Из грубого эротического начала их связь переросла в нечто подобное любви, странной, патологической. У Бентона не было ни друзей, ни приятелей. Что-то в нем отталкивало мужчин, и Бланш была его единственным другом.

Развернув газету и увидев фото Бланш и броский заголовок, сообщавший о ее смерти, Бентон побледнел. Оглушенный, он долго сидел, зажав газеты в длинных красивых пальцах. Чувство утраты парализовало его. Когда он, наконец, смог двигаться, то медленным, неуверенным шагом направился к буфету. Налил себе стакан бренди, выпил и снова налил. Потом вернулся к креслу и еще раз прочел сообщение об убийстве. И пока читал, его лицо все больше морщилось, и Бентон заплакал. Позже он позвонил на квартиру Уэсли, но никто не ответил. Позвонил на фабрику и узнал, что Уэсли не приезжал и туда. Большего Бентон ничего не мог сделать, он снова сел в кресло и, не отрываясь, смотрел на противоположную стенку, до боли прикусив бледную губу.

Он все еще сидел так, когда позвонил Уэсли. Тот был краток, и его голос звучал невыразительно. Уэсли попросил Бентона присмотреть за фабрикой.

– Некоторое время меня не будет, вам придется обходиться без меня. Срочной работы нет. Если я вам понадоблюсь, вы можете связаться со мной через клуб.

Бентон был ошеломлен тем, что Уэсли решил взвалить на него все дела. Он не посмел показать, насколько его ранило известие о смерти Бланш. Он считал, что Уэсли не имеет понятия о его связи с ней. Иначе наверняка, озлясь, пустил бы Бентона по миру – он был поручителем большого кредита в банке для Бентона.

Мысль о том, что придется идти на фабрику, была Бентону отвратительна. Ему хотелось остаться дома, вспоминая о Бланш. Он даже не сумел заставить себя выразить Уэсли соболезнование. Ни один из них в разговоре не произнес имени погибшей. Как только Хуг пообещал, что присмотрит за фабрикой, Уэсли сразу повесил трубку. А ведь Бентон тоже думал о каком-нибудь благовидном предлоге, чтобы взять отпуск на несколько дней.

О следующих двух днях Бентон помнил смутно. Хотя он и садился в обычное время за свой письменный стол, совсем не занимаясь делами на фабрике. Выглядел он ужасно: бледный, измученный, убитый горем. К счастью, были способные помощники, которые поняли его состояние и избавили его от основной работы, если не считать необходимых подписей в документах. Бентон побывал в Лондонском суде и внимательно изучил Гарри Глеба. Его светлые, полные мстительного чувства глаза с удовлетворением отмечали страдание и страх на лице Гарри.

Вечером у Бентона возникло странное, подобное ностальгии, желание пойти в спокойный ресторан Сегетти на Джермиан-стрит, где они часто бывали с Бланш, сесть на свое привычное место в углу и мысленно быть снова с Бланш. Но едва он вошел в переполненный зал и увидел спешившего к нему Сегетти, как понял, что совершил ошибку. Без Бланш рядом он чувствовал себя обнаженным в этой атмосфере богатства, вкусной еды и легкомысленной болтовни. С Бланш ресторан казался восхитительным и дружелюбным, теперь же он нервировал его и вызывал неуверенность. И еще острее чувствовалось навалившееся одиночество. Одному ему в этом роскошном ресторане делать нечего. Он сразу начал казаться себе рыбой, выброшенной из воды. Без красивой, одетой в меха женщины, когда он, задумавшись, остановился у дверей, на него начали поглядывать с любопытством. Да и сам он уже понял, что превращается для Сегетти в проблему. Но отступать было поздно, и он быстро направился по красивому ковру навстречу приветствовавшему его хозяину.

– Конечно, мистер Бентон, – сочувственно заговорил Сегетти, ведя его к свободному столику, – бедная мадам, мы все ее так жалеем. Ужасно невероятно.

Бентон сел.

– Она любила сюда приходить, – сказал он, взглянув в черные глаза итальянца. – Ни одно другое место не доставляло ей столько удовольствия. – Ему хотелось бы сделать Сегетти своим поверенным, рассказать, каким одиноким себя чувствует, однако он знал за собой фатальную особенность вызывать неприязненность к себе у других. Эту нелюбовь он заметил и в глазах Сегетти и покраснел, подумав: – Черт с ним, не нужна мне его жалость.

Он заказал копченую семгу, которую обычно не ел, и бутылку любимого Бланш бренди. Уселся, не обращая внимания на устремленные на него любопытные взгляды. Бутылка быстро пустела. Он чувствовал, что немного захмелел, но не обеспокоился. Бренди всколыхнуло в нем столько тоски и горечи, что он едва не задохнулся.

Вдруг Бентон увидел входящих Джуди и Уэсли. Компаньона он узнал сразу: по черным очкам и осторожной, не очень уверенной походке. Девушка показалась незнакомой, он лишь отметил ее миловидность и яркий вечерний туалет. Вначале Бентон не обращал на нее внимания, поскольку не отрываясь глядел на Уэсли, едва веря своим глазам. Как он мог поступить так?! Как мог прийти в известный ресторан с женщиной, когда после зверского убийства жены не минуло и нескольких дней. Не из-за этого ли не появляется на фабрике? Неужели он закусил удила и бросился во все тяжкие? Кто она?

