Один из них, полноватый и средних лет, был облачен в костюм из тонкого черного сукна; из расстегнутого пиджака торчало обтянутое белым жилетом брюшко. Лицо его было пунцовым от ярости. Стоящий напротив мужчина был моложе – лет тридцати, с черными усиками на четко очерченном лице. У него были шелковистые темно-каштановые волосы, а гибкое тело атлета безупречно облегал серый костюм, дополненный серой рубашкой и серебристо-серым галстуком. На столе перед ним лежала шляпа-панама с серой лентой. Бледное, почти белое лицо молодого человека резко контрастировало с красным лицом его собеседника.

Полноватый произнес несколько слов, но так тихо, что Стив не смог их разобрать. В ответ молодой отвесил собеседнику пощечину и мгновенно выхватил из кармана пиджака тупоносый автоматический пистолет.

– Запомни, бочонок с салом, – прошипел он, – или ты отваливаешь, или мне придется испортить тебе жилетку!

Он ткнул стволом пистолета в жилет толстяка и рассмеялся ему в искаженное от страха лицо, угрожающе блеснув ровными зубами и прищурив темные, слегка раскосые глаза. Потом подхватил шляпу, сунул пистолет в карман и исчез из поля зрения Стива. Толстяк плюхнулся на стул.

Стив зашагал по улице.

* * *

Явившись в гараж, где стоял его «форд», Стив обнаружил там механика в замасленном комбинезоне, отозвавшегося на имя Пит, и узнал, что через два дня машина Уайтинга сможет передвигаться самостоятельно.

– Какая чудная у вас вчера была физиономия, – ухмыльнулся Пит.

Стив улыбнулся в ответ и вышел. Дойдя до телеграфа, отыскавшегося рядом с отелем «Иззард», он ненадолго задержался полюбоваться сверкающим кремовым «воксхолл-велоксом», столь же неуместным в этом грязном фабричном городишке, как и переливающийся опал в витрине продуктовой лавочки.

В дверях телеграфа Стив внезапно замер.

За стойкой сидела девушка в коричневом фланелевом платье – та, которую он дважды едва не задавил накануне вечером. Та самая «девушка Вэлленс», что отказалась увеличить зачитанный судье список прегрешений Стива Фрифолла. А перед ней, облокотившись о стойку с видом старого приятеля, стоял один из тех двоих, кого он полчаса назад видел в окне, – стройный щеголь в сером, наградивший толстяка пощечиной и угрожавший ему пистолетом.

Девушка подняла голову и, узнав Стива, напряженно выпрямилась. Сняв шляпу, Стив улыбнулся и подошел к стойке.

– Я очень сожалею о том, что произошло вчера, – сказал он. – Я так по-дурацки...

– Вы желаете послать телеграмму? – холодно осведомилась девушка.

– Да. Еще я хотел бы...

– Бланки и карандаши на столе возле окна, – бросила она и повернулась к Стиву спиной.

Стив почувствовал, что краснеет, но поскольку он был из тех, кто улыбается, потерпев неудачу, то улыбнулся и тут же ощутил на себе взгляд темных глаз мужчины в сером.

– Неплохо вы вчера повеселились, – заметил тот, растянув в улыбке губы под черными усиками.

– Неплохо, – согласился Стив и направился к столу с бланками. Взяв один, он написал:

Генри Харрису, отель «Харрис», Уайттафтс. Добрался в целости, но сижу на мели. Вышли двести долларов. Вернусь в субботу. Фрифолл.

Кончив писать, он не вернулся к стойке сразу, а посидел немного, держа листок с телеграммой и разглядывая мужчину и девушку, вновь увлеченных разговором. Более всего его заинтересовала девушка.

Она была невысока – не более пяти футов ростом, если не меньше, – и обладала той странной округлой стройностью, что создает обманчивое впечатление хрупкости. Белизна кожи овального лица пока еще сопротивлялась ветрам Иззарда, нос самую малость не дотягивал, чтобы считаться курносым, фиолетово-черные глаза – театрально большими, а темно-каштановые волосы – слишком пышными по сравнению с головкой, которую они увенчивали; но ни у кого не повернулся бы язык назвать ее менее прекрасной, чем любую из красавиц с полотен Монтичелли.

Стив задумался, теребя в пальцах телеграмму, и чем больше думал, тем больше ощущал настоятельную необходимость в том, чтобы его извинения оказались приняты. Объясняйте это как пожелаете – сам Стив старательно гнал из головы всяческие объяснения, – но что есть, то есть. Секунду назад ничто на всех четырех континентах, где Стиву довелось побывать, не представлялось ему столь важным, но сейчас его снедало стремление завоевать благосклонность невысокой девушки в коричневом фланелевом платье, отороченном ленточками на запястьях и на воротнике.

Молодой человек в сером перегнулся через стойку и что-то прошептал девушке. Та покраснела, ее ресницы дрогнули. Из внезапно ставших неуклюжими пальцев выпал карандаш. Она подняла его и, что-то с улыбкой ответив, снова стала писать, но улыбка на ее лице выглядела неискренней.

Стив порвал бланк и написал новый текст:

Я доехал, проспался в каталажке и хочу здесь немного поболтаться. Тут мне кое-что пришлось по вкусу. Переведи мне телеграфом деньги и вышли вещи в местный отель. Выкупи у Уайтинга машину для меня как можно дешевле.

