Эд Макбейн - Кукла

— О, наконец-то ты и сам признал это.

— Что? То, что Берт действует мне на нервы? Само собой — действует.

— И при этом положение с каждым днем только ухудшается. Ты же, Стив, и сам прекрасно это знаешь. С каждым днем атмосфера все больше накаляется. Послушай, да какого черта мы тут с тобой спорим? Его уберут отсюда и все. — Бернс коротко кивнул как бы в подтверждение своих слов и тяжело плюхнулся в кресло, уставившись на Кареллу с почти детским вызовом.

Карелла тяжело вздохнул. Он пробыл на работе почти без перерыва уже около пятидесяти часов и жутко устал. На службу он прибыл без четверти девять утра в четверг и весь день был занят сбором информации, необходимой для завершения дел, накопившихся за март. Потом он проспал несколько часов в кладовке, прикрывшись собственным пальто, а в семь часов утра в пятницу его вызвали на пожар, где пожарные заподозрили поджог. Когда он вернулся в участок, там его уже ждала телефонограмма с просьбой безотлагательно позвонить по указанным там телефонам. К тому времени, когда он позвонил по всем указанным телефонам — причем один из них был от помощника судебно-медицинского эксперта, который почти целый час объяснял ему, что яд, который обнаружен в желудке вскрытой собаки, абсолютно идентичен яду, обнаруженному в желудках других шести собак, отравленных на этой неделе — на часах уже была половина второго. Карелла послал Мисколо в ближайший ресторанчик за завтраком, но не успели принести сделанный заказ, как ему срочно пришлось выехать на ограбление, совершенное на Одиннадцатой Северной. Вернулся он оттуда примерно в половине шестого, и снова отправился в кладовку, чтобы хоть немного поспать. Потом всю ночь, разбившись по тройкам, они обследовали притоны для подпольной карточной игры. А в половине девятого в субботу поступило сообщение о случае в квартире Закс, в результате чего ему пришлось допрашивать маленькую плачущую девочку. Сейчас была половина одиннадцатого, он жутко устал и единственное, чего ему хотелось в настоящий момент, так это добраться наконец до дома, а не спорить с лейтенантом по поводу человека, который и в самом деле был виноват в том, в чем лейтенант его обвинял. На такие споры просто уже не хватало сил.

— Пускай он поработает со мной, — сказал он наконец.

— Как это — поработает?

— Поручи нам расследование дела об убийстве Закс. В последнее время я работал с Мейером. Вот ты и дай мне вместо него Берта.

— А в чем дело? Тебе что — не нравится чем-нибудь Мейер?

— Мейер мне нравится, я просто обожаю работать с Мейером, но сейчас я устал, я думаю только об одном — как бы мне добраться до дома, до постели и поэтому я прошу — поручи мне вместе с Бертом вести новое дело.

— И чего ты собираешься этим добиться?

— Я и сам не знаю.

— Я решительный противник шоковой терапии, — сказал Бернс. — Эта женщина, Закс, была убита самым жестоким образом, и это только будет напоминать Берту о…

— Да причем тут терапия! — возразил устало Карелла. — Я просто хочу поработать вместе с ним. Мне хочется, чтобы он понял, что в этом дурацком участке есть еще люди, которые продолжают думать, что он приличный парень. Послушай, Пит, я и в самом деле очень устал и совсем не хочу продолжать спор на эту тему, честное слово. Если ты собираешься переводить Берта в другой участок — это твое дело. Хватит с меня споров. Но все-таки я хотел бы, чтобы ты прямо сейчас сказал мне, согласен ты на мое предложение или нет?

— Ладно, бери его, — сказал Бернс.

— Вот и спасибо, — ответил Карелла и сразу же направился к двери. — Спокойной ночи, — сказал он, обернувшись в дверях, и вышел.

Бывает иногда так, что при начале нового дела тебе кажется, будто у тебя на руках одни сплошные козыри.

Именно так началось и это дело, когда в понедельник утром Стив Карелла в сопровождении Берта Клинга прибыл к дому на Стаффорд-Плейс для допроса лифтера.

Лифтеру этому было около семидесяти лет, но он все еще отличался отменнейшим здоровьем, держался совершенно прямо и фигурой своей и ростом походил даже чем-то на Кареллу. Но при этом у него был только один глаз, за что его и называли Циклопом, — и это было, пожалуй, единственным, что могло вызвать сомнение в его показаниях как свидетеля. Однако он привычно и охотно объяснил, что глаз свой он потерял еще во время Первой мировой войны. Он явно гордился и героически потерянным глазом, и связанным с этим прозвищем Циклоп. Его сохранившийся глаз сиял такой ясной и проникающей чистотой, что, казалось, в нем виден был также и живой ум бодрого ветерана. Он внимательно выслушал все вопросы, которые задавали ему попеременно оба детектива.

— Конечно же, это я подымал его наверх в лифте, — сказал он в ответ.

— Значит, это вы доставили мужчину в квартиру миссис Закс вечером в пятницу? — уточнил еще раз Карелла.

— Совершенно верно.

