— Так что там произошло? — нетерпеливо повторил Корридон.
— Это были те трое, что прихлопнули фликов в отеле Энфилд! — Макс не скрывал своего восхищения. — Полиция получила сведения, что их можно найти в студии на Чейн-уолк. Флики окружили дом. Однорукий задержал полицейских, пока те двое спасались через черный ход. Пальба была отчаянной. Хотелось бы там поприсутствовать… Давненько такого не бывало! Похоже на перестрелку на Сидней-стрит. Хотя ты этого не помнишь, ты был еще младенцем…
— Оставь в покое Сидней-стрит! Так им удалось бежать?
— Да, двоим… Однорукого пристрелили. А жаль! Судя по всему, это был отчаянный парень. — Макс печально покачал головой. — Другой набросился с ножом на флика, караулившего черный ход, убил его и умудрился ранить еще одного. Кажется, и сам при этом был ранен, но, может, это выдумка фликов. Во всяком случае, двое скрылись.
Корридон и Энн переглянулись.
— Хорошо, Макс, это все, что я хотел знать. Ни слова обо мне, понятно? Особенно этому пройдохе Цани!
— Я не скажу ни слова. — Он внимательно посмотрел на Корридона. — Ходят слухи, что ты как-то связан с теми тремя… Это правда?
— Сейчас не время для расспросов, — взгляд Корридона стал жестким.
— Понятно. Я хотел предупредить тебя… Полиция полна решимости поймать ту парочку. Все флики страны подняты на ноги. Будь осторожен.
— Буду. — Корридон вытащил два билета по пять фунтов. — Возьми, купи себе галстук.
Тонкие пальцы Макса ловко поймали билеты.
— Мне просто позарез нужен новый галстук, — согласился он. — Во всяком случае, спасибо. Это все, что я могу сделать для тебя?
Корридон кивнул.
— До скорого, Макс, — сказал он.
Пианист снова склонился перед Энн.
— Дорогая мисс, надеюсь, когда мы с вами снова увидимся, обстоятельства будут более благоприятными.
И он ушел так же тихо, как и появился.
С потолка часовни свисала одинокая электрическая лампочка, слабо освещая лавку в середине помещения. Две восковые свечи горели по обеим сторонам алтаря, и большое серебряное распятие отражало их тусклый свет. В часовню вошла старая дама и села в глубине помещения, закрыв лицо руками. Ее громкое астматическое дыхание доносилось до женщины и мужчины, устроившихся на одной из лавок в тени. Они терпеливо дожидались, пока старая дама уйдет, но та не торопилась. Она вошла как раз в тот момент, когда Жан пытался снять плащ. Башмаки дамы заскрипели, он замер. Она села позади них, слева. Никого не замечая вокруг, она страстно молилась. Жан заскрипел зубами. Он пытался остановить кровь, которая, вытекая из раны, уже пропитала рубашку и капала на светлую скамью и пол часовни. Он старался не делать лишних движений, чтобы не привлечь внимания молящейся. Полиция снаружи обыскивала все дома подряд, и крик дамы, несомненно, привлек бы внимание…
Жанна сидела рядом, бездумно глядя на сверкавшее распятие и совершенно не беспокоясь о самочувствии раненого. Ее равнодушие приводило Жана в ярость и отчаяние. Им с таким трудом удалось ускользнуть! А Жанне все нипочем… Она была как манекен, который он толкал, тянул, тащил, — обуза, а не помощница. Похоже, она даже не сознавала грозящей им опасности. Он до сих пор не мог поверить, что они улизнули. Были мгновения, когда казалось, что все пропало. Один из агентов настиг их и уже, наставив пистолет, собрался свистнуть, чтобы созвать других, когда Жан метнул нож ему в живот. В темноте прозвучал выстрел, и Жан почувствовал, как обожгло руку. Но он не выпустил Жанну, а продолжал толкать ее перед собой, скрипя зубами от боли и используя каждую лазейку, каждое прикрытие, чтобы ускользнуть от полицейских.
В тот момент, когда силы совсем оставили Жана и он почувствовал, что теряет сознание, в темноте возникла эта часовня. Втащив сюда Жанну, он затаился у входа с ножом в руках, ожидая появления полицейских. Но флики пробежали мимо, нарушая тишину ночи пронзительными свистками, уверенные, что дичь не уйдет от них… И только тогда Жан почувствовал — он ослаб: кровь ручьем лила из раны, голова горела, гул в ушах мешал различать уличные звуки…
Он затянул Жанну внутрь и посадил на лавку. Несколько минут он лежал без сознания. Он не чувствовал ни боли, ни страха… Но едва только пришел в себя, как снова вернулось ощущение опасности. Он понял, что может рассчитывать только на себя. Жанна сидела, тупо уставясь перед собой, рот ее дергался, пальцы нервно теребили виски. Он оглянулся, дрожа от страха.
Старуха по-прежнему сидела, наклонившись вперед, закрыв лицо руками и опершись на спинку передней скамьи. Ее дыхание стало размеренным, временами она всхрапывала.
Жан расстегнул пуговицы и снял куртку. Ему стало еще страшнее, когда он увидел рукав, пропитанный кровью.
— Сделай что-нибудь, — прошептал он Жанне на ухо. — Разве ты не видишь, что я истекаю кровью?
Она медленно повернула голову и посмотрела на него отсутствующим взглядом, как бы не узнавая. Он схватил ее за руку и потряс, впившись ногтями в кожу. Она хотела освободиться, но он еще сильнее сжал руку.
