К восемнадцати годам Милдред успела побывать на Капри, в Мехико, в Париже, даже в Японии и в Бразилии, где мужчины обычно бросали ее, потому что они часто от чего-то убегали. Она побыла в роли дополнительного приза для одного избранного американского президента в ночь его победы. Она была одолжена на два дня одному шейху в Лондоне, который наградил ее довольно странным золотым кубком, который она впоследствии потеряла — не то чтобы ей нравился этот кубок, но он, должно быть, стоил целое состояние, и она часто с сожалением думала о его потере. Если бы она когда-нибудь захотела изменить своему мужчине, то просто отправилась бы в дорогой бар в Рио или еще куда-нибудь, сама по себе, и подцепила бы другого мужчину, который с удовольствием добавил бы ее к своим расходам, а потом уехала бы в Америку, Германию или Швецию. Милдред совершенно не волновало, в какой стране она находится.

Однажды она была оставлена за столиком ресторана, как забытая зажигалка. Милдред заметила это, но Херб не замечал в течение каких-то тридцати минут, которые слегка беспокоили Милдред, хотя Милдред никогда по-настоящему не расстраивалась. Она повернулась к мужчине, сидевшему рядом с ней — это был деловой обед, четверо мужчин, четыре девушки — и сказала: «Я думаю, Херб отошел в туалет…»

«Что?» — переспросил плотный мужчина рядом с ней, американец. «О… Он скоро вернется. У нас сегодня были неприятные встречи, на которых обсуждались дела. Херб расстроен». Американец понимающе улыбнулся. Рядом с ним была его подруга, которую он подобрал прошлой ночью. Девочки не открывали рта, разве что для того, чтобы поесть.

Херб вернулся и забрал Милдред, и они отправились в свой гостиничный номер, причем Херб пребывал в полнейшем унынии, потому что совершенная сделка была для него невыгодна. Объятия Милдред в тот день не смогли поднять настроение Херба или его эго, и в тот же вечер Милдред была продана. Ее новым опекуном был Стэнли, лет тридцати пяти, пухлый, как Херб. Обмен происходил во время коктейля, пока Милдред потягивала свой обычный коктейль «Александр»[8] через соломинку. Херб получил девушку Стэнли, тупую блондинку с искусственно завитыми волосами. Блондинистость тоже была искусственной, хотя, как заметила Милдред, хорошая работа: макияж и прическа — это то, в чем Милдред была экспертом. Милдред ненадолго вернулась в отель, чтобы собрать чемодан, а потом провела вечер и ночь со Стенли. Он почти не разговаривал с ней, но много улыбался и часто звонил по телефону. Это было в Де-Мойне.

Вместе со Стэнли Милдред отправилась в Чикаго, где у Стэнли была своя маленькая квартирка, а также жена в каком-то доме, как он сказал. Милдред не беспокоилась о жене. Только однажды в своей жизни ей пришлось иметь дело с ревнивой женой, которая ворвалась в квартиру. Милдред взмахнула разделочным ножом, и женщина убежала. Жена обычно просто тупо смотрит на нее, а потом ухмыляется и уходит, явно намереваясь отомстить мужу. Стэнли уходил на весь день и не давал ей много денег, что очень раздражало. Милдред не собиралась долго оставаться со Стэнли, если только это возможно. Однажды она открыла сберегательный счет в каком-то банке, но потеряла свою сберегательную книжку и забыла название города, где находился банк.

Но прежде чем Милдред успела предпринять разумные меры, с прицелом уйти от Стэнли, она обнаружила, что ее отдали другому. Это был натуральный шок. Тот, кто умеет считать, мог бы сделать вывод об ускользнувшей валюте, и Милдред тоже. Она поняла, что Стэнли остался в барыше, ударив по рукам с человеком по имени Луис, которому он отдал Милдред, но хрен с ним, — ей, к тому же, было только двадцать три. Но Милдред знала, что это самый опасный возраст, и с этого момента ей лучше вести свою игру осторожней. Восемнадцать лет — это пик, он уже пять лет как пройден, и чего она добилась? Бриллиантового браслета, на который мужчины смотрели с жадностью, и который ей дважды пришлось вытаскивать из ломбарда с помощью какого-то нового ублюдка. Норковая шуба — та же история. Чемодан с парой красивых платьев. Чего же она хотела? Ну что ж, она хотела продолжать ту же самую жизнь, но с чувством большей защищенности. Что бы она сделала, если бы ее действительно приперло к стенке? Если бы ее прогнали, может быть, даже без гроша, пришлось бы идти в бар, и даже тогда она не смогла бы заинтересовать кого-то больше, чем на одну ночь. Ну, у нее есть несколько адресов ее бывших, и она всегда может написать им и припугнуть упоминанием их в ее мемуарах, сочинение которых, как она могла бы сказать, уже оплачено издателем. Но Милдред разговаривала с теми девушками, кому двадцать пять и старше, которые грозились написать мемуары, если их не возьмут на пожизненный пансион, и только об одной она слышала, что она своего добилась. Чаще всего, говорили девочки, их высмеивали или говорили «давай, пиши», а не какие-то там деньги.

