— Нет, только не это! — Я посчитал, что она не очень-то вежливо отказывается от моего отличного бренди, пока не понял, что она имела в виду совсем другое. — Не называйте меня леди Скурас. Шарлотта… Пусть будет Шарлотта. Хорошо?

В одном женщинам не откажешь — они умеют придавать значение пустякам. Пока люди с «Шангри-Ла» готовились забросить в окно нашего салона самодельную атомную бомбу, эта женщина думала о том, чтобы ее не называли по фамилии.

Я спросил:

— Зачем они к нам собираются?

— Калверт! — резко оборвал меня Дядюшка Артур. — Леди Скурас… то есть, Шарлотта, только что пережила нервное потрясение. Дайте ей время…

— Нет. — Она с трудом выпрямилась и попыталась улыбнуться. Улыбка не очень получилась. — Нет, мистер Петерсен, или мистер Калверт, или как вас там называют. Вы совершенно правы: актрисы любят преувеличивать. Но я больше не актриса. — Она отпила еще глоток, и краски стали постепенно возвращаться на ее лицо. — С какого-то момента я начала понимать, что на борту «Шангри-Ла» происходит нечто странное. На яхте появились новые люди; некоторые члены старой команды были по непонятным причинам уволены. Меня вместе со стюардессой часто отвозили на берег, в отель, в то время как яхта отправлялась в какие-то загадочные рейсы. Мой супруг — сэр Энтони — не собирался мне что-либо объяснять. После нашей свадьбы он страшно изменился. Мне кажется, он принимает наркотики. Видела я и оружие. И когда эти странные люди появлялись на яхте, меня отсылали в каюту. — Она печально улыбнулась. — Основанием тому была не ревность моего супруга — можете мне поверить. Последние два дня я думала, что дело приближается к кульминации. Сегодня вечером, вскоре после вашего ухода, меня снова услали в каюту. Я вышла из салона, но за дверью остановилась. Говорил Лаворский: «Если ваш друг, Скурас, — делегат ЮНЕСКО и адмирал, то в таком случае я — Нептун. Я его знаю. Мы все знаем. Слишком поздно — они многое успели разнюхать. Или мы, или они». Потом капитан Имри сказал: «Сегодня в полночь я пошлю туда Квина, Жака и Крамера. А в час мы потопим корабль в зунде».

— У вашего супруга действительно милые друзья, — буркнул я.

Она как-то неуверенно, словно задумавшись, посмотрела на меня, потом сказала:

— Мистер Петерсен, или мистер Калверт, я слышала, как Лаворский называл вас Джонсоном…

— Я понимаю, что такой богатый выбор фамилий может привести человека в замешательство, — заметил я. — Мое настоящее имя — Филипп Калверт.

— Хорошо, пусть будет Филипп. — Она сделала ударение на последнем слоге, на французский манер, что прозвучало в ее устах довольно мило. — Я могу сказать только одно: нельзя вести себя так глупо — ведь вам угрожает огромная опасность.

— Мистер Калверт, — сказал Дядюшка Артур кисло, но не потому, что ему, не понравились ее слова, а потому что она назвала меня по имени, что не принято среди аристократов, — мистер Калверт отлично понимает размеры грозящей нам опасности. Он временами не очень удачно выражается — только и всего. Вы храбрая женщина, Шарлотта. — (Совсем другое дело, когда люди из высшего общества называют друг друга по имени!) — Вы подвергались страшному риску, подслушав их разговор. Вас могли поймать…

— А меня и застукали. — Уголки ее рта едва заметно приподнялись. — И это вторая причина, почему я здесь. Даже если бы я не знала, что вам грозит опасность, я бы все равно сюда добралась… Меня поймал супруг и отвел в каюту. — Она неуверенно поднялась, повернулась к нам спиной и приподняла мокрую темную рубашку. Через спину, наискосок, тянулись три больших красно-синих кровоподтека.

Дядюшка Артур застыл в оцепенении — он был не в состоянии шевельнуться. Я же прошел через салон и внимательно осмотрел ее спину. Полосы были шириной приблизительно дюйма полтора и покрывали всю верхнюю часть тела. Кое-где мелкие ранки сочились кровью. Я осторожно дотронулся до одного из воспаленных мест. Без сомнения, раны были свежие. Свежие и самые настоящие, без подделки. Шарлотта не шевельнулась.

— Не очень-то красиво, правда? — Она смущенно улыбнулась. — Да и болит довольно сильно. Но я бы могла показать там более неприятные вещи!

— Нет, нет! — поспешно сказал Дядюшка Артур. — Это не обязательно. — Какое-то мгновение он молчал, а потом его прорвало. — Сколько вам пришлось, вынести, дорогая Шарлотта! Сколько выстрадать! На подобную жестокость способен только дьявол! Настоящий дьявол! Это работа монстра! Возможно, он находился под воздействием наркотиков… Я бы ни за что не поверил, что существуют подобные люди! — Его лицо побагровело от ярости, а голос был приглушенный, словно его за горло схватил Квин. — И никто бы не поверил…

— Кроме усопшей леди Скурас, — спокойно поправила адмирала Шарлотта. — Теперь я понимаю, почему она до последних дней лежала в клинике для душевнобольных. — Она пожала плечами. — Но я не желаю идти по проторенной дорожке. Поэтому забрала кое-что из вещей и убежала. — Она показала мешочек из искусственного материала, в котором находилась ее одежда и который она привязала к бедрам. — Я выгляжу, как какой-то тайный агент? Да?

