Я пропустил его слова мимо ушей и повторил:

— Она ревнивая?

— Ревнивая, — сказал он уже спокойнее. — А также властная, избалованная, недоверчивая, жадная, мелочная, бессовестная, вероломная, себялюбивая — короче, дрянь, ничтожная дрянь.

— А основания для ревности у нее были?

— Хочется верить, что были, — съязвил он. — Я бы очень расстроился, если бы узнал, что мой сын ей ни разу не изменил. Хотя очень может быть, так оно и было. С него станется.

— И все же вы не можете назвать мне причину, из-за которой она могла убить его?

— Не могу назвать причину?! — Он опять завопил. — Я же вам говорю…

— Все, что вы говорите, несерьезно.

Старик откинул одеяло и стал вылезать из постели. Затем передумал, поднял покрасневшее от бешенства лицо и заорал:

— Стэнли!

Дверь открылась, и в щелку заглянул секретарь.

— Выставь-ка отсюда этого ублюдка! — распорядился старик, замахнувшись на меня кулаком.

Секретарь повернулся ко мне.

— Один ты, боюсь, не справишься, — сказал я, покачав головой.

Секретарь нахмурился. Мы были примерно одного возраста. Он был долговязый, на целую голову выше меня, зато фунтов на пятьдесят легче. А мои сто девяносто фунтов состояли не из одного жира. Секретарь занервничал, виновато улыбнулся и ретировался.

— Между прочим, — сказал я старику, — сегодня утром я решил побеседовать с женой вашего сына, но, подходя к ее дому, увидел, как туда входит Макс Тейлер, и счел за лучшее с визитом повременить.

Элихью Уилсон опять сунул ноги под одеяло, тщательно подоткнул его со всех сторон, откинулся на подушку, уставился, прищурившись, на потолок, а затем глубокомысленно заключил:

— Гм, вот оно что…

— Не понял?

— Теперь все ясно, — с уверенностью сказал старик. — Его убила она.

В коридоре послышались шаги, только на этот раз не легкие, секретарские, а тяжелые.

— Вы устроили вашего сына в газету для того… — начал было я, когда шаги приблизились к самой двери.

— Убирайтесь вон! — гаркнул старик, но не мне, а тому, кто стоял за дверью. — И в дверь не заглядывать! — Он сердито посмотрел на меня и спросил: — Так для чего, по-вашему, я устроил сына в газету?

— Чтобы рассчитаться с Тейлером, Ярдом и Питом.

— Ложь.

— Это не я придумал. Весь Берсвилл об этом знает.

— Вздор. Я отдал газеты в его полное распоряжение. Он делал с ними все, что хотел.

— Расскажите об этом своим дружкам, они вам поверят.

— Плевать я хотел на дружков. Я говорю то, что есть.

— Не будем спорить… Оттого, что вашего сына убили по ошибке — а это надо еще доказать, — он все равно не воскреснет.

— Его убила эта женщина.

— Сомневаюсь.

— Сомневается он! Она и убила.

— Возможно. Но про политику тут тоже не следует забывать. Вы могли бы…

— Повторяю еще раз: его убила эта французская тварь, а все ваши идиотские домыслы можете оставить при себе.

— И все-таки политикой пренебрегать нельзя, — не сдавался я. — Вы же Берсвилл знаете как свои пять пальцев. Дональд ведь как-никак ваш сын. При желании вы могли бы…

— При желании я мог бы, — взревел он, — послать вас ко всем чертям назад во Фриско вместе с вашими идиотскими…

Тут я встал и довольно бесцеремонно перебил его:

— Значит, так. Я остановился в отеле «Грейт Вестерн». Если надумаете поговорить начистоту, я к вашим услугам. — С этими словами я вышел из спальни и спустился по лестнице.

Внизу с виноватой улыбкой слонялся секретарь.

— Старый скандалист, — буркнул я.

— На редкость яркая личность, — пробормотал он в ответ.

* * *

В редакции «Геральд» я разыскал секретаршу убитого. Ею оказалась крохотная девушка лет двадцати, с большими карими глазами, светло-каштановыми волосами и бледным хорошеньким личиком. Звали ее Льюис. О том, что ее шеф вызвал меня в Берсвилл, она слышала первый раз.

— Надо сказать, мистер Уилсон вообще был человеком замкнутым, — пояснила Льюис. — И потом… — она запнулась, — он не очень-то доверял своим сотрудникам.

— И вам?

— И мне, — покраснев, сказала она. — Впрочем, он проработал в редакции очень недолго и поэтому плохо знал нас.

— Думаю, дело не только в этом.

— Видите ли, — проговорила она, прикусив губу и оставив на полированной крышке стола главного редактора целый ряд превосходных отпечатков пальцев, — его отцу… не очень нравилось то, что он делал. Поскольку газеты принадлежали Уилсону-старшему, нет ничего удивительного в том, что мистер Дональд не вполне доверял своим подчиненным, считая их более преданными отцу, чем себе.

— Старик был, кажется, против поднятой на газетных страницах кампании? Почему же в таком случае он, полноправный владелец газеты, с этими кампаниями мирился?

