Когда я ощутил их у себя в левой ладони, то, задумавшись, подержал так еще какое-то время.

Собственно, на самом деле думать было не о чем. Я и так был во всем уверен.

— Памяти мистера Стэна Филиппса, — громко возвестил я. — Еще одного любителя пускать пыль в глаза. — И принялся бросать жемчужины Лолы в чаек, качавшихся на волнах.

Бусинки поднимали маленькие фонтанчики брызг, и чайки, сначала взмыв над волнами, пикировали на них.

Chicago Confetti

William Rollins, Jr

Уильям Роллинз-младший (1897–1950) с первого взгляда кажется одним из множества резвых борзописцев 20—30-х годов прошлого века, строчивших копеечные макулатурные романчики. Нельзя не заметить, однако, некоторые удивительные моменты как в его биографии, так и в творчестве.

Родился он в Массачусетсе, но во время Первой мировой воевал за Францию, а действие его самого знаменитого романа («Кольцо и лампа», 1947) происходит сразу после Второй мировой войны, представьте себе, в Париже.

Герой его первого романа («Полуночное сокровище», 1929) — мальчик, наподобие Гекльберри Финна помогающий раскрыть тайну «взрослого» криминального мира. В трех рассказах, написанных для журнала «Черная маска» в 20-х годах, действует 16-летний подросток, этакий юный «Шерлок Холмс» — пионерский прорыв в те времена, когда детям был заказан вход на страницы «криминального чтива».

Его произведения не остались незамеченными как публикой, так и обозревателями прессы. Литературная газета Saturday Review of Literature отмечала, что некоторые сцены «Полуночного сокровища» по динамичности повествования и нагнетанию обстановки затмевают «Остров сокровищ». Журнал Boston Transcript утверждал, что роман «Обелиск» зачастую «поднимается до лучшего, что есть у Джойса», а известный американский драматург Лилиан Хеллман выделила «Тень впереди» как превосходную и «наиболее стимулирующую ум» книгу ее поколения.

Рассказ «Чикагское конфетти» впервые был опубликован на страницах мартовского номера «Черной маски» в 1932 году.

Чикагское конфетти

Уильям Родлинз-младший

переводчик Юрий Балаян

— Генри Фулдер убит? Для меня это не новость!

Я посмотрел на него поверх кончика сигары. На самом деле я их не люблю, но коп без сигары, частный детектив без сигары — кто в это поверит? И я далек от желания разочаровать вошедшего в мой офис потенциального клиента.

— Разумеется, я в курсе, — подтвердил я, вынимая вонючую затычку изо рта, чтобы вдохнуть свежего воздуха. — Обзор прессы — от «Таймс» до таблоидов.

— Видите ли… я его племянник.

Он сказал это так, как будто всю жизнь привыкал к статусу племянника свежеупокоенного старого черта. Полагаю, что так оно и было. Но мне почудилось, что передо мной Санта-Клаус.

Я резво вскочил и предложил Санта-Клаусу сигару из другой коробки. Тут же усадил его в глубокое кресло, из которого трудно выбраться, и навис над ним горною лавиной, полный предупредительности и понимания.

Хотя мой посетитель всю жизнь нежился в лучах двадцати миллионов, загар от этих лучей выглядел бледноватым. Так, обычный прилежный зубрилка; очки старили его лет на десять, так что выглядел он на все сорок. Тонкие ломкие волосенки, тщедушное тельце, жидковато-голубые блеклые глаза… Однако, когда он начал свой рассказ, я понял, следя за его глазами, что в случае необходимости этот парень вполне способен отвлечься от своей «Илиады», отложить в сторону бредятину какого-нибудь Джойса и показать себя толковым делягой. Он толковал о деле. И мне понравилось то, что я услышал.

— Видите ли, мистер Уоррен, — все так же тихо продолжил он, — полиция прилагает все усилия…

— Полиция… — Выражение моего лица досказало остальное.

— Совершенно верно. Полиция. Но семья покойного придерживается мнения, что нужно предпринять все возможные меры к обнаружению… э-э-э… К обнаружению того, кто… кто…

— Кто его пришиб, — пришел я на помощь ошеломленному горем родственнику.

— Соверш… — Он сжал губы, нахмурился. — Видите ли, не вполне «пришиб». Кровоподтеков на теле не обнаружено. Его застрелили. Из револьвера.

— В курсе. В собственной квартире, в понедельник вечером, около восьми часов. Свидетелей не обнаружено. Криминальная хроника. И вы хотели бы… — Я предоставил ему завершить фразу.

— Мы хотели бы привлечь вас к расследованию, если вы согласитесь.

— Гм… — Я озабоченно нахмурил лоб, распахнул блокнот и уставился на пустые страницы.

Я только что перешел на вольные хлеба и реально нуждался в перспективных клиентах. Качнув головой, я захлопнул блокнот и изрек:

— Хорошо, я согласен. На каких условиях?

Колман Фуллер — так обозначено на его визитке, которой я поначалу не придал значения, — вырвался из объятий кресла:

— Мы можем выработать условия с мистером Бондом, нашим семейным адвокатом. Сразу, сейчас же.

Я взглянул на часы.

