Полицейские приходили и уходили, безуспешно пытаясь обнаружить стрелявших. Позвонил Нунен. Сначала он говорил с сержантом, ответственным за проведение операции, а затем попросил к телефону меня.

— Представляешь, только что узнал, что в тебя стреляли, — сообщил он. — Кто бы это мог быть, как ты думаешь?

— Понятия не имею, — соврал я.

— Ты цел?

— Цел.

— И на том спасибо, — с облегчением вздохнул он. — Ничего, дай срок, мы эту пташку выловим. Никуда от нас не уйдет. Хочешь, я оставлю у тебя двоих ребят, если тебе так спокойнее?

— Нет, благодарю.

— А может, все-таки пусть остаются?

— Спасибо, не стоит.

Он взял с меня слово, что в случае чего я ему тут же позвоню, заверил, что вся полиция города Берсвилла к моим услугам, намекнул, что, если со мной что-нибудь случится, он этого не переживет, — и только тогда отстал.

Полицейские ушли. Я перенес вещи в другой, более безопасный номер, переоделся и отправился на Харрикен-стрит, на свидание с Сиплым.

* * *

Дверь мне открыла Дина Брэнд. Ее полные, чувственные губы на этот раз были накрашены ровно, но русые волосы так же плохо расчесаны, пробор неровный, а оранжевое шелковое платье в пятнах.

— Тебя еще не убили? — удивилась она. — А ты живучий. Заходи.

Мы вошли в захламленную гостиную. Дэн Рольф и Макс Тейлер играли в карты. Рольф кивнул, а Тейлер привстал и пожал мне руку.

— Говорят, ты объявил Берсвиллу войну, — просипел он.

— Я тут ни при чем. У меня есть клиент, который хочет проветрить этот нужник.

— Не хочет, а хотел, — поправил меня Сиплый, когда мы сели за стол. — Делать тебе больше нечего.

Тут я произнес целую речь:

— Видишь ли, мне не нравится, как Берсвилл со мной обошелся, а сейчас я могу взять реванш. Насколько я понимаю, ты)пять вернулся в шайку, снова ходишь с ними в обнимку, все обиды побоку, верно? Ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Было время, когда и я хотел того же. Если бы меня оставили в покое, я, быть может, ехал бы сейчас назад, в Сан-Франциско. Но меня в покое не оставляют. Взять хотя бы толстяка Нунена. За два дня он дважды пытался меня прикончить. Не слишком ли часто? А теперь настала моя очередь за ним поохотиться, и в этом удовольствии я себе отказать не могу. Пришло время собирать берсвиллскую жатву. Этим-то я и займусь.

— Если останешься жив, — заметил Сиплый.

— Естественно, — согласился я. — Сегодня утром, например, я вычитал в газете, что какой-то парень ел в постели эклер с шоколадным кремом, подавился и помер.

— Хорошая история, — вставила Дина Брэнд, развалившись в кресле, — только в сегодняшней газете ничего такого нет. — Она закурила и швырнула спичку за диван.

Чахоточный собрал разбросанные по столу карты и стал их бесцельно тасовать.

— Уилсон хочет, чтобы ты взял себе эти десять тысяч, — нахмурившись, сказал Тейлер. — Чего ты упрямишься?

— Склочный у меня нрав, вот беда, — сказал я. — Терпеть не могу, когда людей убивают.

— Смотри, сыграешь в ящик. Я-то против тебя ничего не имею. Ты Нунена от меня отвадил. Поэтому и говорю: плюнь и возвращайся во Фриско.

— И я против тебя ничего не имею, — сказал я. — Поэтому и говорю: порви с ними. Один раз они уже тебя обманули. И еще обманут. И потом, они плохо кончат. Выходи из игры, пока не поздно.

— За меня не бойся, — сказал он. — Я себя в обиду не дам.

— Охотно верю. Но ведь ты же сам знаешь: долго они все равно не протянут. Ты уже сливки снял — пора и когти рвать.

— Парень ты не промах, не спорю, — сказал он, покачав своей маленькой черной головкой. — Но и тебе не удастся расколоть этот орешек. Он тебе не по зубам. Если бы я считал, что это тебе по силам, я бы перешел на твою сторону. Сам знаешь, как я отношусь к Нунену. Но тебе их не одолеть. Никогда. Отступись.

— Ни за что. Вколочу в это дело все десять тысяч папаши Элихью, до последнего цента.

— Говорила же я тебе, — зевнув, сказала Сиплому Дина Брэнд, — если уж он что-то вбил себе в голову, его не переубедишь. Эй, Дэн, у нас что-нибудь выпить найдется?

Чахоточный встал из-за стола и вышел из комнаты.

— Дело твое. — Тейлер пожал плечами. — Не мне тебя учить. Завтра вечером на бокс собираешься?

Я ответил, что собираюсь. Вошел Дэн Рольф с джином и стаканами. Мы выпили. Разговор зашел о боксе. О моей схватке с Берсвиллом больше никто не упоминал. По-видимому, Сиплый просто умыл руки, но мое упрямство его не разозлило. Он даже дал мне совет, если я пойду на бокс, поставить на Крошку Купера, который должен выиграть у Айка Буша нокаутом в шестом раунде. Тейлер явно что-то знал, и его прогноз ничуть не удивил Дину и Рольфа.

Ушел я в начале двенадцатого и добрался до отеля без всяких происшествий.

