не помогает и знание того, что девушка была худющая и зарабатывала на жизнь ремеслом проститутки. Но первый раз Клинг услышал слово «щекотить» на авеню Масонов. Худая черная проститутка, полоснувшая клиента ножом по лицу, говорила потом: «Я бобра не щекотила».

Коттон Хейз, который приехал на вызов вместе с ним, рассказал Клингу, что он сам впервые услышал это выражение в Новом Орлеане, и оно означало, конечно, «пырнуть». Пугану звали Анни Хэлмс. В тот момент, когда жена жертвы повторила то, что приговаривала Анни, вспарывая руку своему бывшему дружку, Клинг щелкнул пальцами.

Он находился здесь сегодня, несмотря на свой выходной, потому что: 1) он жил только в шести кварталах отсюда в маленькой квартирке в тени моста Калмз-Пойнт; 2) он не мог допросить вдову Марвина Эдельмана до завтра, потому что она находилась в пути домой с Карибского моря после звонка дочери — та известила ее, что вчера был убит Эдельман; 3) больше ему практически нечего было делать по поводу убийства, пока в лаборатории Гроссмана не получат информацию об оружии, которое было использовано при убийстве; 4) он знал, что отдел установления личности был открыт семь дней в неделю (хотя мэр грозил урезать финансирование), и он надеялся раздобыть фотокарточку Анни Хэлмс, которую мог бы затем показать тому, кого она пырнула, и его жене, которая видела все это, надеясь на положительное установление личности, — этого будет достаточно для ареста.

Вот почему он находился здесь.

Он не сказал Гроссману, почему он здесь, хотя было начал рассказывать… Эта история с треугольником «моряк — жена — бывшая подружка» напомнила ему сцену в спальне, в квартире, где Клинг жил с Огастой, их собственный треугольник, обнаженную Огасту, нелепо прижимающую одеяло к груди, пряча свой стыд и наготу от мужа, ее широко раскрытые зеленые глаза, спутанные волосы, капельки пота на великолепных скулах, ее дрожащие губы. Рука Клинга с пистолетом тоже дрожала. Мужчина, который был рядом с Огастой, — третья сторона треугольника, — был в трусах и тянулся к брюкам, сложенным на стуле. Он был невысокого роста, волосатый, похож на Дженеро, у него были вьющиеся черные волосы, широко раскрытые от ужаса карие глаза, но он не был Дженеро, он был любовником Огасты. Он обернулся от стула со сложенными брюками и только сказал: «Не стреляйте».

И Клинг навел на него пистолет.

«Надо было выстрелить, — подумал теперь Клинг. — Если бы я застрелил его, то сейчас бы жил без стыда. Тогда бы мне не пришлось прерывать свой рассказ про моряка-голландца и его подружку из опасения, что даже такой приличный человек, как Сэм Гроссман, вспомнит и подумает: „Ах, ну, конечно же, Клинг и его жена, которая его обманывала. Конечно же, Клинг ничего не сделал, не пристрелил того, кто…“»

— Эй, привет! — услышал он.

Он шел к лифту, склонив голову, глядя в мраморный пол. Он не узнал ее голоса, он даже не понял вначале, что она обращается к нему. Но он поднял глаза, потому что кто-то преградил ему дорогу. Этим «кем-то» была Эйлин Берк.

На ней был простой коричневый костюм с зеленой блузкой. Зеленой — под цвет ее глаз. Длинные рыжие волосы не закрывали лица; она прямо стояла в туфлях-лодочках на высоком каблуке, которые были слегка темнее костюма. У нее была сумка через плечо, и он увидел в сумке дуло пистолета между скомканных салфеток «Клинекс». Фото, забранное в пластиковую карточку-пропуск, прикрепленную к лацкану костюма, изображало также Эйлин Берк, но помоложе, в рыжих кудряшках. Она улыбалась — на фото и сама лично.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Никто сюда не приходит в воскресенье.

— Мне нужно фото из отдела установления личности, — ответил он. Казалось, она ждала, что он скажет дальше. — Ну, а ты?

— Я здесь работаю. В особой части штабного дивизиона. Прямо на этом этаже. Заходи на чашку кофе. — Ее улыбка стала шире.

— Нет, спасибо, я тороплюсь, — сказал Клинг, хотя вовсе не спешил.

— Ладно. — Эйлин пожала плечами. — На самом деле я рада, что встретила тебя. В любом случае я собиралась позвонить тебе попозже.

— Да? — спросил Клинг.

— Мне кажется, я потеряла сережку. У вас или в прачечной, где я встречалась с Трусоватым. Если в прачечной, то пиши пропало. Если в комнате детективов или в машине, когда ты меня подвозил вчера…

— Да, — сказал Клинг.

— Это была простенькая золотая сережка, как монетка в двадцать пять центов. Обычная такая сережка, с какой можно пойти в прачечную.

— С какого уха? — спросил он.

