Дэшилл Хэммет - Красная жатва

* * *

Вернувшись в гостиницу, я принял холодную ванну. Это меня немного освежило. Когда тебе сорок лет, джин может заменить сон, но чувствуешь себя после этого не самым лучшим образом.

Одевшись, я сел к столу и сочинил следующий документ: «Перед смертью Тим Нунен сказал мне, что его убил Макс Тейлер. Наш разговор слышал детектив Боб Максвейн. Я дала детективу Максвейну двести долларов и бриллиантовое кольцо стоимостью тысяча долларов, чтобы он молчал и выдал убийство за самоубийство».

Положив эту бумагу в карман, я спустился, еще раз позавтракал, в основном крепким кофе, и отправился в городскую больницу.

С утра к больным не пускали, но, помахав перед носом швейцара удостоверением «Континенталь» и дав всем понять, что дело у меня сверхсрочное и от него зависит жизнь тысяч людей, я все-таки проник к Мертл Дженисон. Она лежала одна в палате на третьем этаже. Остальные четыре койки пустовали. На вид ей можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят пять лет: оплывшее, изрытое морщинами лицо, заплетенные в косы жидкие русые волосы.

Дождавшись, пока сестра, которая поднялась со мной, вышла, я протянул больной бумагу и сказал:

— Мисс Дженисон, вы не распишетесь?

Страшными, провалившимися глазами, с набухшими мешками, она сначала взглянула на меня, потом на документ, после чего из-под одеяла к бумаге протянулась бесформенная, толстая рука.

На то, чтобы прочесть тридцать семь слов, у нее ушло почти пять минут. Наконец она уронила бумагу на одеяло и спросила:

— Откуда это у вас? — Голос у нее был резкий, раздраженный.

— От Дины Брэнд.

— Выходит, она с Максом порвала? — с неожиданной живостью спросила она.

— Про это мне ничего не известно, — соврал я. — Насколько я понимаю, она просто хотела на всякий случай заручиться вашей подписью.

— И подставить свое дурацкое горло под нож. Дайте ручку.

Я протянул ей ручку и подложил под бумагу блокнот — так и писать удобнее, и документ сразу же окажется у меня в руках. Она нацарапала внизу свою подпись и, пока я тряс бумагой в воздухе, чтобы высохли чернила, сказала:

— Раз ей это надо, я не против. Мне все равно. Я человек конченый. Пропади они все пропадом! — Она хмыкнула и вдруг резким движением откинула одеяло, и я увидел ее обезображенное, распухшее тело под грубой белой рубахой. — Как я тебе нравлюсь, а? Понял, что мне конец?

Я укрыл ее и сказал:

— Спасибо вам, мисс Дженисон.

— Не за что. Мне теперь на все наплевать. Вот только… — тут ее пухлый подбородок вздрогнул, — тошно умирать такой уродиной.

Из больницы я отправился на поиски Максвейна. Ни в телефонной, ни в адресной книге его имени не было. Я таскался по бильярдным, табачным магазинам, барам, сначала молча искал его глазами и только потом задавал осторожные вопросы. Безуспешно. Тогда я решил вернуться в отель, вздремнуть, а ночью продолжить поиски.

В холле отеля, в углу, прикрывшись газетой, стоял какой-то человек. Увидев меня, он сложил газету и двинулся мне навстречу. У него были кривые ноги и отвисшая, как у борова, челюсть. Я на ходу кивнул ему и пошел к лифту. Максвейн последовал за мной.

— Тебя можно на минуту? — прошамкал он мне в затылок.

— Разве что на минуту. — Я остановился, изобразив на лице полнейшее равнодушие.

— Здесь слишком людно, — нервно шепнул он.

Мы поднялись ко мне в номер. Он оседлал стул и сунул в рот спичку, а я сел на кровать и стал ждать, что он скажет. Некоторое время он молча жевал спичку, а затем заговорил:

— Хочу потолковать с тобой начистоту, приятель. Я…

— Ты хочешь сказать, что вчера подошел ко мне не случайно? Что Буша ты сыграл сам, по собственной инициативе, да и то только после моего с ним разговора? Что знал об ограблении, в котором участвовал Буш, от своих бывших дружков, полицейских? И смекнул, что, если удастся связаться с ним через меня, ты сможешь на нем подзаработать, верно?

— Допустим, но будь я проклят, если держал столько всего в голове.

— Ты много выиграл?

— Шесть сотен. — Он сдвинул шляпу на затылок и, вынув изо рта изжеванную спичку, почесал ею лоб. — А потом все в кости просадил: и эти шестьсот, и еще своих двести с лишним. Представляешь? Шутя выигрываю шесть сотен — а потом должен клянчить четыре доллара на завтрак.

— Ничего не поделаешь, такова жизнь, — утешил я его.

— Это точно, — отозвался он, снова запустил спичку в рот, пожевал ее и добавил: — Вот я и решил к тебе зайти. Я ведь когда-то и сам был сыщиком…

— Почему Нунен тебя выгнал?

— Меня?! С чего ты взял? Я сам ушел. Обстоятельства… Понимаешь, жена в аварии погибла, я страховку получил — вот и ушел.

— А я слышал, он тебя выставил, когда его брат застрелился.