Она низко опустила голову, словно изучая собственные отпечатки пальцев, а потом еле слышно ответила:

— Тут все не так просто. Когда мистер Элихью серьезно заболел, он вызвал сюда Дональда, мистера Дональда, — ведь мистер Дональд основном жил в Европе. Узнав от доктора Прайда, что ему придется оставить дела, мистер Элихью телеграммой вызвал сына домой. Но когда мистер Дональд приехал, мистер Элихью раздумал передавать ему дела. А чтобы сын не уезжал, он отдал ему газеты, вернее, назначил его редактором. Эта работа пришлась мистеру Дональду по душе, журналистикой он увлекался еще в Париже. Когда же он обнаружил, что творится в городе, то развернул в своих газетах кампанию. Он не знал… он же большую часть жизни прожил за границей… он не знал…

— …Что у его отца тоже рыльце в пуху, — закончил за нее я.

Ее слегка передернуло, но она не стала мне возражать и продолжала:

— Они с мистером Элихью поссорились. Мистер Элихью сказал сыну, чтобы тот угомонился, но мистер Дональд отца не послушался. Знай мистер Дональд, чем он рискует, он бы, возможно, одумался. Но, по-моему, он бы все равно не догадался, что в городских злоупотреблениях замешан его собственный отец. А сам мистер Элихью не стал бы ему говорить, ведь признаваться в таком родному сыну очень нелегко. Тогда старик пригрозил, что отберет у мистера Дональда газеты. Не знаю, пугал он его или действительно решил проучить. Но затем Уилсон-старший заболел опять и все пошло своим чередом.

— Дональд Уилсон посвящал вас в свои дела?

— Нет. — Она перешла на шепот.

— Откуда же вы все это знаете?

— Я пытаюсь… пытаюсь помочь вам найти убийцу, — обиделась она. — И вы не имеете никакого права…

— Если действительно хотите помочь, скажите лучше, откуда вы все это знаете, — настаивал я.

Она сидела уставившись в стол и прикусив нижнюю губу. Я ждал. Наконец она сказала:

— Мой отец — секретарь мистера Уилсона.

— Благодарю.

— Только не подумайте, что мы…

— Мне это безразлично, — заверил ее я. — Скажите, что вчера вечером делал мистер Уилсон на Харрикен-стрит, когда назначил мне встречу у себя дома?

Она ответила, что не знает. Я справился, слышала ли она, как он попросил меня по телефону приехать к нему домой в десять вечера. Она сказала, что слышала.

— А чем он занимался после этого? Пожалуйста, попытайтесь вспомнить все, что говорилось и делалось с момента нашего телефонного разговора и до конца рабочего дня.

Она откинулась на спинку стула, закрыла глаза и потерла лоб.

— Вы позвонили около двух часов дня. После этого мистер Дональд продиктовал мне несколько писем — на бумажную фабрику, сенатору Киферу и… Да, чуть не забыла! Около трех часов он уходил минут на двадцать. А перед уходом выписал чек.

— На чье имя?

— Не знаю, но я видела, как он его выписывал.

— Где его чековая книжка? Он носил ее с собой?

— Она здесь. — Секретарша встала, обошла стол и дернула за ручку ящика. — Заперто.

Я подошел, разогнул лежавшую на столе скрепку и с ее помощью, а также с помощью перочинного ножа открыл ящик.

Девушка вынула оттуда тоненькую чековую книжку Первого национального банка. На последнем использованном чеке было вписано пять тысяч долларов. И только. Никаких фамилий. Никаких пояснений.

— Итак, он вышел с этим чеком, — сказал я, — и отсутствовал двадцать минут, да? За это время он успел бы дойти до банка и вернуться?

— Конечно, до банка от силы минут пять ходьбы.

— А до того, как он выписал чек, ничего не произошло? Подумайте. Никто не приходил? Не звонил?

— Одну минуту. — Она опять закрыла глаза. — Сначала он диктовал письма, потом… Господи, какая же я дура! Ну конечно, ему звонили! «Да, — сказал он, — я могу быть в десять, но я буду очень спешить». Больше он ничего не говорил, только несколько раз повторил «да, да».

— А кто звонил — мужчина или женщина?

— Не знаю.

— Подумайте, ведь можно было догадаться по его голосу.

— Тогда женщина, — сказала она после паузы.

— Кто раньше ушел, вы или он?

— Я. Он… Я уже говорила, мой отец — секретарь мистера Элихью. Так вот, у него с мистером Дональдом в тот вечер, сразу после работы, была назначена деловая встреча. Нужно было решить какие-то финансовые вопросы. Отец заехал за ним в шестом часу. По-моему, они собирались вместе пообедать.

Больше из Льюис при всем желании мне ничего вытянуть не удалось. Каким образом Дональд Уилсон оказался накануне вечером в доме номер 1100 по Харрикен-стрит, ей было решительно не известно. О миссис Уилсон она также понятия не имела.

Мы обыскали письменный стол убитого, но ничего любопытного не обнаружили. Я обратился было за помощью к телефонисткам, но безуспешно. Битый час проговорил с курьерами, редакторами и другими сотрудниками газеты — тоже без толку. Маленькая секретарша не ошиблась: покойник и впрямь умел держать язык за зубами.