Ребекка повернулась ко мне, ее голос казался безжизненным, потусторонним.

— Надеялся, я тебя полюблю? Неужели не понимаешь: не могу, не способна? Разве можно любить тебя или другого мужчину? Уходи, оставь меня. Будь ты проклят. Всех вас проклинаю. Мне никто не нужен. И тебя тоже не хочу.

Что-то оборвалось внутри, и я ушел, оставил их вдвоем. Выбежал на улицу — по щекам градом катились слезы. Я плакал навзрыд, воздев сжатые кулаки к звездному небу…

Вот и все, больше рассказывать нечего. На следующий день вернулся, но Ребекка успела уехать. Они оба исчезли. Никто не знает куда. Всех расспрашивал, но бесполезно.

Мир вокруг поблек и потускнел, сделался бесполезным и ненужным. Никогда больше не встречусь я с Ребеккой, и никто ее не увидит. Они навеки останутся вдвоем: Ребекка и Джулио. Пролетят дни и ночи, а они будут неотступно преследовать меня, не давая ни сна, ни покоя. Я обречен, проклят. Сам не понимаю, что говорю и пишу. И что стану делать дальше. Господи, как же мне быть?! Нет сил жить, я не вынесу этого…

Хвала Господу, Отцу нашему

Преподобный Джеймс Холлоуэй, викарий церкви Святого Суизина, что находится на Аппер-Чешем-стрит, внимательно разглядывал себя в профиль. Открывшаяся взору картина оказалась весьма привлекательной, и прошло немало времени, прежде чем он поставил зеркало на туалетный столик.

Из зеркала на святого отца смотрело отражение мужчины лет пятидесяти пяти, выглядевшего моложе своих лет, с высоким лбом и роскошными посеребренными сединой волосами, которые слегка завивались на висках. Прямой нос и тонкие выразительные губы дополняли портрет. Преподобному Джеймсу не раз говорили комплименты по поводу красивых, глубоко посаженных глаз, которые в зависимости от обстоятельств могли принимать смешливое, грозное или вдохновенное выражение. Он был высок ростом, широк в плечах, голова чуть наклонена вбок, вследствие чего волевой подбородок слегка вздергивался вверх.

Для некоторых прихожан привлекательность священника заключалась именно в самоуверенном повороте головы, придающем пытливый, проницательный вид, других покоряли богатые нюансы постоянно меняющегося голоса, ловкие сильные руки и неспешная легкая походка.

Однако все вышеупомянутые достоинства не шли в сравнение с полной обаяния манерой поведения, острым умом и талантом заставить даже самого робкого и стеснительного человека чувствовать себя легко и непринужденно.

Женщины обожали викария, ибо он отличался широтой взглядов и либерализмом, благодаря чему понимал дам лучше, чем они сами. Кроме того, его отличала очаровательная доверительная откровенность. Мужчины считали отца Джеймса удивительно приятным собеседником. В его доме всегда водилось отменное вино, бесед на религиозные темы никто не вел, а хозяин имел в запасе множество забавных историй. Перечисленные добродетели снискали ему репутацию самого популярного проповедника в Лондоне.

Со временем ему прочили сан епископа, а церковь Святого Суизина посещали сливки общества. Считалось престижным прийти утром к воскресной мессе и получить приглашение на обед, который устраивался в изысканно обставленном доме в георгианском стиле, примыкавшем к церкви.

Здесь всегда можно встретить толпу знаменитостей: видных политиков, пару известных актрис, многообещающего молодого художника и, разумеется, целое созвездие титулованных особ.

Гости приходили к единодушному выводу, что Джим Холлоуэй — изумительный хозяин, а его беседы столь же умны, как и проповеди. Святой отец предусмотрительно не упоминал имени Господа всуе и не касался щекотливых тем, однако с готовностью обсуждал премьеру новой пьесы, только что изданные книги, новинки моды и даже свежие скандалы. Он не скрывал своих в высшей степени современных взглядов, а кроме того, слыл заядлым любителем игры в покер и искусным танцором, и такое свободомыслие импонировало представителям младшего поколения. Весьма оригинально, когда священник шокирует вас вольнодумием. Разумеется, в церкви преподобный Джеймс Холлоуэй вел себя иначе, и паства отдавала должное мудрости викария.

Высокая статная фигура в сочетании с проникновенным голосом, изумительной красоты глазами и выразительными жестами производила неизгладимое впечатление. И люди вскоре простили ему принадлежность к высокой церкви и служение мессы вместо традиционной одиннадцатичасовой заутрени. Тем более что зрелище того стоило.

Мужчины приходили в церковь послушать пение и соблюсти условности, а женщин привлекали цветы, горящие свечи и приятные ощущения от курений ладана. Но главная причина таилась в том, что все они были в той или иной степени влюблены в викария.

Набравшись мужества, дамы отправлялись на исповедь, и здесь их покоряли добросердечие и тактичность проповедника, а больше всего — его чуткость и понимание. Самые ревностные прихожанки приглашались на послеполуденное чаепитие, которое устраивалось по четвергам.

