Джеймс Хэдли Чейз - Кейд

Крил сказал:

– Хуана все еще не вполне здорова, амиго. Она в постели. А для машины я нашел покупателя. Он хорошо заплатит.

– Могу я с ней поговорить, Адольфо?

– Она спит. Минут пять назад я поднимался, чтобы узнать, не будет ли каких просьб, но женщина спала.

– Так Хуана действительно больна?

– Этого я не знаю. Я здесь. Я сижу в саду. Она остается в постели и вниз не сходит. Надеюсь, ты позвонишь завтра.

– Отправь ее ко мне, как только это будет возможно.

– Я тебе это уже обещал. Можешь не беспокоиться.

Кейд с легким сердцем вернулся к дискуссии в баре. Впервые с момента отъезда из Мехико у него улучшилось настроение.

На следующий день они с Бердиком работали в театре. Все шло гладко. После полудня Кейд проявлял заснятые пленки, но его мысли постоянно возвращались к Хуане. В восемь часов вечера он поручил проявить оставшиеся пленки лаборантам, а сам зашел в первый попавшийся пустой кабинет и заказал разговор с Мехико-Сити.

Пока телефонистка устанавливала связь, Кейд делал эскизы макета. Но он не мог отдаться этому занятию целиком.

Когда телефон зазвонил, Кейд с жадностью схватил трубку.

– Там никто не отвечает, – сказала телефонистка. Кейд напрягся.

– Но я точно знаю, что в доме кто-то есть. Пожалуйста, попробуйте еще раз.

Кейд ждал, и его напряжение росло. Тяжелое, гнетущее чувство овладевало им. Он попытался отвлечься мыслями о работе, но это было бесполезно.

Снова позвонила телефонистка и подтвердила, что по указанному номеру никто не отвечает.

– Дайте мне аэропорт, – попросил Кейд.

Чего он так распсиховался, спросил Кейд себя. Хуана и Крил уже в аэропорту или едут туда на машине. Ясно, что жена находится уже в пути и скоро будет в Нью-Йорке.

Служащий аэропорта сказал, что да, есть еще один, последний на сегодня, рейс Мехико – Нью-Йорк. Самолет приземляется в аэропорту Кеннеди через два часа.

«Она должна прилететь этим рейсом, – думал Кейд, – но странно, что Адольфо его не предупредил».

Спустя час Кейд отослал законченные снимки Мейтисону и снова попытался связаться с Крилом, но телефонистка снова сказала, что номер не отвечает. Он позвонил в аэропорт. Служащий ответил, что в списке пассажиров последнего рейса из Мехико сеньора Хуана Кейд не значится.

Бердик зашел в кабинет как раз, когда Кейд положил трубку. Он взглянул на искаженное мукой лицо Кейда и быстро спросил:

– Что случилось?

– Я не могу связаться с Хуаной, – ответил Кейд, поднимаясь на ноги. – Мне нельзя было оставлять ее! Проклятье! Идем куда-нибудь, выпьем!

– Кончай истерику! – отрезал Бердик. – По новой хочешь начать? Нет уж. Мы идем домой.

Кейд посмотрел на него, поколебался, затем выдавил улыбку.

– Да. Идем домой.

На следующее утро, в шесть часов, когда Бердик еще спал, Кейд попытался еще раз дозвониться в Мехико-Сити. С тем же результатом. Там никто не отвечал. Он вызвал аэропорт. Ему сказали, что есть рейс на Мехико в 9.30. Кейд побросал все необходимое в сумку и вышел из дома.

В 13.00 он уже выходил из такси, которое доставило его из аэропорта до маленького дома близ парка Чапултепек. Он прошел по тропинке, отметив, что ворота гаража раскрыты настежь и алого «сандерберда» внутри нет.

Дверь главного входа была не заперта.

Очень медленно Кейд вошел в гостиную. Застекленная дверь в патио тоже была открыта.

Кейд опустил сумку на пол и стоял, вслушиваясь в тишину. Предчувствие катастрофы овладело им, ему пришлось силой заставить себя подняться наверх. Он в нерешительности остановился у двери в спальню – сердце бешено колотилось, – потом толкнул дверь и вошел.

Крил лежал на кровати. На нем были только розовые пижамные брюки в белую полоску. В правой руке он сжимал револьвер 22-го калибра. Запекшаяся кровь на его лице и маленькая черная дырочка у виска яснее ясного сказала Кейду, что Крил умер.

От Хуаны же в комнате остался лишь безошибочно узнаваемый запах ее духов.

Кейд вернулся в Нью-Йорк поздним вечером в тот же день; В квартире его нетерпеливо дожидался встревоженный Бердик. Один только взгляд на раскрасневшееся, потное лицо Кейда сказал Бердику, что Кейд пьян.

– Ну вот! – сказал Кейд и швырнул дорожную сумку на диванчик. – Быстро и паскудно.

– Что случилось? – спросил Бердик, тщательно скрывая свой страх.

Кейд уселся. Он закурил сигарету, и Бердик увидел, что его руки трясутся.

– Она исчезла. Забрала все свои вещи и автомобиль. Думаю, это я виноват: я слишком круто с ней обошелся. Ей не хотелось расставаться с машиной – это, наверное, было решающим фактором. Если бы я не настаивал на ее продаже, она, может быть, была бы уже в Нью-Йорке. Машина очень много для нее значила, а я эту машину просто видеть не мог, зная, что это подарок одного из любовников. Как бы там ни было, Хуана ушла. – Кейд, нахмурившись, созерцал собственные руки.

– А кроме машины, я, наверное, напугал ее разговорами о деньгах. Деньги тоже для нее очень много значат.