Так что Милдред постаралась сделать все возможное в течение нескольких дней с толстым старым Луисом. У него была милая полосатая кошка, которую Милдред очень любила, но самое скучное заключалось в том, что в его квартире была одна комната с небольшой кухонькой и, в общем, было тоскливо. Луис был добродушным, но прижимистым. Кроме того, Милдред было неловко выходить украдкой, когда они с Луисом собирались пойти поужинать (не всегда, потому что Луис ожидал, что она будет готовить и делать небольшую уборку), а когда к Луису приходили люди, чтобы поговорить о делах, ее просили спрятаться на кухне и сидеть там без звука. Луис продавал пианино оптом. Милдред репетировала речь, которую собиралась произнести в ближайшее время. «Надеюсь, ты понимаешь, что не имеешь надо мной никакой власти, Луис… я девушка, которая не привыкла работать даже в постели…»

Но прежде чем она успела произнести свою речь, которая в основном сводилась к тому, чтобы потребовать еще денег, потому что она знала, что у Луиса их припрятано предостаточно, однажды вечером ее отдали молодому коммивояжеру. «Дэйв, почему бы тебе не пригласить Милдред к себе на чашечку кофе на всю ночь? — просто спросил Луис после того, как они все вместе поужинали в придорожном кафе. — Мне нужно лечь пораньше». — И подмигнул.

Дэйв просиял. Он был хорош собой, но жил, Боже мой, в фургоне! Милдред вовсе не собиралась становиться цыганкой, обтираться губкой вместо ванны, терпеть переносные туалеты. Она привыкла к роскошным отелям с круглосуточным обслуживанием номеров. Дэйв мог быть молодым и пылким, но Милдред на это было наплевать. Мужчины говорили, что женщины все одинаковы, но, по ее мнению, еще более верно было то, что мужчины все одинаковы. Все, что им было нужно, — это все то же, только одно. Женщины, по крайней мере, хотели иметь меховые шубы, хорошие духи, отпуск на Багамах, круиз куда-нибудь, драгоценности — на самом деле, довольно много вещей.

Однажды вечером, когда она была с Дейвом на деловом ужине (он был распространителем пианино и принимал заказы, хотя Милдред никогда не видела пианино в фургоне), Милдред познакомилась с мистером Заппом по имени Сэм, который пригласил Дейва пообедать в модном ресторане. Вдохновленная тремя «Александрами», Милдред безумно флиртовала с Сэмом, который не остался безучастным под столом, и Милдред запросто объявила, что уходит с Сэмом. У Дейва отвисла челюсть, и он начал шуметь, но Сэм — более пожилой и уверенный в себе мужчина — дипломатично намекнул, что устроит сцену, если дело дойдет до драки, так что Дейв отступил.

Это было большим улучшением. Сэм и Милдред сразу же вылетели в Париж, а оттуда в Гамбург. Милдред купила себе новую одежду. Номера в отеле были великолепны. Милдред никогда не знала заранее, в каком городе они окажутся. А теперь перед ней был человек, чьи мемуары чего-то стоили бы, если бы она только могла узнать, чем он занимается. Но когда он говорил по телефону, то говорил либо кодовым языком, либо на идише, либо по-русски, либо по-арабски. Милдред никогда в жизни не слышала таких непонятных языков, и ей так и не удалось выяснить, что именно он продает. Люди ведь должны были что-то продавать, не так ли? Или покупать что-то, а если они что-то покупают, должен же быть источник денег, ведь так? Так что же все-таки было этим источником? Что-то подсказывало Милдред, что скоро ей придется уйти на покой. Казалось, Сэм Запп был послан Провидением. Она трудолюбиво плела над ним свои сети, стараясь быть незаметной.

«Я бы не прочь остепениться», — сказала она.

«Я не из тех, кто женится», — возразил он с улыбкой.

Она не это имела в виду. Она имела в виду накопления, и он тогда мог бы помахать ручкой, если бы ему тоже захотелось. Но разве не потребуется несколько заначек, чтобы сложилась большая сумма? Должна ли она пройти через все это снова с будущим Сэмом Заппом? У Милдред кипело в голове от усилий заглянуть так далеко вперед, но она не сомневалась, что ей следует воспользоваться мистером Заппом, по крайней мере, пока он у нее есть. Эти идеи или планы, нестойкие, как поврежденная паутина, были сметены событиями в те дни, что последовали за этим разговором.

Сэм Запп внезапно пустился в бега. В течение нескольких дней это были раздельные места в самолетах, потому что он и Милдред не должны были перемещаться вместе. Как только полицейские сирены зазвучали у них за спиной, наемный водитель Сэма резко увеличил скорость и помчался по альпийской дороге, направляясь в Женеву. Или, может быть, в Цюрих. Милдред была в своей стихии, ухаживая за Сэмом смоченными в одеколоне носовыми платками, доставая из сумочки сэндвич с ветчиной, на случай, если он проголодается, или фляжку бренди, если почувствует, что у него колотится сердце. Милдред воображала себя одной из героинь, которых она видела в фильмах — в хороших фильмах — о мужчинах с их подружками, убегающих от ужасной и так несправедливо хорошо вооруженной полиции.

Ее мечты о гламуре были недолгими. Должно быть, это было в Голландии — Милдред половину времени не знала, где она сейчас, — когда машина, управляемая шофером, с визгом вдруг остановилась, точь-в-точь как в кино, и шофер на пару с Сэмом обернули Милдред толстым, грубым брезентом, в кокон наподобие мумии, а потом обвязали ее веревками. Она была выброшена в какой-то канал и захлебнулась.