— Я истекаю кровью, — злобно прошипел он. — Помоги же мне!
Наконец до нее что-то дошло, и она перевела взгляд на его рукав.
— Дай нож, — проговорила она, вырывая руку. — И сними пояс.
Он облегченно вздохнул и протянул нож. Она отрезала рукав, осмотрела опухшие, воспаленные края раны.
— Сделай тампон и как можно крепче забинтуй, — сказал он. — Нужно остановить кровь.
Ей удалось сделать тампон из двух носовых платков и кое-как прибинтовать его к ране поясом Жана.
— Вот теперь все будет хорошо, — он вытер пот и старался не обращать внимания на слабость. — Помоги надеть куртку, только потише…
Он натянул с ее помощью куртку, положил рядом револьвер и решил отдохнуть в ожидании дальнейших событий. Ноги стали совсем ватными, и это обеспокоило его. Если появятся флики, ни о каком бегстве не может быть и речи. Он убьет их, сколько сможет, прежде чем убьют его самого. Живым он им не дастся.
Жан взглянул на часы: 10.20. Интересно, что произошло с Корридоном и этой Мэллори? Если Корридону удалось все же ускользнуть от полиции, собирается ли он поехать в Шотландию? И действительно ли Мэллори прячется на этом острове, как предполагает Корридон?
Жан протянул руку и коснулся холодного дула револьвера. Он отдавал себе отчет, что не сможет долго держать в руках оружие. Полиция схватит их, это только вопрос времени… Если они хотят поймать Мэллори, нужно делать это побыстрее. Остров оставался последней надеждой. Если Мэллори там нет — конец всем надеждам: полиция гонится за ними по пятам. Да, остров последняя надежда. Любой ценой нужно туда добраться. Но как? Жан совершенно не представлял этого.
Было около полуночи, когда Жан решил, что они могут без особого риска выбраться из часовни. Старуха давно ушла, так и не заметив их. Жан как сквозь сон слышал ее шаркающие удаляющиеся шаги.
Сколько времени они просидели в этой часовне, погруженной во тьму и тишину? Дольше здесь нельзя оставаться. Жан тихонько положил руку на плечо Жанны, прерывая ее легкий сон.
— Пора! — Рука онемела и была очень тяжелой. — Как ты себя чувствуешь?
Жанна выпрямилась, и он с облегчением заметил в ее глазах прежний огонек.
— Нормально, — сказала она и дотронулась до его перевязанной руки. — Как дела? Можешь идти?
— Да.
— Прости, я вчера была для тебя обузой.
— Да уж… — он боялся растревожить ее, сказав правду. — Постарайся взять себя в руки. Теперь все зависит от тебя. Я совсем слаб…
— Что будем делать?
— Вот ты и решай! — он нетерпеливо дернулся. — Ты же всегда планировала наши действия.
Жанна посмотрела на него долгим взглядом. Чувствовалось, что она отчаянно пытается возвратить свой прежний ясный ум. Сердце Жана сжалось при мысли, что ей так и не удастся прийти в себя и он не сможет на нее рассчитывать. Как тогда организовать их бегство? Последний припадок подействовал на нее гораздо сильнее, чем все предыдущие. Раньше Жанна быстро приходила в себя, но на этот раз казалась совсем разбитой и держалась только за счет силы воли.
Видя ее нерешительность, он требовательно произнес:
— Остров!.. Ты не забыла? Как нам туда добраться?
— Поезда в Шотландию отправляются с вокзала Кингс-кросс. Но по шоссе ехать нельзя, об этом не может быть и речи.
— Кингс-кросс? Где это? — спросил он, стараясь не поддаваться приступу боли.
— Недалеко. Можно дойти.
Жан сжался при мысли о том, что придется идти пешком. Ноги дрожали от слабости, лоб был мокрый, губы пересохли. Он знал, что не сможет пройти даже короткое расстояние.
— Ноги меня не держат, — проговорил он осторожно.
Если Жанна поймет, что он не может передвигаться, она бросит его здесь. Нет, лучше он убьет ее!.. Он был готов к очередному преступлению, и этому способствовала адская боль в руке.
— Я потерял слишком много крови, — произнес он.
Она повернулась и посмотрела на его серое, измученное лицо, искаженное от боли и отчаяния.
— Жан, — тихо сказала она, дотрагиваясь до его раненой руки. — Мы найдем выход, не бойся. Я тебя не брошу. Я и так обязана тебе многим… Но на такси будет слишком рискованно.
Жан облизал сухие губы. Он не рассчитывал на доброту этой женщины. Смерть Пьера убила в ней все человеческие чувства.
— Пешком я далеко не уйду, — сказал он. — Нужно воспользоваться такси. Ты дашь мне свой плащ, и я накину его на плечи. Может, нас и не узнают, если мы будем без беретов. Не забудь, по описаниям, мы носим черные береты…
Она сняла плащ, накинула ему на плечи, чтобы скрыть раненую руку.
— Надо убедиться, что путь свободен, — сказала она. Кроме того, надо узнать время отправления поезда. — Теперь, когда она снова взяла инициативу в свои руки, голос ее стал более уверенным. — Ты подождешь меня здесь, пока я позвоню по телефону?
Эта книга проникла в мое сердце.
Джеймс Хэдли Чейз показал мне новый мир.
Эта книга помогла мне понять мои чувства.
Книга помогла мне проникнуться силой любви.
Очень поразительная история о любви и потере.