Стив подошел к стойке и положил бланк. Карандаш девушки запорхал над листком, подсчитывая слова.

– Тридцать шесть, – объявила она тоном, невольно укорявшим в отсутствии телеграфной краткости.

– Да, длинная. Но ничего страшного – ее оплатит получатель, – заверил Стив.

– Я не могу послать такую телеграмму, – возразила она, холодно взглянув на Стива, – пока не буду уверена, что отправитель сможет ее оплатить, если получатель не захочет этого сделать. Таковы правила.

– Я попросил бы вас сделать на сей раз исключение, – хмуро произнес он, – потому что иначе вам придется одолжить мне денег.

– Мне придется...

– Придется, – подтвердил Стив. – Вы меня впутали в неприятности, вам меня и вытаскивать. Бог свидетель, мне это и так уже обошлось недешево – почти в две сотни долларов! И во всем виноваты вы.

– Почему же я?

– Именно вы! А теперь я предоставляю вам возможность исправиться. Передайте телеграмму побыстрее, пожалуйста, потому что я голоден и хочу побриться. Я посижу на улице на скамейке.

Стив повернулся и вышел.

* * *

На одном краю скамьи возле телеграфа уже сидел мужчина. Не обращая внимания на незнакомца, Стив поудобнее расположился на противоположном. Зажав трость между коленями, он с задумчивой неторопливостью стал сворачивать сигарету, размышляя о разговоре с телеграфисткой.

Ну почему, гадал он, всякий раз, когда необходимо быть серьезным, он неизменно ведет себя легкомысленно? Почему, сталкиваясь с чем-то важным, он невольно начинает прикидываться клоуном? Стив закурил и, нахмурившись, пришел к выводу, к какому приходил уже десятки раз: причиной всему его ребяческие попытки скрыть собственную застенчивость, и несмотря на свои тридцать три года, восемнадцать из которых ему довелось отирать плечами всевозможные углы мира, как острые, так и сглаженные, в душе он так и остался мальчишкой, взрослым ребенком.

– А неплохо вы вчера порезвились, – произнес незнакомец, с другого конца скамейки.

– Угу, – буркнул Стив, не поворачивая головы. Похоже, ему до самого отъезда будут напоминать о его появлении в Иззарде.

– Полагаю, старый хрыч Денвир обчистил вас до последнего цента? Он это любит.

– Ага! – сказал Стив, поворачиваясь к собеседнику.

Рядом с ним, развалившись на скамейке и вытянув на тротуар длинные тощие ноги, сидел высокий и худой мужчина лет сорока в костюме цвета ржавчины. Его узкое меланхоличное лицо покрывали морщины столь глубокие, что казались складками кожи. Глаза у него оказались скорбно-каштановые, как у бассета, а нос длинный и острый, словно нож для бумаг. Он курил черную сигару, извлекая поразительное количество дыма, который выпускал вверх, рассекая длинным худым носом на две серые струи.

– Не доводилось бывать в нашем прекрасном городе прежде? – поинтересовался у Стива сей меланхоличный субъект. Его голос отличался некой ритмичной монотонностью, впрочем, не резавшей слух.

– Нет. Я здесь впервые.

Худой незнакомец кивнул:

– Если останетесь, он вам понравится. Здесь очень интересно.

– И что же здесь такого особенного? – спросил слегка заинтригованный Стив.

– Натриевая селитра. Ее добывают в пустыне, выпаривают и по-всякому обрабатывают, а потом продают производителям удобрений, азотной кислоты и всем прочим, кто может что-то изготовить из натриевой селитры. Фабрика в которой, для которой и из которой все это проделывается, находится вон там – за железной дорогой.

Он лениво махнул рукой в сторону унылых бетонных строений, торчащих в пустыне за переездом.

– Допустим, селитра меня не интересует, – произнес Стив – скорее, чтобы не дать худому незнакомцу смолкнуть, чем удовлетворить свое любопытство по части местных достопримечательностей. – Чем я еще могу заняться?

Незнакомец пожал острыми плечами.

– Это зависит от того, кто вы такой, – ответил он. – Если вы Дэйв Брэкетт, – он шевельнул пальцем в направлении красного здания банка на другой стороне улицы, – то станете чахнуть над закладными, или чем там еще банкиры занимаются; если вы Грант Ферни и слишком велики для человека, но маловаты для лошади, то цепляете на грудь значок и суете не умеющих сидеть за рулем незнакомцев в кутузку, пока те не протрезвеют; а если вы Ларри Ормсби и ваш папаша владеет селитряной фабрикой, то вы катаетесь по улицам на крутой заокеанской машине, – кивок в сторону кремового «воксхолла», – и целыми днями волочитесь за прелестными телеграфистками. Но вы, как я понял, сейчас на мели, только что послали телеграмму с просьбой прислать денег, а теперь дожидаетесь результатов эксперимента. Это так?

– Так, – рассеянно отозвался Стив. Значит, щеголя в сером зовут Ларри Ормсби, и он сын владельца фабрики.

Незнакомец подтянул тощие ноги и встал.

– В таком случае настало время ленча, меня зовут Рой Кемп, я проголодался, но не люблю есть в одиночестве и буду рад, если вы разделите со мной риск перекусить в забегаловке Финна.