— И в котором часу это было?

Циклоп задумался на минуту. Он носил черную повязку на пустой глазнице и поэтому несколько смахивал на пирата, наряженного в форму лифтера, да вдобавок еще и совершенно лысого.

— Кажется, тогда было девять часов или половина десятого.

— А потом этот мужчина вместе с вами спускался вниз, да?

— Нет.

— А в котором часу вы сменились?

— Я не покидал этого дома до восьми часов утра.

— А с какого и до какого часа вы работаете, мистер Месснер?

— Мы тут работаем в три смены, — пояснил Циклоп. — Утренняя смена начинается в восемь и длится до четырех, а кладбищенская смена длится с полуночи до восьми утра.

— Так в какой же смене были вы? — спросил Клинг.

— В ночную, ее-то мы и называем кладбищенской. Вы просто случайно застали меня здесь. Меня должны были сменить через десять минут.

— Но если вы заступаете на смену с полуночи, то как же вы очутились здесь в девять часов вечера в пятницу?

— Мой напарник, которого я должен был сменять в двенадцать, заболел и попросил отпустить его домой. Смотритель дома позвонил мне и попросил прийти в этот день пораньше. Вот я и решил выручить напарника.

— Тинке Закс эта ночь наверняка показалась длинной, — сказал Клинг.

— Верно. Но я-то, во всяком случае, вез в лифте этого парня часов в девять — половине десятого, а вниз он так и не спустился к тому моменту, когда мне нужно было сменяться с дежурства.

— Это было в восемь часов утра? — спросил Карелла.

— Правильно.

— А это обычно? — спросил Клинг.

— Что — обычно?

— Это обычно, что к Тинке Закс приезжали мужчины, которые поднимались к ней в квартиру в девять, половине десятого вечера и не спускались вниз до восьми утра.

Циклоп помигал своим единственным глазом.

— Я не люблю разговаривать о мертвых, — сказал он.

— А мы пришли сюда именно ради того, чтобы поговорить с вами о мертвых, — возразил ему Клинг. — И о тех живых, которые навещают этих мертвых. Я задал вам простой и понятный вопрос и ожидаю услышать на него прямой и ясный ответ. Имела Тинка Закс обыкновение принимать гостей мужского пола и оставлять их у себя на всю ночь?

Циклоп снова замигал своим глазом.

— Полегче на поворотах, парень, — сказал он. — Иначе ты тут так меня запугаешь, что я сбегу от тебя в кабину лифта.

Карелла счет необходимым рассмеяться этой немудреной шутке и тем самым хоть немного разрядить атмосферу. Циклоп с готовностью улыбнулся человеку, оценившему по достоинству его юмор.

— Вы же понимаете, как это в жизни бывает, не правда ли? — сказал он, обращаясь к Карелле. — То, что миссис Закс делала у себя в квартире — это ее личное дело и никого не касается.

— Разумеется, — живо подтвердил Карелла. — Мой напарник, как я полагаю, просто удивился, что у вас в связи с этим не возникло никаких подозрений. Ведь человек этот так и не спустился вниз. Вот, собственно, и все.

— Ох, — Циклоп задумался, а потом вдруг признался: — Да, видите ли, я просто и вовсе об этом не думал.

— Значит, для нее это было обычным делом, правильно? — спросил Клинг.

— Я не сказал, что это было для нее обычным делом, как не говорю и того, что это необычно. Единственное, что я могу по этому поводу, сказать, так это то, что если женщине исполнился уже тридцать один год и она желает при этом пригласить к себе в квартиру мужчину, то не мне указывать ей, сколько он там должен пробыть у нее — целый день или целую ночь — это ее личное дело, не имеющее никакого касательства ко мне, сынок.

— Да, я прекрасно вас понимаю, — сказал Клинг.

— Вот и славно, — сказал Циклоп и кивнул.

— Фактически, — сказал Карелла, — парню этому совсем не обязательно было спускаться на лифте, правда? Он ведь мог выбраться через чердак на крышу и перебраться по ней на другой дом.

— Конечно, — тут же согласился Циклоп. — Я говорю только о том, что ни я, ни кто-нибудь другой из работающих в этом доме не должен рассуждать на тему о том, что делают пришедшие к кому-то гости и на сколько они остаются, так же точно, как не касается нас и то, покидают они дом через парадный или черный ход. Да пусть они себе хоть в окно выпрыгивают, нам до этого нет никакого дела. Ты закрываешь за собой дверь квартиры, и никто не должен совать в это носа. Я придерживаюсь именно такой позиции.

— Должен сказать, что я и сам считаю такую позицию правильной, — сказал Карелла.

— Спасибо.

— Да что вы, не за что.

— А как выглядел этот мужчина? — спросил Клинг. — Вы запомнили его внешность?

— Да, я помню, — сказал Циклоп. Он холодно поглядел на Клинга, а потом снова обратился к Карелле. — Найдется у вас карандаш и бумага?

— Да, конечно, — сказал Карелла. Он вытащил из кармана блокнот и изящный золотой карандашик. — Прошу вас, я слушаю.