– Ты, вроде, говорил, что Крил за ней присматривает.

Кейд рассмеялся. Этот звук заставил Бердика вздрогнуть.

– Это точно, предполагалось, что он будет за ней присматривать. Чертовски забавно, а? Я ведь действительно верил, что могу доверять Крилу. Вся беда, что я лопух... дурак от рождения. Крил спал с Хуаной. Смешно, правда?

Бердик с шумом выдохнул воздух.

– Ты уверен в этом, Вэл? Это же черт знает что! Крил всегда казался мне порядочным человеком.

– Я уверен. Я нашел его в нашей постели. Этот идиот застрелился! Ублюдок!

Кейд прикрыл глаза ладонью.

– Вот что он сделал! Сначала он ее трахнул, а потом, видать, испугался – как же он мне в глаза посмотрит?

– Господи боже мой! – потрясенный, Бердик вскочил на ноги, механически подошел к окну, раздвинул шторы и уставился в ночное небо.

– Крил обещал посадить Хуану в самолет, – ломающимся голосом продолжал Кейд. – Он говорил, что я могу доверять ему. Клянусь, я еще не успел улететь в Мехико, а они уже залезли в мою постель. Ладно, надеюсь, он сейчас уже жарится в аду!

– О, заткнись, ради бога! – яростно заорал Бердик. Он повернулся к Кейду. – Ты пьян! Это твоя вина, и ты сам это знаешь, черти бы тебя забрали! Оставить Крила наедине с такой женщиной! Сколько раз она выставляла тебя полнейшим идиотом! И с чего ты взял, что Адольфо сильнее в этом смысле и что он, в конце концов, не такой же мужик, как мы с тобой? С чего ты взял, что он святой?

Кейд уставился на Бердика.

– Так ты думаешь, раз он застрелился, то мы квиты?! Ну, а я так не считаю. Он говорил, что он мой друг. И после этого так со мной поступил! Друг! Жирный бурдюк!

– Меня от тебя тошнит, – спокойно сказал Бердик; он искренне любил Адольфо, и происшедшая в Мексике трагедия начисто лишила его сдержанности и осторожности. – Ты погубил себя из-за этой бабы... и, боже мой, из-за кого? Из-за грязной, омерзительной шлюхи. Ты снова запил. Слизняк ты, и больше ничего. Слабак. Самое время, чтобы тебе кто-нибудь открыл глаза на самого себя, ну, так я это и сделаю. Что ж, у тебя есть талант. Ты умеешь фотографировать, но это не означает, что ты и во всем остальном велик. Наоборот – ты просто-напросто бесхребетный алкаш и бабник. Слизняк. У Адольфо, по крайней мере, нашлось мужество застрелиться. Да, он попался ей на крючок. Так и я бы попался. Он понимал, что ничего не может сделать или сказать, чтобы ты понял. Это твоя вина – ты его оставил один на один с этой бабой, и он нашел единственный выход. Может, и согрешил, да расплатился честно – своей жизнью.

Кейд поднялся на ноги.

– Я намерен сказать Мейтисону, что больше с тобой не работаю. Раз ты так обо мне думаешь...

– Думаешь? Я ничего о тебе не думаю! Ты просто ничтожество. Сейчас я уйду, – голос Бердика ломался от ярости. – А когда вернусь, надеюсь, тебя здесь уже не будет. У тебя запой, и я ничего не могу поделать, чтобы остановить его. В таком виде ты мне и на фиг не нужен – ни как квартирант, ни как напарник по работе, поскольку работать с тобой будет так же удобно, как в мешке танцевать. Так что собирай вещички и мотай. Можешь спиваться, можешь застрелиться, если так тебе заблагорассудится. У тебя был шанс вернуться к нормальной жизни. Вики бы вышла за тебя замуж, но нет, тебе дороже твоя вонючая шлюха. Ну так расплачивайся! К черту вас обоих: и ее, и тебя!

И он, хлопнув дверью, выскочил из квартиры.

Следующие три дня о Кейде не было ни слуху ни духу. Мейтисон, которого предупредил Бердик, терпеливо ждал. Он обдумал ситуацию, смирился с ней и услал Бердика в Лондон делать серию статей об общенациональных выборах.

Он только пожал плечами, когда Бердик с горечью сказал:

– Что ж, ты был прав: Кейд алкаш и, возможно, всегда им был. Я не знаю, что ты с ним намереваешься делать, но я не собираюсь портить себе репутацию, работая с этим типом.

– Все в порядке, Эд. Я поговорю с ним, если он покажется. Он все еще великий мастер. И я сознаю, что вы с ним добились того, что тиражи «Сан» возросли на 27 процентов. А это – большое дело. Так что успокойся и отправляйся в Лондон.

На четвертый день Кейд объявился в кабинете Мейтисона. Он был под газом, но держался неплохо. Сказал, что готов приступить к работе. Мейтисон отреагировал:

– У меня возникли новые идеи насчет приложения, Вэл. Как ты насчет того, чтобы поработать простым репортером – текучка, происшествия и так далее?

– Мне плевать, чем заниматься. Почему бы и нет? У нас контракт. Ты мне платишь... я работаю.

После трех кошмарных недель, когда Кейд заваливал одно задание за другим, ему поручили лететь в Истонвилл.

Кейд медленно проковылял по ступенькам Истонвиллского государственного госпиталя к запыленному «шевроле», на который небрежно опирался Рон Митчелл.

Если не считать фингала под левым глазом, полоски лейкопластыря на челюсти и общей бледности, других следов избиения, которому подвергли Кейда три шерифа после его побега из отеля, в облике Кейда не наблюдалось.