И вот там уже велись беседы на религиозные темы. Однако стараниями преподобного Джеймса обстановка на собраниях отличалась непринужденностью, и ни у кого не возникало ни малейшего чувства неловкости или скованности. Воистину он был величайшим утешителем мятежных душ, и в его интерпретации портрет Господа представал в самых мягких тонах, а главный акцент делался на человечность Всевышнего.

Прихожане с чувством величайшего облегчения узнавали, что Господь не только прощает грешников, но и питает к ним любовь и даже предпочитает девяноста девяти процентам праведников. Разумеется, викарий подразумевал, что все они в данный момент являются всего лишь брошенными в землю семенами, которые дадут могучие всходы и когда-нибудь — очень и очень не скоро — познают совершенство и удостоятся зреть красоту в ее высочайшем проявлении. А пока… ну а пока человек живет и естественно грешит, получает отпущение грехов и снова их совершает. И каждый получает по заслугам и в соответствии с положением, которое занимает в этом мире.

Следует также учитывать, что за последние две тысячи лет жизнь претерпела существенные изменения. Подобные философские сентенции неизменно приносили утешение, особенно когда их изрекал проникающий в душу мелодичный голос викария, а его чудесные, полные сочувствия глаза останавливались по очереди на каждом присутствующем, словно обращаясь только к нему и читая самые сокровенные мысли.

Впоследствии, когда прихожанки случайно встречались со священником у герцогини Аттлборо на чаепитии с танцами или в первых рядах партера на премьере, он одаривал дам чарующей, будоражащей душу улыбкой, шептал на ухо какую-нибудь остроту, но при этом они неизменно чувствовали на себе проницательный взгляд, который говорил: «Я все понимаю».

Разумеется, Джеймс Холлоуэй был холост, и тем не менее женщин обуревало страстное в своей безнадежности желание, что когда-нибудь, в один прекрасный день… Правда, до сих пор ему удавалось устоять перед соблазном, хотя, невзирая на священный сан, ходили упорные слухи, в которых его имя неоднократно связывалось со знатными светскими красавицами.

Итак, викарий водрузил зеркало на туалетный столик и, улыбаясь про себя, с юношеской небрежностью пробежал пальцами по гладким седым волосам. Да, он прекрасно сохранился и по-прежнему считается очень привлекательным мужчиной.

Священник спустился вниз в свой кабинет, просторную комнату, обставленную с безупречным вкусом. На письменном столе стояла большая фотография одной из самых красивых английских актрис с надписью: «Джиму с любовью от Моны» — и датой двухлетней давности.

На каминной полке красовался портрет ее светлости герцогини Аттлборо: «Любящая вас Нора», а на маленьком столике возле окна с великолепно выполненного наброска смотрела леди Юстас Кэрри-Слейтер. Краткая надпись гласила: «От Джейн. Молодчина!» Викарий просмотрел письма и вызвал звонком дворецкого.

— Кто-нибудь меня спрашивал, Уэллс? — поинтересовался он.

— Да, сэр. Звонили две дамы, говорили, что попали в беду и хотят переговорить с вами. Я сказал, что вы очень заняты, так что пусть обратятся ко второму священнику.

Проповедник одобрительно кивнул. Ох уж эти женщины! С иными просто сладу нет. Сущее наказание!

— Потом позвонил лорд Крэнли, просил уделить ему время сегодня утром. Я сказал, чтоб приходил, так как вы свободны.

— Правильно, Уэллс. Благодарю. Будь добр, принеси газеты…

Парень и правда отменный слуга.

В ожидании гостя священник пробежал глазами по колонке, где сообщалось о рождениях, бракосочетаниях и смертях. Подумать только, Китти Дюран выходит замуж, а ему и словом не обмолвилась! Надо послать подарок и поздравительное письмо. «Китти, скверная девчонка, что все это значит? Ты заслуживаешь хорошей порки. Выйти замуж в восемнадцать лет! Твой жених счастливчик, и я непременно ему об этом скажу. Благословляю вас обоих».

Что-нибудь в этом роде и сервиз для коктейлей от Гудза.

— В чем дело, Уэллс?

— Лорд Крэнли, сэр, — объявил дворецкий, закрывая дверь за молодым человеком лет двадцати двух, с белокурыми волосами и симпатичным слабовольным лицом.

— Огромная любезность с вашей стороны, сэр. Вы действительно можете уделить мне пару минут?

— Проходите, юный друг, присаживайтесь. Причин для спешки нет, — приободрил посетителя преподобный Джеймс, прибегая к непринужденной дружелюбной манере и пододвигая гостю пачку сигарет. Положив ногу на ногу, он уселся за письменный стол и приготовился слушать, а юноша тем временем устроился в мягком кресле.

— Видите ли, сэр, я попал в страшную передрягу, — начал он смущаясь. — Не знал, к кому и идти со своим горем, а потом вспомнил о вас. Разумеется, при обычных обстоятельствах я никогда бы не дерзнул обратиться за подобным советом к священнику, но вы не такой, как остальные. Простите мою наглость, но вы — человек исключительно широких взглядов!