— Если они обнаружат, что вы исчезли, то будут здесь задолго до полуночи.

— Возможно, они не заметят моего исчезновения. Обычно я запираюсь на ночь в каюте. Запираюсь изнутри. Правда, сегодня я заперла дверь снаружи.

— Все это хорошо, — сказал я. — Но вот то, что вы продолжаете сидеть в мокрой одежде, — плохо. Нет смысла убегать, чтобы тут же подхватить воспаление легких. В моей каюте вы найдете полотенца. А потом мы попытаемся организовать вам комнату в отеле «Колумбия».

— Я надеялась на большее. — Плечи ее внезапно поникли. А может быть, мне это показалось? Нет! Глаза ее вновь захлестнуло безграничное отчаяние. — Именно там они и станут меня искать в первую очередь. В Торбее нет ни одного надежного уголка. Меня схватят, отвезут на борт «Шангри-Ла», и супруг снова запрет меня в каюте. Только в бегстве есть какой-то смысл… Прошу вас, давайте убежим вместе.

— Нет.

— Вы не из тех, кто спасается от опасностей бегством, так? — Она выглядела потерянной и в то же время гордой, и я почувствовал себя не в своей тарелке.

А Шарлотта повернулась к Дядюшке Артуру, взяла его руки в свои и тихо произнесла:

— Сэр Артур, умоляю вас как английского джентльмена! — Для Калверта, деревенского парня иностранного происхождения, это было началом конца. — Разрешите мне остаться здесь. Умоляю вас!

Дядюшка Артур бросил взгляд на меня, какое-то мгновение колебался, снова посмотрел на Шарлотту Скурас а, по всему судя, утонул в ее больших карих глазах.

— Ну, разумеется вы можете остаться, дорогая Шарлотта. — Он изобразил старомодный поклон, который, должен признаться, весьма соответствовал его бороде и моноклю. — Ваши желания для нас закон, дорогая Шарлотта.

— Благодарю вас, сэр Артур. — Она с просительной улыбкой посмотрела на меня. — Было бы очень мило, если бы и Филипп дал свое разрешение. Что вы скажете, Филипп?

— Если сэр Артур берет на себя смелость подвергать вас опасности много больше той, которой бы вы подверглись в Торбее, то моего согласия здесь не требуется. Я — хорошо вышколенный чиновник и не противоречу начальству.

— Иногда вежливость может звучать хуже оскорбления, — заметил сэр Артур холодно.

— Простите, сэр… — И вдруг в моем мозгу зажглась красная сигнальная лампочка. Даже не одна, а целая гирлянда. Впечатление было такое, будто в моей голове загорелась рождественская елка. — Я никоим образом не намеревался критиковать ваше решение. Разумеется, я должен сказать: «Добро пожаловать на нашу яхту, леди». Но хочу прибавить, что, пока мы стоим у причала, Шарлотта будет сидеть в трюме!

— Очень разумно, — мягко сказал Дядюшка Артур. Казалось, он обрадовался перемене моего настроения и столь учтивому обхождению с аристократкой.

— Вам не придется долго сидеть, — сказал я Шарлотте Скурас с улыбкой. — Через полчаса мы покинем Торбей.


— Меня не касается, какие обвинения вы ему предъявите. — Я перевел взгляд с вахмистра Макдональда на человека с разбитым лицом и пропитанным кровью носовым платком. — Проникновение на яхту с целью грабежа. Попытка убийства. Нелегальное ношение оружия и намерение использовать его для преступных целей. Короче говоря, формулировку выберете сами.

— Послушайте, все это не так-то просто. — Макдональд положил большие загорелые руки на маленький стол маленького полицейского участка и посмотрел сперва на арестованного, а потом на меня. — Он же не собирался грабить яхту, мистер Петерсен, он просто поднялся на борт. Это не противозаконно. Далее, вы говорите: попытка убийства. Но по его лицу понятно, что жертва — он, а не вы. И чем он был вооружен, мистер Петерсен?

— Не знаю. Оружие упало за борт.

— Понятно. За борт. Выходит, что у нас нет доказательств, что имел место уголовно наказуемый поступок.

Этот Макдональд постепенно начинал действовать мне на нервы. Он был готов в любое время сотрудничать с мнимыми таможенниками, но совершенно сознательно старался лишить меня своей помощи.

— Теперь, — заявил я, — вы скажете о том, что все это — плод моей болезненной фантазии, что я просто сошел на берег, схватил первого попавшегося прохожего и, разбив ему лицо, притащил в участок, придумав по пути свою версию. Даже вы не настолько глупы, чтобы поверить в это.

Смуглое лицо вахмистра налилось краской, а костяшки пальцев побелели. Он тихо сказал:

— Прошу вас впредь не разговаривать со мной подобным тоном.

— Если вы упорно будете продолжать разыгрывать из себя идиота, то и разговаривать с вами я буду соответствующим образом. Вы согласны упрятать этого человека за решетку?

— В конце концов, у меня имеется только ваше слово против него.

— Нет. У меня есть еще один свидетель. Он внизу, у пирса, если угодно. Это адмирал сэр Артур Арнфорд Джейсон, очень крупный государственный чиновник.