Я ответил, что ничего не слышно, после чего, забравшись под одеяло, провел с самим собой совещание, на повестке дня которого стоял вопрос о возможных последствиях нападения Нунена на «Сидер-Хилл» и Сиплого — на Первый национальный банк. Я бы многое дал, чтобы иметь возможность услышать, о чем сейчас говорят папаша Элихью, Пит Финик и Лу Ярд. Но такой возможности у меня не было, а сообразительностью я никогда не отличался. Поэтому, полчаса поломав голову, я объявил совещание закрытым и задремал.

Когда я проснулся, было уже почти семь часов. Я умылся, оделся, в один карман сунул пистолет, в другой — фляжку шотландского виски и поехал к Дине.

XVI

РЕНО

Мы вошли в гостиную, и Дина, отступив назад и повертевшись, продемонстрировала мне свое новое платье. Я его похвалил, а она, разъяснив мне, какой у платья цвет и как называются штучки на рукаве, закончила свою лекцию вопросом:

— Значит, по-твоему, оно мне идет?

— Тебе все идет, — успокоил ее я. — Сегодня днем в гости к папаше Элихью заявились Лу Ярд и Пит Финик.

Она скорчила недовольную гримасу и сказала:

— Мое платье тебя абсолютно не волнует. И что же они там делали?

— Совещались, надо полагать.

— Тебе правда неизвестно, где Макс? — спросила она, посмотрев на меня сквозь ресницы.

И тут я догадался. Скрывать это не имело никакого смысла.

— Возможно, он тоже у Уилсона, но точно не знаю — не интересовался. Какая мне разница?

— Очень большая. У Сиплого есть все основания нас с тобой не любить. Послушайся моего совета, детка: сцапай его поскорей, если тебе дорога жизнь — твоя и моя.

— Ты еще не знаешь самого главного, — рассмеявшись, сказал я. — Макс не убивал брата Нунена. Тим не сказал «Макс», он пытался сказать «Максвейн», но умер на полуслове.

Дина схватила меня за плечи и встряхнула — сто девяносто фунтов чистого веса!

— Черт тебя побери! — закричала она, обдав меня горячим дыханием. На ее побелевшем лице румяна и помада обозначились ядовито-красными пятнами. — Раз ты пришил ему дело, да еще меня в это втянул, тебе придется убить его, другого выхода нет.

Я не люблю, когда со мной распускают руки, даже когда это руки молоденьких женщин, которые, распалившись, похожи на мифологических героинь. Я вырвался из ее железных объятий и сказал:

— Хватит причитать. Ты еще жива.

— Да, пока жива. Но Макса я знаю лучше, чем ты. Те, кто обвиняет его в преступлении, которого он не совершал, долго не живут. Нам бы не поздоровилось, даже если бы мы пытались засадить его за дело, а тут уж…

— Главное, не паникуй. Кому только я не шил дел, и, как видишь, — жив. Одевайся и пойдем есть. Сразу лучше себя почувствуешь.

— Ты что, спятил?! И не подумаю. Тем более…

— Будет тебе. Если уж Сиплый такой злодей, ты и дома от него не спасешься. Не все ли равно где…

— Совсем не все… Знаешь что? Поживешь у меня, пока Макс на свободе гуляет? Ты виноват, вот и охраняй меня. Ведь сейчас даже Дэна нет, он в больнице.

— Не могу, — сказал я. — Дела. Зря ты переживаешь. Макс наверняка и думать о тебе забыл. Одевайся, а то я умираю от голода.

Она подошла ко мне вплотную, и я прочитал в ее глазах ужас.

— Скотина! — воскликнула она. — Тебе на меня наплевать. Используешь меня, как и других, в качестве взрывчатки. А я-то тебе поверила!

— Насчет взрывчатки ты правильно говоришь, а все остальное — чушь! У тебя тяжелые черты лица, и тебе не идет, когда ты злишься. Пошли, ужасно есть хочется.

— Будешь есть здесь, — сказала она. — Уже темно, ни за что из дому не выйду.

Спорить было бесполезно. Поверх розово-бежевого платья Дина надела фартук и, произведя учет имеющихся в холодильнике продуктов, извлекла оттуда картошку, зеленый салат, банку консервов и кусок фруктового пирога. К этому я добавил, сходив в магазин, пару бифштексов, булки, спаржу и помидоры.

Когда я вернулся, Дина, налив в шейкер много джина, вермут и апельсиновый сок, делала коктейль.

— На улице никого? — тревожно спросила она.

Я лишь понимающе хмыкнул. Мы отнесли коктейль в столовую и не теряя времени даром выпили по одной. Джин пошел ей на пользу. Когда мы сели ужинать, она почти совсем успокоилась. Готовила она неважно, но на нашем аппетите это не сказалось.

На десерт мы выпили по паре стаканов имбирного пива. И тут вдруг ее охватила невероятная жажда деятельности. Чтобы она боялась на улицу нос высунуть из-за какого-то паршивого пигмея — да никогда в жизни) Она ведь вела себя с ним честнее некуда, а он взъелся на нее из-за ерунды, и, если ему не нравится се поведение, пусть хоть на голову встает — она все равно, как и собиралась, повезет меня в «Серебряную стрелу», она же обещала Рено, что обязательно приедет, и она, черт возьми, сдержит слово, а тот, кто в этом сомневается, пусть катится… правильно она говорит?

— А кто такой Рено? — поинтересовался я, пока она, вместо того чтобы развязывать тесемки от фартука, завязывала их еще туже.

