Одним рывком она распустила пояс, и халат распахнулся сверху донизу. Потом она сладострастно повела плечами, и халат упал на пол к её ногам. Под ним ничего не было. Я смотрел, как она поворачивается вокруг себя, медленно описывая полный круг.

— Сто пятьдесят фунтов, — сказала она с удовольствием, когда снова стала лицом ко мне. — И ни одна унция не пропадает зря.

Она была восхитительна. Там она выдавалась горделивым максимумом двух остроконечных грудей, здесь сужалась до изящного минимума. Её кожа сияла матовой белизной фарфора. Высоко на левом бедре был треугольный шрам — единственный изъян на этом безукоризненно прекрасном теле, единственный и от того восхитительно возбуждающий.

— Тебе хочется только смотреть, и этого достаточно? — лениво спросила она. — Я польщена, Дэнни Бойд!

Я обошёл бар и медленно двинулся к ней. Воротник душил меня, и я расслабил его примерно до пояса. Стоя в ожидании меня, она медленно провела руками по своим гладким бёдрам.

— Ты опять хочешь ударить меня? — спросила она, когда я остановился перед ней.

— Не это ли тебя привлекает в Обри?

— Обри! — Это имя прозвучало у неё как грубое и раздражённое слово. — Нет. Я подумала, что, может, это ты так развлекаешься.

— Я парнишка с простыми привычками, — сказал я. — Для меня достаточно хороши старинные способы.

Тут я протянул руку и кончиками пальцев погладил треугольный шрам на её бедре.

— Змеиный укус?

— Можно назвать так, — согласилась она. В её голосе была насмешливая нотка. — Разве ты не собираешься обнять меня или заняться кое-чем столь же старомодным?

— А у меня на уме и то, и другое. Может это и старомодно, но до сих пор не устарело.

— Ты когда-нибудь перестанешь болтать? — спросила она напряжённым тоном.

Я наклонился, подхватил её под бедра и взвалил себе на плечо. Её зубы резко впились в моё тело, когда я её нёс в комнату. В ответ я шлёпнул её по наиболее близкому и наиболее подходящему для этого месту. Она взвизгнула от удовольствия.

— Только вот что, — сказал я. — Как насчёт Обри? Что, если он рано вернётся?

— Ну его к чёрту, — удовлетворённо сказала она. — Он может налить себе сам.

— Значит, с Обри все улажено и остаёшься только ты?

— Так у меня не остаётся никакого выбора. — Она мелодраматически вздохнула. — А если я закричу?

— Я опытный соблазнитель, — сказал я скромно. — При мне всегда есть ушные затычки.

* * *

…Было чуть больше полседьмого, и мы снова выглядели респектабельно. Мы пили джин с тоником, потому что «смеющаяся вдова» годится только для особых случаев.

— Мне пора идти, — сказал я.

Эдел в шёлковой рубашке и узких брюках лежала, растянувшись на кушетке.

— Зачем? — спросила она, не двигаясь.

— Нужно заниматься делами.

— У тебя назначено свидание? — Она медленно повернула голову и взглянула на меня.

— Никакого свидания.

— Ну тогда оставайся, — сказала она. — Скоро приедет Обри и принесёт нам что-нибудь поесть.

— Знаю я его вкус, — я содрогнулся. — Пшеничные хлопья и йоргут! Это не для меня!

— Известно, что иногда он ест бифштекс, — лениво сказала она. — Очень редко, конечно.

Я опять содрогнулся.

— Знаешь что, — серьёзно сказал я. — Если бы у меня были силы, я встал бы с этого дивана и поехал домой. Если бы у меня были силы…

Она удовлетворённо замурлыкала.

— А ведь люди играют в гольф, теннис, плавают, чтобы избавиться от избытка сил…

— Можно ли удивляться, что мир плохо устроен, — согласился я.

— Нальёшь мне ещё? — заискивающе спросила она.

— Если бы я чувствовал себя настолько сильным, я налил бы себе, — объяснил я, — а мой стакан пуст.

— Размазня! — Она медленно села, потом ещё медленней встала на ноги, подошла к моему креслу и наклонилась, чтобы забрать у меня мой стакан. Одновременно она поцеловала мою руку. — Зверь! — пробормотала она. Потом, покачивая бёдрами, направилась к бару.

С большим трудом я приподнялся в кресле и сел. Едва я закурил, послышался щелчок дверного замка.

Через десять секунд в комнату вошёл Обри. Он остановился, когда увидел меня, и неуверенно улыбнулся.

— Хелло, Дэнни, — встревоженно сказал он. — Все в порядке?

— Предположим, он ответил бы «нет»? — едко спросила Эдел. — Что бы ты сделал, Обри? Опять уехал бы из города?

Он оглянулся на неё.

— Хелло, Эдел. Я тебя не заметил сначала… Но ведь все в порядке, правда? Я хочу сказать, что иначе бы вас здесь не было, верно?

— Всё было прекрасно, — сказала она. — Дэнни чудесно сработал. Иди сюда и займись напитками, а я пока буду рассказывать.

Он послушно потащился к бару, а я докурил свою сигарету, пока она рассказывала ему, как всё происходило.

Когда она закончила, Обри подошёл к моему креслу, сунул стакан в левую руку и энергично затряс правую.

