Я произнес:

— Маленького человечка, повешенного на кровати, зовут Леон Валезанос. Он был крупье в клубе «Спецциа».

— Благодарю, — сказал Ибарра. — Пойдем, Сэм.

Коперник тяжело поднялся на ноги, прошел через комнату и, достигнув открытой двери, скрылся из виду. Ибарра ступил за порог вслед за ним и приготовился затворить дверь.

Я сказал:

— Подожди минутку.

Он медленно повернул голову, держась левой рукой за дверь, в правой отливал синевой пистолет.

— Я пошел на это не ради денег, — четко произнес я. — Барсали живут по адресу: 212, Фремонт-плейс. Вы можете передать ей жемчуг. Если имя Барсали не попадет в газеты, я получу пять сотен. Они будут переданы в Фонд полиции. Я вовсе не так дьявольски хитер, как видишь. Просто все так вышло — а твой напарник оказался последним дерьмом.

Ибарра бросил взгляд через всю комнату на жемчужины, лежавшие на столе. Его глаза блеснули.

— Разбирайся с жемчугом сам, — сказал он. — А пять сотен — это здорово. Я думаю, Фонду они пригодятся.

Он тихо закрыл дверь, а уже через мгновение послышался шум лифта.

7

Я открыл окно, выставил голову наружу, подставив ее ветру, и наблюдал за тем, как отъезжает полицейская машина.

Ветер трепал мои волосы, мне это даже нравилось. Со стены у меня упала картина, и две шахматные фигурки скатились с карточного столика. Жакет «болеро» Лолы Борсали тоже взметнуло и начало трепать ветром.

Я заглянул в кухоньку и хватил немного виски, потом вернулся в гостиную и позвонил девушке — не беда, что поздно.

Она сама сняла трубку, очень быстро, без признаков сна в голосе.

— Это Марлоу, — сказал я. — У вас все о'кей?

— Да… да, — ответила она. — Я одна.

— Я тут кое-что отыскал, — сообщил я. — Точнее, нашла полиция. Но только ваш брюнет провел вас. У меня тут нитка жемчуга. Жемчужины поддельные. Настоящие он загнал, как я полагаю, и соорудил для вас фальшивку, правда, с вашей застежкой.

Она была долгое время безмолвна. Потом еле слышно спросила:

— Значит, их нашла полиция?

— Да, в машине Уолдо. Только они не намерены обнародовать эту информацию. Мы заключили сделку. Загляните поутру в газеты, и вы поймете какую.

— Похоже… все темы для разговора исчерпаны, — констатировала она. — Я могу получить застежку?

— Да. Вы можете увидеться со мной завтра в четыре часа в баре отеля «Эсквайер».

— Все-таки вы невероятно милы, — проговорила она упавшим голосом. — Да, я могу. Фрэнк по-прежнему на своем совещании.

— Ох уж эти совещания, скоро из-за них мужская порода совсем переведется. — Мы попрощались.

Я набрал номер в Западном Лос-Анджелесе. Барсали по-прежнему был там со своей русской дамочкой.

— Утром вы можете высылать мне чек на пять сотен, — сообщил я ему. — Если вы не против, пусть в качестве адресата фигурирует Фонд помощи полиции. Именно туда эти деньги и отправятся.

Коперник угодил в газеты на третью полосу — две фотографии и премиленькая заметка на полстолбца. Маленький смуглый человечек из тридцать первой квартиры не попал в газеты вообще. У Ассоциации домовладельцев тоже имеются неплохие связи.

После завтрака я решил выглянуть на улицу и обнаружил, что ветер совсем стих. Было мягко, свежо, немного туманно. Низкое небо стало серым и уютным.

Я выехал на бульвар, нашел лучший ювелирный магазин и положил нитку жемчужин на черный бархатный коврик под голубоватой лампой дневного света. Человек в тугом воротничке и полосатых брюках равнодушно взглянул на них.

— Насколько хороши? — спросил я.

— Прошу меня простить, сэр. Мы не производим здесь оценки. Я могу сообщить вам имя и адрес эксперта.

— Не разыгрывайте меня, — произнес я. — Это фуфло.

Он немного сфокусировал свет лампы, наклонился и повертел несколько бусин.

— Мне необходима точно такая же нитка жемчуга, с этой вот застежкой, срочно, — добавил я.

— Как?! Точно такая же? — Он даже не поднял головы. — И кстати, это никакое не фуфло. Это богемское стекло.

— О'кей, возьметесь срочно изготовить дубликат?

Он покачал головой и резко отодвинул бархатную подставку, словно из боязни запачкаться:

— Месяца за три, пожалуй. У нас не выдувают подобного стекла. Если вам нужна точная копия, то ждать придется, по крайней мере, три месяца. А что до нашей фирмы, то мы вообще этим не занимаемся.

— Должно быть, подобная разборчивость не слишком прибыльна, — сказал я. Под черный рукав мужчины я втиснул свою визитную карточку. — Что ж, тогда пишите имя и адрес того, кто — отнюдь не за три месяца — сделает копию, пусть даже и не совсем точную.

Он пожал плечами и удалился с моей карточкой; возвратившись через пять минут, он вручил мне ее обратно. На обороте было что-то написано.

