Пуль с обеих сторон было выпущено немало, но все мимо. Рено, зацепившись локтем за дверцу машины, вставил в пистолет новую обойму и сказал:

— Отлично, детка. Тачка слушается тебя с полуслова.

— Куда ехать? — спросила Дина.

— Чем дальше, тем лучше. Езжай никуда не сворачивая, а там сообразим. Похоже, они не хотят пускать нас в город. Нутром чувствую.

Мы отъехали от Берсвилла еще миль на десять-двенадцать. По дороге нам встретилось несколько машин, но ничего подозрительного в них не было. Никто вроде бы за нами не гнался. Под колесами прогромыхал небольшой мост.

— Въедешь на горку — сверни направо, — сказал Рено.

Мы съехали на грязную грунтовую дорогу, петлявшую между скал. По такой больше десяти миль в час при всем желании не поедешь. Минут через пять Рено велел остановиться. С полчаса мы просидели в кромешной тьме. Затем Рено сказал:

— В миле отсюда есть пустая хибара. Там и переночуем. Сегодня пробиваться в город без толку.

Дина сказала, что готова ночевать где угодно, лишь бы не было стрельбы, а я сказал, что меня предложение Рено устраивает, хотя я бы предпочел все же попытаться вернуться в город.

Мы вновь потащились по разбитой дороге, пока в свете фар не увидели маленькую дощатую лачугу, которую давно пора было покрасить.

— Эта? — спросила Дина.

— Она самая. Останови здесь, а я схожу посмотрю, что там делается. — Он соскочил с подножки и скрылся в темноте.

Вскоре фары высветили его фигуру на пороге лачуги. Он повозился с висячим замком, снял его, открыл дверь и скрылся внутри. Потом вышел на порог и позвал нас:

— Все в порядке. Заходите, будьте как дома.

Дина заглушила мотор и вышла из машины.

— У тебя фонарь есть? — спросил я.

— Да, — ответила она, зевнув. — Держи. Устала как собака. Хорошо бы чего-нибудь выпить.

Я сообщил ей, что у меня с собой фляжка шотландского виски, и это несколько примирило ее с действительностью.

В хибаре была всего одна комната, с застеленной коричневыми одеялами раскладушкой и низким столиком, на котором лежала колода карт, а сверху — фишки для покера. Помимо стола и раскладушки, в комнате были железная плита, четыре стула, керосиновая лампа и много всякой утвари: посуда, горшки, кастрюли, ведра, три полки с консервами, дрова и тачка.

Когда мы вошли, Рено зажигал керосиновую лампу.

— Не так уж плохо, — сказал он. — Сейчас я отгоню с дороги машину, и до утра мы будем в полной безопасности.

— Там, наверно, остались какие-то вещи, — вспомнила Дина, садясь на раскладушку и откидывая одеяло, — но не убегут же они. Давайте выпьем.

Я протянул ей фляжку, а Рено пошел к машине. Сначала Дина, а потом я сделали по большому глотку.

Шум мотора становился все глуше. Я открыл дверь и выглянул наружу. По деревьям и кустам разбегались тени от фар удалявшегося «мармона». Когда все вновь погрузилось во тьму, я вернулся в комнату.

— Как бы нам с тобой не пришлось прогуляться.

— Чего?

— Рено сбежал.

— Подонок! Хорошо, хоть крыша над головой есть.

— Хорошего мало.

— Почему?

— Потому. У Рено был ключ от этой лачуги. Ребята, которые за ним охотятся, наверняка об этом знают. Поэтому он нас здесь и бросил. Он все рассчитал: они заявятся сюда и будут разбираться с нами, а он тем временем смоется.

Дина, потянувшись, встала с раскладушки, осыпая проклятиями Рено, меня, всех мужчин начиная с Адама, а потом буркнула:

— Все-то ты знаешь. Скажи лучше, что делать будем?

— Найдем где-нибудь неподалеку укромное местечко под открытым небом, спрячемся и будем ждать.

— Я возьму с собой одеяла.

— Больше одного не бери, а то они смекнут, что мы где-то рядом, в кустах.

— Провались ты пропадом со своими кустами! — проворчала она, но захватила только одно одеяло.

Я задул лампу, запер дверь на замок и с фонарем в руках стал продираться сквозь кустарник. Взобравшись на пригорок, мы обнаружили небольшую лощину, откуда просматривалась вся дорога, а нас сквозь густую листву без фонаря видно не было. Я расстелил одеяло, и мы сели. Девушка прижалась ко мне и стала жаловаться, что сидеть сыро, что даже в шубе холодно, что затекла нога и хочется курить.

Я протянул Дине фляжку, она сделала глоток и минут на десять оставила меня в покое. А потом заявила:

— Я простудилась и скоро начну так громко кашлять и чихать, что в городе слышно будет.

— Только попробуй! — зашипел я. — Придушу!

— Под одеялом кто-то шевелится. Мышь, наверно.

— Или змея.

— Ты женат?

— Началось!

— Значит, женат?

— Нет.

— Вот повезло кому-то.

Ее шутка осталась без ответа, потому что по дороге пополз свет. Не успел я шикнуть на Дину, как свет исчез.

— Что это? — спросила она.

— Автомобиль. Наши гости бросили машину на дороге, выключили фары и оставшуюся часть пути решили пройти пешком.