— С правого, — сказала она. — А какая разница? То есть она была на правом ухе, но серьги можно вешать на любое ухо, так что…

— Да, верно, — сказал Клинг. Он смотрел на ее правое ухо, или на что-то за ухом, или на что-то еще. Он только не смотрел ей в лицо, стараясь не встретиться с ней взглядом. «Что с ним происходит?» — подумала она.

— Ладно, погляди там, хорошо? — сказала она. — Если найдешь, позвони. Я в особой части, ты знаешь, но я не сижу на месте… Просто передай, что звонил. Если найдешь. — Она поколебалась. — Итак, это правая сережка. Если найдешь левую, значит, не моя. — Она улыбнулась. Он не улыбнулся в ответ. — Ладно, увидимся в бильярдной, — сказала она, помахала на прощание рукой, повернулась на каблуках и пошла прочь.

Клинг нажал кнопку лифта.

* * *

Тина Вонг бегала трусцой по парку в снежную погоду и, когда вернулась, с удивлением увидела детективов — они ждали ее в вестибюле дома. На ней был серый спортивный костюм «Найк» и вязаная шапочка, но не такая цветастая, какую Мейер получил в подарок от жены. Ее кроссовки были мокрые, так же, как и рейтузы.

— Ax! — сказала она и почему-то оглянулась, будто поставила машину в неположенном месте.

— Извините за беспокойство, мисс Вонг, — сказал Мейер. На нем не было той шапочки, что связала жена и подарила ему на Валентинов день. На нем была мягкая синяя шляпа, в которой вид его был более стильный.

— Мы хотели задать несколько вопросов, — объяснил Карелла. Они ждали в вестибюле около сорока минут. Консьерж в доме Тины предложил им подождать, пока «мисс Вонг набегается».

— Пожалуйста. — Тина указала им на кучу мебели, собранной у искусственного камина. В вестибюле было очень жарко. Лицо Тины раскраснелось от холода и от бега. Она сбросила вязаную шапочку и тряхнула волосами. Все трое сидели на стульях у искусственного камина. Консьерж находился у пульта с другой стороны вестибюля и читал заголовки в утренней газете. Слышался механический шум; детективы не могли угадать, откуда он шел. В вестибюле пахло влажной одеждой. За стеклом входных дверей дул сильный ветер.

— Мисс Вонг, — сказал Карелла, — когда мы говорили с вами вчера, вы помните, мы вас спрашивали, не употребляла ли Салли кокаин?

— Угу, — кивнула Тина.

— И помните, вы сказали нам…

— Я сказала, что, насколько мне известно, не употребляла.

— Означает ли это, что вы никогда не видели, как она употребляла кокаин?

— Никогда.

— Означает ли это также, что она никогда не говорила с вами об этом?

— Никогда.

— Стала бы она говорить с вами об этом?

— Мы были близкими подругами. Нет ничего ужасного в том, чтобы изредка нюхнуть чуток. Думаю, если бы она употребляла кокаин, то сказала бы мне об этом.

— Но она не сказала.

— Нет, не сказала.

— Мисс Вонг, по показаниям Тимоти Мура, Салли Андерсон отправилась на какую-то вечеринку в воскресенье вечером. К кому-то по имени Лонни. Черной танцовщице в шоу.

— Да? — сказала Тина.

— А вы были на той вечеринке?

— Да, была.

— Но мистера Мура там не было.

— Нет, не было. Ему надо было заниматься. Накануне Нового года он принял решение…

— Да, он говорил нам. В тот вечер вы не заметили, чтобы мисс Андерсон нюхала кокаин?

— Нет.

— А другие?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Там были другие члены труппы?

— Да, конечно.

— Вы помните, когда мы говорили вчера, вы упоминали, что кое-кто в труппе употребляет кокаин.

— Да, я могла так сказать.

— Вы сказали, что некоторые употребляют чуточку кокаина, время от времени.

— По-моему, я так говорила.

— Кто-нибудь из них употреблял кокаин в воскресенье? Вы заметили?

— Я не уверена, что должна отвечать на этот вопрос, — сказала Тина.

— Почему нет? — спросил Мейер.

— Почему вы вообще думаете, что Салли нюхала кокаин?

— Нюхала? — тотчас спросил Карелла.

— Я сказала, что мне об этом неизвестно. Но все ваши вопросы… Да какая разница, употребляла она кокаин или нет? Ее убили. При чем тут кокаин!

— Мисс Вонг, у нас есть основания полагать, что она употребляла кокаин.

— Откуда? Какие основания?

— Мы провели опыты с остатками в сумке.

— И они оказались кокаином?

— Мы практически уверены в этом.

— Что это означает? Был кокаин или не был?

— Опыты не были исчерпывающими, но из того, что…

— Значит, это могло быть что угодно, так? Пудра или…

— Нет, это не пудра, мисс Вонг.

— Почему вы так стремитесь доказать, что она употребляла кокаин?

— Вовсе не стремимся. Мы просто хотим узнать, кто еще его употреблял.

— Откуда мне знать, кто еще употреблял?