Магазин старика-левантинца оказался на Мелроуз-плейс — этакая лавка древностей, в витрине которой была выставлена масса всякой всячины: от детской складной коляски до французского рожка, от перламутрового лорнета в выцветшем плюшевом футлярчике до одного из шестизарядных кольтов «Спешал сингл экшн» сорок четвертого калибра; они до сих пор производятся для полисменов с Запада, чьи деды были по-настоящему крутыми.

Старик-левантинец носил ермолку, две пары очков и имел окладистую бороду. Он изучил мои жемчужины, сокрушенно потряс головой и заявил:

— За двадцать долларов, почти такие же хорошие. Не совсем такие, вы понимаете. Не из такого добротного стекла.

— Насколько иначе они будут выглядеть?

Он развел руками — крепкими и сильными.

— Я скажу вам правду, — сказал он. — Ребенок, и тот на них не купится.

— Делайте, — решился я. — С этой вот застежкой. И я, естественно, хочу получить назад эти.

— Угу. Через два часа.

Леон Валезанос, маленький смуглый человечек из Уругвая, попал в дневные газеты. Он был обнаружен повесившимся в неизвестно чьих апартаментах. Полиция приступила к расследованию.

В четыре часа я вошел в длинный прохладный бар клуба «Эсквайер» и двигался вдоль ряда кабинок, пока не нашел ту, где в одиночестве сидела девушка. На ней была шляпа, имевшая форму неглубокой суповой тарелки, с невероятно широкими полями, коричневый, явно сделанный на заказ костюм, строгая блуза, скроенная на манер мужской сорочки, и галстук.

Я сел рядом, бросив на сиденье пакет с ее вещами.

— Не стоит вам открывать его, — посоветовал я. — В сущности, вам лучше всего выбросить этот пакет в мусоросжигатель нераспечатанным, если вы не против.

Она взглянула на меня темными усталыми глазами. Ее пальцы поигрывали бокалом из тонкого стекла, от которого пахло мятой.

— Спасибо.

Ее лицо было очень бледным.

Я заказал себе виски с содовой, и официант ушел.

— Газеты читали?

— Да.

— Вы теперь всё поняли об этом самом Копернике, который украл ваше шоу? Вот почему полиция не может изменить его заявление и теперь ни за что не привлечет вас.

— Это уже не имеет значения, — сказала она. — Все равно, благодарю вас. Пожалуйста… пожалуйста, покажите мне их.

Я извлек из кармана нитку жемчужин, небрежно завернутую в папиросную бумагу, и подвинул ее через весь стол к ней.

Серебряная застежка ожерелья в виде пропеллера блеснула в свете стенного бра. Маленький бриллиантик тоже блеснул. Жемчужины были тусклые, как белое мыло. Они даже по размеру не совпадали.

— Вы были правы, — тускло произнесла она. — Это не мои жемчужины.

Приблизился официант с виски, и она ловко накрыла ожерелье своей сумочкой. Когда он удалился, она еще раз медленно пробежалась по нему пальцами, сгребла в сумочку и сухо, безжизненно мне улыбнулась.

Я поднялся, крепко опершись рукой о стол.

— Как вы и сказали — я оставлю себе застежку.

Я медленно проговорил:

— Вы обо мне ничего не знаете. Прошлой ночью вы спасли мне жизнь, и на какой-то миг между нами возникло нечто, но всего лишь на миг. Вы по-прежнему обо мне ничего не знаете. В управлении полиции есть один детектив по имени Ибарра, на редкость симпатичный мексиканец, который как раз вел расследование, когда в чемодане Уолдо были обнаружены жемчужины. Это на тот случай, если вы захотите удостовериться…

Она сказала:

— Не будьте глупцом. Все кончено. Это было лишь воспоминание. Я чересчур молода, чтобы жить одними воспоминаниями. Возможно, так будет лучше. Я любила Стэна Филиппса… но его не стало… давно не стало.

Я смотрел на нее, ничего не говоря.

Она тихо добавила:

— Этим утром мой супруг сообщил мне нечто, о чем я не знала. Нам придется расстаться. Так что сегодня у меня слишком мало поводов для веселья.

— Я сожалею, — проговорил я с запинкой. — Что тут скажешь. Возможно, мы еще увидимся. А может, и нет. Я не столь уж часто вращаюсь в вашем кругу. Всех благ.

Я встал. Мгновение мы смотрели друг на друга.

— Вы даже не притронулись к своему виски, — сказала она.

— Выпейте вы. А то это мятное пойло вас прикончит.

Я постоял еще немного, держа руку на столе.

— Если вас когда-нибудь кто-то побеспокоит, — сказал я, — дайте мне знать.

Я вышел из бара не обернувшись, забрался в свою машину и поехал в западном направлении к Сансет-бульвару, а оттуда к океану. По пути моего следования вокруг в садах было полно листвы и цветов, увядших и почерневших, испепеленных горячим ветром.

А океан выглядел спокойным и ленивым, таким как всегда. Я доехал почти до Малибу, потом припарковался, вышел из машины и уселся на большом камне, находившемся внутри чьей-то проволочной ограды. Прилив лишь недавно начался и неотвратимо прибывал. В воздухе пахло водорослями. Какое-то время я смотрел на воду, а потом извлек из своего кармана нитку поддельного жемчуга из богемского стекла, отрезал узелок на одном конце и одну за другой спустил все жемчужины в свою ладонь.