Время остановилось. Прижавшись ко мне своей горячей щекой, девушка дрожала всем телом. Наконец послышались шаги и на дороге возникли темные силуэты. Так нам по крайней мере показалось.

Мы поняли, что не ошиблись, только когда увидели упавший на дверь домика сноп яркого света. Чей-то грубый голос сказал:

— Девица пусть выйдет.

Опять воцарилась тишина: они ждали ответа. Затем грубый голос переспросил: «Ну, ты идешь?» — и вновь стало тихо.

Тишину разорвал ставший уже привычным грохот выстрелов. Раздался треск досок.

— Пошли! — шепнул я Дине, вставая. — Пока они ломают дверь, надо попробовать завладеть их машиной.

— Не связывайся ты с ними! — сказала она, удерживая меня за руку. — На сегодня с меня хватит. Здесь мы в безопасности.

— Пошли! — настаивал я.

— Не пойду!

Пока мы препирались, преследователи взломали дверь, обнаружили, что внутри никого нет, и бросились к машине. Мы опоздали. В машину набилось восемь человек, и она покатилась вниз, в том направлении, куда исчез Рено.

— Теперь можно возвращаться в дом, — сказал я. — Сегодня они уже вряд ли заявятся.

— Надеюсь, в твоей фляжке еще осталось по глотку? — спросила она, подымаясь с моей помощью на ноги.

XVII

ПЕЙНТЕР-СТРИТ

Среди имевшихся в хибаре консервов не нашлось ни одной банки, от вида которой разыгрался бы аппетит, и мы позавтракали пустым кофе, сваренным на ржавой воде из железного ведра.

Пройдя около мили, мы вышли к ферме, и сын хозяина за несколько долларов отвез нас в город на допотопном семейном «форде». По дороге он засыпал нас вопросами, но мы либо не отвечали вообще, либо несли какую-то околесицу. Он высадил нас в самом начале Кинг-стрит, перед маленьким ресторанчиком, где мы съели всю имевшуюся в наличии грудинку и бессчетное число гречишных оладий.

Не было еще девяти утра, когда мы подъехали на такси к дому Дины. Я вошел вместе с ней и обыскал всю квартиру, но следов незваных гостей так и не обнаружил.

— Когда ты вернешься? — спросила она, провожая меня до ДВфИ.

— Не волнуйся, сегодня забегу обязательно. Где живет Лу Ярд?

— Пейнтер-стрит, тысяча шестьсот двадцать два. Отсюда недалеко. А зачем тебе его адрес?

Не дожидаясь ответа, она схватила меня за руку повыше локтя и взмолилась:

— Пожалуйста, разделайся с Максом, я боюсь его!

— Может, со временем я напущу на него Нунена. Посмотрим, как пойдет дело.

На прощание она обозвала меня бессовестным мошенником и проходимцем, которому на нее наплевать, лишь бы обделать свои грязные делишки.

Я отправился на Пейнтер-стрит. Табличка с номером 1622 висела на кирпичном доме с подземным гаражом. Неподалеку, во взятом напрокат «бьюике», сидел Дик Фоли.

— Как успехи? — спросил я, садясь к нему в машину.

— Заступил в два. Вышел в три тридцать. К Уилсону. Микки. Дома в пять. Занят. На посту. В три ушел, в семь. Пока ничего.

Это сообщение расшифровывалось следующим образом: накануне в два часа дня Дик сел на хвост Лу Ярду; в три тридцать Ярд отправился к Уилсону, где встречался с Питом, которого выследил Микки; в пять часов Ярд возвратился домой; Дик видел, как к нему приходили разные люди, но слежки за ними не вел; до трех утра Дик следил за домом, затем уехал, но в семь вернулся, после чего все было тихо.

— Придется тебе переключиться с Ярда на Уилсона, — сказал я ему. — Насколько я знаю, у папаши Элихью скрывается Тейлер, а мне бы хотелось не упускать его из виду. Пока я еще не решил, выдавать его Нунену или нет.

Без лишних слов Дик кивнул и завел мотор, а я вернулся в отель.

Меня ждала телеграмма от Старика:

«С первой же почтой разъясните смысл данной операции, а также обстоятельства, при которых вы дали на нее согласие. Приложите отчеты».

Я сунул телеграмму в карман и мысленно пожелал себе, чтобы события разворачивались как можно быстрее. Отчет об операции, которого потребовал Старик, был равносилен заявлению об уходе.

Я сменил воротничок и поплелся в полицию.

— Привет, — встретил меня Нунен. — Где ты пропадаешь? Мне сказали, что в гостинице ты не ночевал.

Выглядел он неважно, но, похоже, на этот раз действительно был рад меня видеть.

Только я сел, как зазвонил телефон. Нунен поднес к уху трубку, сказал «да?», некоторое время молча слушал, затем сказал: «Ты бы лучше сам туда съездил, Мак», после чего дважды безуспешно пытался закончить разговор. Наконец он положил трубку, тупо уставился на меня и, справившись с волнением, сообщил:

— Только что Лу Ярд убит. Пристрелили, когда из дому выходил.

— Подробности есть? — полюбопытствовал я, проклиная себя за то, что поторопился снять Дика Фоли с поста на Пейнтер-стрит. Досадно.