— Это снотворное, — сказал Тим, — она всегда принимала не больше одной таблетки, а тут, кажется, приняла все.

— Идите и позовите доктора Грехема. А на обратном пути прикажите приготовить крепкий кофе, самый крепкий. Спешите!

Тим выскочил из дому и на пороге столкнулся с Эдвардом Хиллингтоном.

— Простите.

— Что здесь случилось? — спросил Хиллингтон.

— Молли больна. Эвелин с ней. Я бегу за доктором. Нужно было, конечно, сначала бежать к нему, а я решил, что Эвелин мне поможет, она все знает. Молли так не любит врачей. Она не простила бы мне, если бы я напрасно притащил доктора.

Он убежал. Эдвард посмотрел ему вслед и вошел в спальню.

— Что случилось? — спросил он. — Это серьезно?

— Ты пришел, Эдвард. Мне казалось, что ты не проснулся. Эта глупышка приняла что-то.

— Ей очень плохо?

— Ничего нельзя сказать, пока мы не знаем, сколько она приняла. Я велела принести кофе. Если бы удалось заставить ее выпить кофе…

— Но почему она это сделала? Я думаю…

— Что ты думаешь? — спросила Эвелин.

— Думаю, наверное, это расследование, полиция, все это…

— Все это, конечно, возможно. К тому же она стала очень нервной.

— Молли никогда не казалась нервной.

— Ничего не знаешь наверняка: и люди, от которых этого совсем не ждешь, могут потерять самообладание.

— Да, я помню… — и Эдвард замолчал.

— Самое главное, ведь мы ничего определенного ни о ком не знаем. — И она добавила: — Даже о самых близких тебе людях.

— Не преувеличиваешь ли ты, Эвелин?

— Не думаю. Ведь мы представляем себе людей совсем не такими, какие они в действительности.

— Я-то тебя знаю, — тихо сказал Эдвард.

— Это тебе так кажется.

— Нет. Я уверен. А ты уверена во мне.

Эвелин взглянула на него и отвернулась к Молли. Она взяла ее за плечи и потрясла.

— Что-то нужно срочно делать. Но лучше дождаться доктора. Кажется, это они.


— Ну, теперь она вне опасности. — Доктор Грехем вытер лоб носовым платком и вздохнул с облегчением.

— Вы уверены, что она поправится? — со страхом спросил Тим.

— Да, мы вовремя начали лечение. И потом, мне кажется, она приняла несмертельную дозу. Через несколько дней она будет совершенно здорова, но первые дни для нее будут трудными. А откуда у нее снотворное?

— Ей выписал это врач в Нью-Йорке. Она всегда плохо спала.

— Да, я знаю. В наши дни врачи часто выписывают такие вещи. Никто не говорит молодым людям, что можно уснуть, считая баранов или слонов, что хорошо бы при бессоннице встать, съесть печенье или бисквит, написать несколько писем, а потом снова лечь в постель. А в наше время — назначают снотворное. Мне кажется, что это неправильно. Нужно учиться преодолевать всякие неприятности, которые несет в себе жизнь. Проще всего сунуть в ротик орущего ребенка соску. Но это нельзя продолжать всю его последующую жизнь.

Он захихикал:

— Я уверен, что если вы спросите мисс Марпл, что она делает, когда не может уснуть, то она вам ответит, что считает баранов, идущих через узкую калитку.

Он посмотрел на Молли. Та дышала громко, но ровно. Глаза ее были открыты. Она смотрела на них без всякого интереса, как будто не узнавая. Доктор Грехем взял ее руку.

— Дорогая, ну зачем вы это сделали?

Она моргнула, но ничего не сказала.

— Зачем ты это сделала, Молли? Ну ответь же мне. — Тим взял другую ее руку.

Глаза Молли оставались совершенно неподвижными. Казалось, что взгляд ее остановился на Эвелин Хиллингтон и в глазах застыл немой вопрос. Но, может быть, это действительно только казалось.

Эвелин ответила так, словно этот вопрос был задан вслух, и она его услыхала.

— Тим разбудил меня и привел сюда.

Молли посмотрела сначала на Тима, потом на доктора.

— Вы будете здоровы, но никогда этого больше не делайте, — сказал доктор Грехем.

— Она не хотела этого, — тихо произнес Тим. — Я уверен, она этого не хотела. Она просто хотела хорошо отдохнуть; выспаться, наконец. Может быть, пилюли не сразу подействовали, и она приняла еще. Так это было, Молли?

Молли молча покачала головой.

— Ты хочешь сказать, что специально приняла так много? — спросил Тим.

Наконец Молли произнесла первое слово:

— Да.

— Но почему, Молли, почему?

— Я боялась, — едва слышно произнесла она.

— Чего ты боялась? Ну скажи же!

Но она закрыла глаза и не ответила.

— Оставьте ее в покое, — сказал доктор.

Тим в ярости продолжал:

— Чего ты боялась? Полиции? Потому что они мучили тебя, задавали бесконечно глупые вопросы? Я не удивляюсь. Любой стал бы бояться! Но у них такая манера. Никто не посмел даже думать… — он замолчал.

Доктор Грехем жестом показал, чтобы он замолчал.

— Я хочу спать, — тихо сказала Молли.

— Это самое лучшее для вас, — ответил доктор. Он тихо отошел от Молли и вслед за ним все остальные.

— Она заснет и хорошо выспится, — сказал доктор Грехем.

— Что я должен делать? — спросил Тим. У него у самого был совершенно болезненный вид.

— Если хотите, я останусь с ней, — предложила Эвелин.

— Нет, спасибо, не нужно, — сказал Тим.

Однако Эвелин снова подошла к кровати и спросила:

— Молли, хотите, я останусь с вами?

Молли открыла глаза и после паузы сказала:

— Нет, — и еще через некоторое время: — Только Тим.

Тим сел около нее.

— Я здесь, Молли, я здесь, с тобой. Постарайся уснуть, дорогая. Я не оставлю тебя.

Она тихо вздохнула и закрыла глаза. Когда остальные вышли из домика, доктор остановился, рядом с ним были супруги Хиллингтон.

— Вы уверены, что моя помощь не нужна? — спросила Эвелин.

— Думаю, что нет, миссис Хиллингтон. Ей сейчас лучше побыть с мужем. А вот завтра. Ведь у него много дел. Завтра кто-то должен быть с ней.

— Неужели вы думаете, что она может сделать еще одну попытку? — спросил Эдвард Хиллингтон.

Грехем потер лоб.

— В таких случаях ничего определенного сказать нельзя. Кажется, это маловероятно. Вы сами видели, методы лечения очень неприятные. