Когда над вершинами гор забрезжил рассвет, я заснул. Ночь показалась мне бесконечной, и адская мука оттого, что мои надежды рухнули, терзала меня, как зубная боль. Завтрак был по обыкновению на веранде. Солнце было жарким, и по-прежнему перед глазами был очаровательный ландшафт, но ощущение счастья куда-то ушло. Все казалось каким-то будничным. Я был раздражен и молчалив, хоть и пытался казаться таким, как всегда.

Медленно прошли еще два дня. Я и Кэрол продолжали ездить на озеро. Плавали, говорили, слушали граммофон, читали книги. Однако теперь мы оба знали, что в наших отношениях что-то не так, но молчали. Я-то, конечно, знал, в чем дело, а Кэрол, как мне казалось, ни о чем не догадывалась. Я даже не сомневался, что она ничего не заподозрила, она просто тревожилась за меня, поэтому время от времени я ловил на себе ее удивленный взгляд, в котором была боль. А я после ночного звонка все время думал о Еве. Когда я читал, ее лицо смотрело на меня со страниц книги. Если я слушал граммофон, я слышал не музыку, а ее голос: «Мне не нужны твои проклятые деньги». Эти слова постоянно звучали у меня в ушах. Я просыпался по ночам с бешено бьющимся сердцем и с ощущением, что я держу в своих объятиях Еву. И только придя в себя, я понимал, что это бред, что на самом деле я сплю у себя дома и обнимаю Кэрол. Как наркоман ждет очередного укола, так я жаждал Еву. Я начал считать часы, оставшиеся до той минуты, когда Кэрол сядет в машину и наконец уедет на студию. При всем том я по-прежнему любил Кэрол. Было похоже на то, что в моей телесной оболочке умещались два человека: один страдал из-за холодного безразличия Евы, а другой с удовлетворением принимал любовь Кэрол. И с этими двумя разными людьми я не мог справиться.

Было воскресное утро. Мы сидели с Кэрол в лодке. На моей жене был красный купальник, красиво оттеняющий ее золотистую кожу и черные волосы.

— Как было бы чудесно, если бы мы всегда были так счастливы, правда, Клив?

Я сделал несколько гребков и только тогда ответил:

— Мы и будем счастливы, дорогая.

— Не знаю. Иногда мне кажется, что все изменится.

— Вздор. — Я прижал весла к бортам и уставился на ровную поверхность озера. — Почему? Что может произойти?

Немного помолчав, Кэрол сказала:

— Давай никогда не будем такими, как многие супружеские пары, которые обманывают друг друга и лгут.

— Не думай об этом, — сказал я, спрашивая себя, догадывается ли жена о том, что у меня на уме. — С нами такого никогда не случится.

Минуту или две она оставалась спокойной и, опустив руку за борт лодки, разбрызгивала воду.

— Если я надоем тебе, Клив, и ты захочешь уйти к другой, скажи мне об этом. Обещаешь? Если я услышу сама правду от тебя, я легче перенесу это испытание, чем если бы ты скрывался и обманывал меня.

— Что это на тебя нашло? — Я прижался к Кэрол и заглянул ей в глаза. — Зачем ты говоришь об этом?

Она ответила мне с улыбкой:

— Просто я хочу, чтобы ты знал это. Я думаю, что если бы мне стало известно, что ты обманываешь меня, то я ушла бы и ты никогда больше не увидел бы меня.

Я попробовал все обратить в шутку:

— Прекрасно, теперь мне ясно, как избавиться от тебя.

Кэрол кивнула:

— Да, я сама подсказала, как избавиться от меня.

Когда мы вернулись во Фри-Пойнт, на дорожке стоял большой черный «паккард». Появление чужой машины было неожиданностью и для меня, и для Кэрол.

— Кто бы это мог быть? — спросил я у своей спутницы.

— Давай посмотрим. Как жаль, что кто-то навестил нас, когда нам осталось один-единственный день побыть вместе.

Я подъехал к дому. На веранде сидел какой-то маленький черноволосый толстяк. На столике перед ним стоял высокий стакан виски с содовой. Непрошеный визитер махнул Кэрол рукой и встал.

— Какого черта он явился сюда? — шепотом спросил я Кэрол.

Она сжала мне руку и тихо сообщила:

— Бернштейн. Сам Бернштейн из «Интернэшнл Пикчез». Интересно, зачем он прибыл?

Мы поднялись на веранду. Бернштейн ласково похлопал Кэрол по руке, потом повернулся ко мне.

— Значит, вы и есть Фарстон? — спросил он, протягивая мне вялую пухлую руку. — Счастлив познакомиться с вами, мистер Фарстон. Рад и счастлив, а я нечасто говорю такие слова авторам, не правда ли, малышка?

Кэрол заблестевшими глазами посмотрела на гостя.

— Да, Сэм. Мне ты по крайней мере никогда не говорил таких слов.

— Итак, у вас медовый месяц. Разве это не романтично? Вы на седьмом небе? Оба? Прекрасно. Я и сам вижу, что счастливы. Господи, как хорошо ты, крошка, выглядишь: замужество пошло тебе на пользу. Знаете, Фарстон, я следил за этой особой с тех самых пор, как она приехала в Голливуд. Ее сценарии великолепны. Просто потрясающие, но крайне сдержанны. Словно в сердце Кэрол лед. Кэрол, малышка, часто говорил я ей, тебе нужен мужчина, крупный, сильный мужчина, и тогда ты напишешь шедевр. Но она не обращала на мои слова ни малейшего внимания. — Гость потянул меня за рукав и прошептал: — Вся жалость в том, что я не тот мужчина, которого искала эта девочка. — Он рассмеялся, похлопал Кэрол по плечу и обнял ее. — Теперь она наверняка будет писать сенсационные сценарии.

Комплименты ласкали слух, но я все время задавал себе вопрос, что этому Сэму здесь нужно. Ведь не приехал же он из Голливуда, чтобы сказать мне, что рад и счастлив познакомиться со мной и что Кэрол недоставало большого, сильного мужчины.

— Давайте присядем, — сказал толстяк, подходя к столу. — И выпьем за ваше счастье. Я приехал сюда, чтобы побеседовать с вашим умным мужем, Кэрол. Мне нужно поговорить с ним об очень важных делах, иначе я не стал бы портить вам медовый месяц. Ты ведь хорошо знаешь меня, не так ли, малышка? В душе я романтик… романтический любовник, и я не стал бы портить ваш праздник, но дело срочное и не терпит отлагательств.

— Послушай, Сэм, — обратилась Кэрол к гостю, устремив на него горящие от волнения глаза. — О чем ты хочешь поговорить?

Бернштейн провел рукой по своему толстому лицу — и его маленький, крючковатый нос стал почти прямым.

— Я прочел вашу пьесу, мистер Фарстон, и нашел ее очень хорошей.

У меня по спине пробежал холодок.

— Вы имеете в виду «Остановку во время дождя»? — спросил я, уставившись на Сэма. — Так ведь? Да, конечно, это неплохая пьеса.

Лицо гостя-романтика расплылось в улыбке.

— На основе этой пьесы можно сделать великолепный фильм. Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Давайте вместе превратим вашу пьесу в киноленту.

Я мельком бросил взгляд на Кэрол. Она положила свою руку на мою и пожала ее.

— Я же говорила тебе, Клив. Я была уверена, что Сэму понравится твоя пьеса, — задыхаясь от волнения, проговорила моя жена.

Я посмотрел на Бернштейна.

— Вы серьезно делаете мне заявку на киносценарий?

Сэм развел руками:

— Серьезно ли мое предложение? Ну зачем бы я стал тащиться в такую даль, если бы у меня не было веских к тому причин? Правда, есть один нюанс, который надо обговорить. Он имеет для меня значение.

«Выходит, не все так гладко, как кажется», — подумал я, и мое радостное волнение сразу исчезло.

— Что вы имеете в виду?

— Скажите, что имеет против вас Голд? — Сэм наклонился вперед. — Не скрывая ничего, изложите действительную подоплеку конфликта, и тогда мы это дело уладим и начнем делать картину. Наша фирма составит с вами контракт. Все будет в порядке. Но вначале я должен примирить вас с Голдом.

— Из этого ничего не получится, — с горечью проговорил я. — Он ненавидит меня. Он любит Кэрол. Теперь вам ясно, почему он настроен против меня.

Бернштейн посмотрел на меня, потом на Кэрол и разразился хохотом.

— Смешно, — сказал он, когда отдышался. — Я понятия не имел об этом. На его месте я бы тоже возненавидел вас. — Сэм опустошил половину стакана и поднял короткий толстый палец. — Выход есть. Правда, не совсем удачный, но в конце концов, — он пожал плечами, — все уладится. Поступим следующим образом: вы напишете сценарий, я отнесу его Голду и сообщу, что снимаю фильм. Голд всегда поступает, как я хочу, но прежде всего вам надо написать сценарий.

— Прежде всего я хочу, чтобы был составлен контракт.

Бернштейн нахмурился.

— Нет. Контракты заключает Голд. Но я обещаю, что договор будет подписан к тому времени, как вы закончите сценарий. Даю слово. — Гость протянул мне руку.

Я посмотрел на Кэрол.

— Все в порядке, Клив. Сэм всегда добивается своего. Если он сказал, что за контрактом дело не станет, значит, так оно и будет.

Мы с Бернштейном пожали друг другу руки.

— О'кей, — согласился я. — Я напишу сценарий, а вы продадите его Голду. Так?

— Так, — ответил Сэм. — Я уезжаю. Я и так украл у вас слишком много минут вашего медового месяца. Но и напоследок скажу, что такая драма не может не волновать. Мы будем работать вместе, чтоб и фильм был не хуже пьесы. За контракт не переживайте: он будет составлен на очень выгодных для вас условиях. Приезжайте в понедельник ко мне на студию в десять утра. Кэрол покажет вам, где находится мой кабинет. И мы примемся за работу.

Когда гость ушел, Кэрол бросилась в мои объятия.

— Господи, как я рада, — воскликнула она. — Бернштейн сделает прекрасный фильм. Если вы будете работать вместе, результат получится отличным. Ну, разве это не чудесно? Ты доволен?

Я был испуган и встревожен. В моих ушах звенел голос Бернштейна: «Мне нравится ваша точка зрения. И нравится манера ее изложения. Ваша драма волнует, трогает сердце. Контракт будет составлен на очень выгодных для вас условиях». Все сказанное Сэмом относилось не ко мне. Он говорил о Джоне Коулсоне. Я же знал то, что не смогу написать сценарий.