— Поздравляю, старина, первоклассная работа.

— Жаль, что вас не было при этом, — сказал я. — Эдел говорила мне, что вы уезжали сегодня из города.

— Да, мне нужно было кое-кого повидать… Бизнес.

— Конечно, — сказал я.

На его лице отразилось облегчение.

— А теперь, когда с этим покончено, нужно отпраздновать это.

— С чем покончено?

— А разве нет? — спросил он тревожно. — Ведь отца признали сумасшедшим?

— Это только начало, — терпеливо сказал я. — Вспомните того продюсера, Вернона Клайда и головокружительную блондинку Чарити Адам. Они были здесь, когда я держал пари с Ники-боем. Они слышали, как я упоминал психиатра. Как, по-вашему, они отнесутся к известию, что ваш старик в больнице?

Обри резко взвизгнул.

— Об этом можете не беспокоиться, старина. Я уже думал об этом. Мы им ничего не скажем. Все, что нам известно, это то, что отец вышел сегодня утром из квартиры, и мы больше его не видели. Как это вам?

— Просто превосходно! — сказал я. — Они не станут беспокоиться день, два, может быть, и три. Потом они звонят в полицию, в морг, в больницы…

— О! — Обри перестал улыбаться и снова принялся покусывать усы.

— Придётся вам, старина, придумать что-нибудь получше, — сказал я. — И, может быть, перестанете жевать этот свой половик на верхней губе.

— Извиняюсь. — В его больших глазах была обида. — Нервный рефлекс, старина. Обычно я не замечаю, что делаю это.

— Ручаюсь, что он это говорит всем девушкам, — лукаво сказала Эдел, но он не слушал её, вновь охваченный беспокойством.

— У вас есть какие-нибудь соображения, Дэнни? — спросил он, наконец.

Прежде чем ответить, я выпил немного джина.

— Вам придётся сказать, где он, — твёрдо ответил я. — Все, что нам нужно, это хорошая история в придачу. Что, если Ники-бой чокнулся вчера вечером на своём Гамлете и набросился на Эдел с ножом? Если кому-то вздумается проверить у Фрэзера, он подтвердит эту версию. Это с ним и случилось.

Эдел тихо засмеялась.

— Старый, добрый Ники? Нам нужен был какой-то мазок, чтобы купить Фрэзера, и Ники сам придумал захватить с собой этот нож для убедительности.

Обри снова оживился.

— Я понимаю, что это было вот так: отец был самим собой и вдруг начал беспокоиться. Он решил, что Эдел хочет его отравить, набросился на неё с ножом. Нам едва удалось помешать ему убить её в самом деле. — Он улыбнулся мне, довольный, будто бы сам придумал это.

— Годится, Обри, — сказал я устало. — И когда это произошло, Эдел уже была в контакте с доктором Фрэзером. Она связалась с ним за несколько часов до того, чтобы установить победителя в нашем пари. Так что сегодня утром вы первым делом запихнули Ники-боя в машину и отвезли его в лечебницу. Доктор сказал, что он глубокий шизофреник и сразу же изолировал его.

— Гениально! — Он смотрел на меня с восхищением. — Вы быстро соображаете, Дэнни!

— Следите за собой. Вы начинаете переигрывать, совсем как ваш старик, — сказал я ему. — И не забывайте оба выглядеть несчастными, когда будете рассказывать эту историю.

— Конечно, — сказала Эдел.

— Безусловно! — кивнул Обри.

— Только не забывайте этого ни на секунду, — предостерёг я его. — Помните, что вы любили Ники-боя как… как…

— Как сын? — подсказал он весело.

Глава 6

Моя квартира расположена в Вест-Сайде с видом на парк. Конечно, я понимаю, что это не очень хорошо, но что мне было нужно?

Квартира большая, квартплата низкая, летом неплохой вид, и я даже могу наблюдать, как растёт трава. Ист-Сайд, Вест-Сайд… Когда дама уже в квартире — разницы никакой. Конечно, если у вас профиль Бойда.

Я налил себе и уселся в кресло лицом к окну.

Если в подлости есть какие-нибудь градации, то за последние двадцать четыре часа я поднялся на пару отметок. Я вспомнил выражение лица Ники-боя, когда его волокли из кабинета Фрэзера, и то, как внезапно оборвался звук его голоса. «Успокойте его», — сказал Фрэзер. Мне хотелось задуматься над точным значением этой фразы.

После ещё одного стакана и ещё одной сигареты я знал ответ. Я не могу больше оставлять Николаса Блэра в этой больнице, я должен вызволить его. Я мог бы сделать это, даже не нарушая этики. Эдел Блэр заплатила мне, чтобы я добился признания её мужа сумасшедшим, и я в точности это выполнил. Работа закончена. Теперь она уже не клиент. Тогда-то я, пожалуй, и нашёл правильное решение. Если Эдел не пожалела таких денег, чтобы упрятать мужа в лечебницу, то насколько же дороже оценил бы Николас возможность выбраться оттуда?!

Николас ещё не знал этого, но он только что стал моим клиентом!

Я сразу же почувствовал себя лучше. Подошёл к зеркалу, которое было достаточно велико, чтобы дама могла посмотреть на свой грим, но не так велико, чтобы привести её в смущение, и потому взглянул себе прямо в лицо.