— Через полчаса вас устроит? — спросил я и, когда он кивнул, добавил: — Я сейчас кое-что тут закончу… Харли Бонд, в здании «Юнайтед Траст»?

— Отлично.

Он поклонился и направился к двери. На пороге я остановил его вопросом:

— Кстати, мистер Фуллер, кто вас ко мне направил? Кто-нибудь из удовлетворенных клиентов?

Он слегка улыбнулся, лукаво и несколько самодовольно:

— Не совсем… Видите ли, мы с Джорджем — это мой кузен — открыли адресную книгу розыскных бюро наугад и просто ткнули пальцем в список. Попали на вашу фамилию.

Он смущенно хохотнул, поклонился и вышел.

Выждав, пока он выйдет на улицу, я схватил шляпу и тоже покинул свою контору. Заскочил в забегаловку на углу, где, как и обещал Колману Фуллеру, «закончил кое-что» — расправился с легким завтраком. В те дни я не предавался греху чревоугодия. Через четверть часа я уже прыгнул в свою лихую колымагу неопределенной марки, которая, пройдя через руки трех владельцев, все еще была способна выжать из себя добрых шестьдесят миль. Еще через десять минут я уже с достоинством вступил в готический холл храма древнего бога Мамоны. Молодой профессор Фуллер беседовал у лифтов с какой-то сногсшибательной блондинкой. Выглядел господин ученый несколько взволнованно.

— Вы точны, мистер Уоррен, — пробормотал он едва разборчиво мне и добавил что-то совершенно неразборчивое, адресуясь к блондинке.

Та мгновенно зашагала прочь, покачивая всем, чем можно было покачивать, и я едва ускользнул от гильотины лифтовых дверей, следя за колебаниями и колыханиями ее рельефов.

— Очаровательное создание, — вздохнул после продолжительной паузы мистер студент. — Просто знакомая.

— Понимаю, — кивнул я. — Но если бы я имел счастье быть ее знакомым, она быстро стала бы мне другом или врагом.

Прогулка по коридору — и вот мы предстали перед Харли Бондом, одним из самых зубастых волков городской адвокатуры.

Конечно, видел я его не раз, в суде и вне суда. Мелкая собачонка с виду, пузанчик лет сорока пяти. На столе его можно было бы сыграть в крикет, но я все же заметил на его лице детали, которые не бросались в глаза раньше. Мешочки под глазами, очевидно, регулярно заливались напитками с высоким процентным содержанием алкоголя. Приятная улыбка, неожиданно длинная рука вытягивается через весь стол.

— Рад знакомству, мистер Уоррен, — гнусавит он знакомым по судебным заседаниям голосом. — Должен признать, что, если бы семья проконсультировалась со мной, я бы порекомендовал более известное агентство, однако…

— У нас на счету ни одного нераскрытого случая! — перебил я решительно. И не соврал.

Харли Бонд от такой наглости даже сморгнул. И тут же улыбнулся. Понравилось, что я выступил в его манере. Улыбка, однако, быстро улетучилась, и он перешел к делу:

— Поскольку семья вас уже ангажировала, первым делом следует…

— Обсудить условия, — услужливо подсказал я.

Губы Бонда сложились в трубочку. Дунь он сейчас — послышался бы свист щегла.

— Полагаю, вас ожидает успешная карьера, мистер Уоррен. — Вместо свиста мы услышали довольное мурлыканье сытого кота. — Условия, однако, определены однозначно мистером Карлом Фуллером, старшим братом мистера Генри. Десять тысяч долларов тому, кто обнаружит убийцу и докажет его вину. Выплата по вынесении приговора.

Я молча обозначил энергичный кивок и молча же распрощался с надеждами на сытный обед.

Перешли к менее интересным деталям.

Уж во всяком случае, ничем новым Бонд меня не порадовал. Газеты знали не меньше. Генри Фуллер отбыл в свои апартаменты на Брэдфорд-стрит, 38, в половине восьмого. Цель — переодеться к ужину. В полдевятого вернулся слуга (алиби с дюжиной свидетелей) и обнаружил хозяина с простреленным сердцем. Вызвали врача, который определил время смерти около восьми. Покойный не был женат. Явных врагов не отмечено.

— А завещание?

Мистер Бонд кашлянул.

— Завещание распределяет имущество покойного в равных долях между двумя сестрами и двумя из трех братьев. С третьим братом, Джоном, у покойного отношения не сложились. Мистер Джон… э-э… — Бонд снова прочистил горло, — отец присутствующего здесь мистера Колмана.

Я повернул голову к молчавшему до сих пор студенту. Тот тоже прокашлялся.

— Совершенно верно. Но я, с моей стороны, был в наилучших отношениях с дядей Генри, вот уже более года. Если бы он прожил подольше, он бы… э-э…

— Понимаю, — милостиво избавил я его от необходимости продолжать. — И сочувствую. А сейчас, мистер Бонд, я хотел бы ознакомиться с обстановкой. Снабдите меня адресами осиротевшей родни.

Посетил я разнесчастных родственников, озабоченных разделом двадцати миллионов старого Фуллера. Ничего обнаружить не ожидал, ничего и не обнаружил. На следующий день добрался до слуги.