— Плохо, значит, слышал. Это потом было. Да ты можешь у него сам спросить, если мне не веришь.

— Какая мне разница? Рассказывай лучше, зачем пришел.

— Я проигрался, сижу в дерьме. Ты ведь сыч из «Континенталя», и я догадываюсь, чем ты здесь занимаешься. Я могу тебе пригодиться, сам был сыщиком, все входы и выходы в Берсвилле знаю.

— Значит, шестеркой хочешь стать?

Он посмотрел мне прямо в глаза и спокойно сказал:

— Не понимаю, почему обязательно надо человека обидеть? Неужели другого слова подобрать нельзя?

— У меня есть к тебе дело, Максвейн. — Я протянул ему бумагу, подписанную Мертл Дженисон. — Что ты об этом скажешь?

Он стал внимательно читать, его губы шевелились, спичка прыгала во рту. Прочитав, он встал, положил бумагу рядом со мной на кровать и насупился.

— Сперва я должен кое-что уточнить, — с серьезным видом сказал он. — Я скоро вернусь и тогда все тебе расскажу.

— Не валяй дурака, — засмеялся я. — Неужели ты думаешь, что я тебя отсюда выпущу?

— Ничего я не думаю, — с таким же серьезным видом сказал он, качая головой. — Это ты думаешь, что сможешь меня остановить.

— Не думаю, а уверен, — сказал я, а про себя прикинул: он же здоровый малый, моложе меня лет на шесть и фунтов на двадцать легче.

Он стоял передо мной и с серьезным видом смотрел на меня. А я сидел на кровати и смотрел на него — с каким видом, трудно сказать. Продолжалась эта немая сцена, наверное, минуты три.

Не знаю, о чем в это время думал Максвейн, а я мысленно измерил расстояние между нами и рассчитал, что, если он на меня бросится, я откинусь назад, перевернусь на бок и ударю его ногами в лицо. Он стоит слишком близко, рассуждал я, и достать пистолет не успеет. Но тут мои размышления были прерваны.

— Это паршивое кольцо ни черта не стоит. Еле-еле две сотни за него получил.

— Сядь и расскажи всю историю.

Он опять покачал головой и сказал:

— Сначала объясни, зачем она тебе.

— Чтобы Сиплого посадить.

— Сиплый меня не волнует. Что будет со мной?

— Тебе придется пройтись со мной в полицию.

— Не пойду.

— Почему? Ты ведь свидетель.

— Спасибо! Чтобы Нунен пришил мне взяточничество или, чего доброго, соучастие в убийстве. А может, и то и другое. За ним ведь не заржавеет!

Пустая болтовня.

— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Придется тебе с ним повидаться.

— Это мы еще посмотрим.

Я выпрямился и сунул правую руку в боковой карман. Он кинулся на меня. Я упал на кровать, перевернулся на бок и выбросил вперед ноги. Но не тут-то было: Максвейн, не рассчитав своих сил, врезался в кровать, сдвинул ее, и я очутился на полу. Я шлепнулся на спину и попытался одновременно вынуть пистолет и залезть под кровать. А Максвейн, споткнувшись о ножку, перелетел через кровать и приземлился рядом со мной, ударившись головой об пол. Я приставил пистолет к его левому виску и сказал:

— По твоей милости мы кувыркаемся, точно клоуны на арене. Не двигайся, а то сделаю трепанацию черепа. — Я встал, нашел и спрятал в карман подписанную Мертл бумагу и только тогда велел подняться Максвейну. — Поправь галстук и надень как следует шляпу, а то с тобой по улице идти неудобно, — сказал я, проведя рукой по его карманам и убедившись, что оружия у него нет. — Хочу тебя на всякий случай предупредить: пистолет у меня в кармане плаща, а рука — на курке.

Он поправил съехавший галстук, надел шляпу и сказал:

— Слушай, теперь я уже все равно никуда не денусь. Забудь про драку, хорошо? Скажешь им, что я сам пришел?

— Ладно.

— Спасибо, приятель.

* * *

Нунена на месте не оказалось — ушел обедать. Пришлось ждать целых полчаса у его кабинета. Когда он вернулся, я услышал привычное: «Как поживаешь?.. Вот и отлично», — словом, весь джентльменский набор. Максвейну же он не сказал ничего, только глянул на него исподлобья.

Мы вошли в кабинет. Нунен усадил меня, сам сел за письменный стол, а своего бывшего подчиненного оставил стоять.

Я протянул Нунену бумагу, подписанную больной Мертл. Он мельком взглянул на документ, вскочил и ударил Максвейна в лицо кулаком величиной с крупную дыню.

Максвейн отлетел в сторону и врезался затылком в стену. Стена жалобно скрипнула, и с нее слетела и рухнула рядом с пострадавшим фотография в рамке, на которой Нунен вместе с другими знатными людьми города приветствовал какого-то типа в гамашах.

Толстяк вразвалочку обогнул стол, поднял с пола фотографию и стал колотить ею Максвейна по голове и по плечам, пока она не разлетелась на части. Затем шеф, тяжело дыша, вернулся к столу, улыбнулся и весело сказал мне:

— Много я перевидал подонков, но такого впервые вижу.

Максвейн уселся на полу и посмотрел по сторонам. Все лицо было у него в крови.

— Пойди сюда, скотина! — заорал на него Нунен.