IX

НОЖ С ЧЕРНОЙ РУКОЯТКОЙ

Утром, когда я проснулся, меня посетила гениальная идея. Ведь в Берсвилле всего сорок тысяч жителей и слухи наверняка расходятся моментально. В десять утра я взялся за дело.

Я ходил по бильярдным, табачным магазинам, барам, закусочным, останавливался на перекрестках. Стоило мне увидеть одного-двух шатающихся без дела берсвилльцев, как я подходил и говорил примерно следующее:

— Спичек не найдется?.. Благодарю… Сегодня на бокс идешь?.. Буш, говорят, сольет в шестом раунде… Мне Сиплый рассказывал — он зря говорить не будет… Еще бы, — конечно, жулики, все до одного…

Люди любят секреты, а все связанное с именем Тейлера носило в Берсвилле налет секретности. Слухи распространялись с невероятной быстротой. Многие из тех, кому я сообщил прогноз Сиплого, спешили передать его дальше — главным образом чтобы продемонстрировать свою осведомленность.

Еще утром шансы Айка Буша на победу считались более предпочтительными, некоторые полагали даже, что он победит нокаутом. Но уже к двум часам дня ситуация изменилась: сначала шансы боксеров выравнялись, а к половине третьего Крошка Купер стал фаворитом, ставки на него принимались два к одному.

Напоследок я зашел в закусочную и, уписывая сандвич с жареной говядиной, поделился своим прогнозом с буфетчиком и несколькими постояльцами.

Когда я вышел, на улице меня ждал какой-то тип с кривыми ногами и острой, отвисшей, как у борова, челюстью. Он кивнул и пошел рядом, грызя зубочистку и косясь на меня. Когда мы дошли до перекрестка, он сказал:

— Все это вранье.

— Что именно?

— Что Айк Буш сольет. Вранье, я тебе точно говорю.

— А тебе-то какая разница? Знающие люди ставят на Купера два к одному, а ведь ему без помощи Буша не выиграть.

Кривоногий выплюнул изжеванную зубочистку и обнажил желтые зубы.

— Да он мне сам вчера вечером говорил, что уложит Купера одной левой, а уж мне бы он заливать не стал.

— Дружишь с ним?

— Дружить не дружу, но он знает, что… Слушай! Тебе правда про Купера Сиплый рассказывал?

— Правда.

— Надо же! — И он злобно выругался. — А я-то развесил уши, поверил этому паразиту, последние тридцать пять долларов на него извел. А ведь я мог бы его посадить… — Он осекся и стал озираться по сторонам.

— За что?

— Было за что. Неважно.

— Послушай, раз ты про него что-то знаешь, это меняет дело. Я и сам на Буша поставил. Если он у тебя на приколе, можно было бы с ним договориться.

Он взглянул на меня, на тротуар, порылся в кармане жилета, извлек оттуда зубочистку, сунул ее в рот и пробормотал:

— А ты кто будешь?

Я назвался то ли Хантером, то ли Хантом, то ли Хантингтоном и спросил, как зовут его.

— Максвейн, Боб Максвейн, — представился кривоногий. — Если не веришь, спроси кого хочешь. Меня в городе все знают.

Я сказал, что верю.

— Ну, что скажешь? Нажмем на Буша?

Его маленькие глазки вспыхнули и тут же погасли.

— Нет, — выдохнул он. — За кого ты меня принимаешь? Я всегда…

— …Даю себя за нос водить, — подхватил я. — Не бойся, тебе с ним дело иметь не придется, Максвейн. Выкладывай все, что знаешь, а я уж сам все устрою — если будет что устраивать.

Обдумывая мои слова, он облизнул губы, и зубочистка выпала у него изо рта и застряла в пиджаке.

— А ты не разболтаешь, что и я замешан в этой истории? — спросил он. — Я ведь здешний и, если это дело выплывет, меня тут же загребут. А его в полицию не сдашь? Только пригрозишь, чтобы он сегодня вечером не слил?

— Конечно.

Он вцепился в мою руку и с волнением в голосе спросил:

— Честно?

— Честно.

— Его настоящее имя — Эл Кеннеди. Два года назад он принимал участие в налете на банк «Кистоун-траст» в Филадельфии, когда ребята Финки Хоггарта уложили двух посыльных. Сам Эл их не убивал, но в ограблении участвовал. Он вообще в Филадельфии немало дел натворил. Всю банду забрали, а ему удалось смыться. Поэтому-то он здесь и отсиживается. Поэтому никогда не даст репортерам свою физиономию в газетах пропечатать. Предпочитает не высовываться. Ты меня понял? Айк Буш — это Эл Кеннеди, которого разыскивают легавые за ограбление «Кистоуна». Уяснил себе? Он участвовал…

— Уяснил, уяснил, — заверил его я, с трудом остановив эту карусель. — Скажи лучше, как нам с ним встретиться?

— Он живет в отеле «Максвелл», на Юннон-стрит. Сейчас, надо думать, он в номере, отдыхает перед боем.

— Чего ему отдыхать? Он ведь еще не знает, что будет драться всерьез. Ладно, попробуем. Попытка не пытка.

— Не мы попробуем, а ты! Сам же слово дал, что меня не выдашь, а теперь «мы» да «мы»!

— Извини, запамятовал. Как он выглядит?

— Черноволосый такой, стройный, одно ухо изуродовано, брови прямые. Не знаю, как он тебя встретит.

— Это дело мое. Где мне потом тебя найти?