— Рено Старки. Тебе он понравится. Отличный парень. Я обещала, что приеду на его праздник, и свое слово сдержу.

— А что он празднует?

— Проклятый фартук! Его сегодня из тюрьмы выпустили.

— Повернись, я развяжу. За что его посадили? Стой спокойно.

— Полгода назад он вскрыл сейф в ювелирном магазине Тер-дока. Их было пятеро: Рено, Толстяк Коллинз, Черномазый Уэйлен, Хэнк О’Марра и один хромой коротышка, по кличке Колченогий. Прятал их сам Лу Ярд, но неделю назад сыщики их все-таки накрыли. Так что пришлось Нунену их посадить. Но это ничего не значит. Сегодня, в пять часов дня их выпустили под залог, и больше об этом деле, будь спокоен, никто никогда не услышит. Рено это не впервой: его уже раза три под залог выпускали. Слушай, пока я переоденусь, взболтай еще пару коктейлей.

* * *

Ресторан «Серебряная стрела» находился на полпути между Берсвиллом и Мок-Лейком.

— Неплохой кабак, — сообщила мне по дороге Дина. — Полли Дивото — хорошая хозяйка, умеет накормить и напоить, вот только виски у нее всегда почему-то мочой отдает. Тебе Полли понравится. Из ее заведения можно вынести все что хочешь, она слова не скажет, главное — не шуметь. Шума она не переносит. Ну вот, приехали. Видишь сквозь деревья красные и синие огоньки?

Мы выехали из леса, и перед нами выросло похожее на старинный замок ярко освещенное здание придорожного ресторана.

— Ты же говорила, хозяйка не переносит шума, — сказал я, прислушиваясь к громкому пистолетному хору, который доносился изнутри.

— Что-то стряслось, — пробормотала Дина, останавливая машину.

Из ресторана выбежали и скрылись в темноте двое мужчин, тащивших за собой женщину. Из боковой двери стремглав вылетел какой-то тип. Пистолеты продолжали петь на разные голоса, хотя вспышек видно не было. Еще кто-то выскочил из ресторана и исчез за углом. Из окна второго этажа, с пистолетом в руке, высунулся мужчина.

Дина истошно закричала.

Из кустов в направлении окна вырвалось оранжевое пламя. На выстрел высунувшийся ответил выстрелом. Второй вспышки из-за кустов не последовало. Человек в окне высунулся еще дальше, перекинул ногу, повис на руках и спрыгнул вниз.

Наша машина дернулась. Дина прикусила губу. Выпрыгнувший медленно вставал на четвереньки.

— Рено! — взвизгнула Дина, всматриваясь в темноту.

Человек вскочил на ноги, повернулся к нам лицом и стремглав кинулся к нашей машине. Дина включила зажигание, распахнула дверцу, и Рено на ходу вскочил на подножку «мармона». Я обхватил его за пояс, но, отстреливаясь, он так вертелся, что чуть не оторвал мне руку. В воздухе свистели пули.

Еще мгновение — и выстрелы смолкли. Оставив далеко позади «Серебряную стрелу», мы неслись в противоположную от Берсвилла сторону. Рено повернулся ко мне лицом и стал держаться сам, а я начал разминать затекшие пальцы. Дина впилась в руль.

— Спасибо, детка, — сказал Рено. — Без тебя я бы пропал.

— Пустяки, — отозвалась она. — Хорошенький, я смотрю, ты себе праздник устроил.

— Приехали незапланированные гости. Тэннер-роуд знаешь?

— Да.

— Поезжай по ней. Эта дорога выведет нас на Маунтин-бульвар, а оттуда мы вернемся в город.

Дина кивнула, сбавила скорость и спросила:

— Кто такие?

— Несколько подонков. Знали бы, с кем имеют дело, — не совались бы.

— А я их знаю? — с нарочитой небрежностью спросила она, свернув на узкую, разбитую дорогу.

— Бог с ними, детка, — сказал Рено. — Много будешь знать, скоро состаришься.

Дина выжала из своего «мармона» еще пятнадцать миль в час. Теперь машину так подбрасывало, что ни Дине, ни тем более стоявшему на подножке Рено было не до разговоров.

— Значит, Сиплый проиграл, а ты выиграла? — спросил он, когда трясти стало поменьше.

— Угу.

— Говорят, ты напустила на него легавых.

— Мало ли что говорят. Ты сам-то что думаешь?

— Правильно сделала, что бросила его, а вот что с сычом снюхалась и дело Сиплому шьешь — нехорошо. Очень даже нехорошо. — С этими словами он покосился на меня.

Это был крепкий, довольно высокий, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с большими карими тупыми глазами на желтоватом лошадином лице. Лицо скучное, невыразительное, но незлое. Я молча посмотрел на него.

— Раз ты так считаешь, можешь… — начала было Дина.

— Стой! — рявкнул Рено.

Впереди, на манер баррикады, вырос длинный черный лимузин, стоящий поперек дороги. Наш «мармон» сделал крутой вираж.

Вокруг опять засвистели пули. Мы с Рено стали отстреливаться, а Дина приготовилась к скачке с препятствиями.

Она выехала на противоположную полосу, затем, чуть не угодив левым колесом в кювет и проскочив по самой бровке мимо лимузина, вывернула резко вправо, отчего мы с Рено чуть не вывалились наружу, и, с трудом удержав машину, вынесла нас из опасной зоны как раз в тот момент, когда мы расстреляли все патроны.