Он впился глазами в Джуди. Где он видел ее раньше? Внезапно он напрягся и подался вперед, плотно сжав бледные губы.

– Джуди! Горничная Бланш! – Он провел по глазам горячей сухой рукой и снова вгляделся… Сомнений не было, хотя он едва узнавал ее в этом вечернем платье, которое теперь казалось ему таким знакомым. Такое платье было у Бланш. Он хорошо это помнил: в нем Бланш была в тот вечер, когда первый раз отдалась ему. Это платье оживило перед ним картину их связи, и он похолодел от ужаса.

– А драгоценности? На ней бриллианты Бланш! Возмутительное богохульство! Он почувствовал, как кровь ударила в голову. Огни ресторана как-то потускнели, что-то жесткое сдавило ему горло. Теперь он был на ногах и им управлял лишь непереносимый страх.

Он смутно сознавал, что кто-то поддерживает его и чей-то голос спрашивает, не плохо ли ему. Со слепой яростью отбросив державшую его руку, на негнущихся ногах, с белым подергивающимся лицом и горящими глазами он устремился к столику Уэсли.

В ресторане вдруг стало очень тихо. Люди поворачивались и смотрели на него. Они видели, как он остановился возле Уэсли и дрожащим пальцем показал на Джуди.

– Вели этой грязной сучке снять платье твоей жены! – крикнул Бентон срывающимся голосом. – Как ты посмела, грязная служанка? – он выбросил руку, намереваясь схватить бриллиантовое колье, но Джуди отпрянула назад и взвизгнула.

Уэсли вскочил на ноги. Молодой офицер, сидевший по-соседству, бросился к ним и с силой ударил Бентона тыльной стороной ладони. Хуг отлетел назад.

– Пьяная свинья, – перенес он гнев на офицера.

Подоспели два официанта. Они схватили Бентона за руки, а Сегетти, нервно подрагивая, приказал поскорее вывести Бентона.

– Оставьте меня в покое! – кричал Бентон, яростно сопротивляясь. – Уберите руки прочь! – Его голос прервался и он жалобно зарыдал, вызвав общее смятение в зале. А он, словно выплеснув все свое отчаяние, поддерживаемый двумя официантами, молча тащился к выходу.

Глава 4

В течение дней, последовавших за смертью Бланш, Джуди успешно удовлетворяла свое тщеславие, мучившее ее с раннего детства. Наконец-то у нее было столько денег, сколько она хотела, квартира в Вест-Энде и норковое манто. В это трудно было поверить. И если бы не Уэсли, она беспечно бы наслаждалась своим счастьем. Но Уэсли ее тревожил. Джуди считала, что все мужчины похожи друг на друга. Они отличались лишь подходом. А всем им было нужно только одно. В принципе Уэсли ей нравился и, когда он настоял, что останется с ней, она приготовилась принять его как любовника. Но ее гордость была оскорблена – Уэсли не сделал даже попытки забраться к ней в постель. Он был дружелюбен и добр, но совершенно холоден, и это ее озадачило. С другими мужчинами она всегда знала, что делать, и могла рассчитать вперед каждый свой ход. Поведение Уэсли сбивало с толку, и по мере того, как шли дни, в ней росла к нему ненависть, рожденная подозрением, будто он не может забыть ее недавнего положения прислуги.

Чтобы досадить Уэсли, Джуди требовала дорогих подарков. Однако он казался лишь довольным и потакал всем капризам. Из магазина на Дью Бонд-стрит привез туалетный столик, отделанный эмалью и золотом. Потом купил ей золотой портсигар и зажигалку. Он водил Джуди в «Савой» завтракать, в «Беркли» обедать, а в «Киро» танцевать. Они были на бегах, в кино и театрах. Но все время она ощущала невидимый барьер между ним и собой, и это вызывало в ней ярость.

С ночи убийства Джуди не имела ни минуты, чтобы вспомнить о Гарри Глебе. Уэсли продумал все. Все дни и ночи были заняты бесконечными развлечениями, визитами в ночные клубы, театры и кино. В квартире не было радио, и им не приносили газеты. До нее не доходило никаких новостей из внешнего мира. Ей никто не звонил и не писал. Она понятия не имела о том, что с Гарри, и о том, что Френч и Дана все еще не пойманы. Джуди была поглощена новой жизнью, не подозревая, что ее стараются держать в своего рода плену. Уэсли ни на минуту не оставлял ее. Тем не менее она быстро сообразила другое – что Уэсли готов выполнить любое ее желание. Она давно мечтала о нарядах Бланш и наконец решила, что настало время заговорить об этом.

Прежде чем начать разговор, Джуди позаботилась, чтобы выглядеть более соблазнительно. Она надела облегающее шелковое платье, подаренное Уэсли накануне, и предстала перед ним. Но Уэсли был непоколебим. Он сидел в кресле перед огнем и изучал ее без особого интереса. Наконец поинтересовался:

– Какая шалость у тебя на уме?

Она улыбнулась и попыталась сесть к нему на колени, но он отстранил ее мягким движением руки.

– Пойди и сядь у окна, где я смогу тебя видеть.

«Он безнадежен», – подумала она, но показывать, насколько это ее бесит, не отважилась.

– Мне нужно кое-что из одежды, – начала она, засунув руки в карманы, чтобы позволить шелку платья обрисовать ее маленькие груди. Сигарета свисала с ее тщательно накрашенных губ. Выпуская дым через ноздри, Джуди слегка прищурилась, пряча настороженность.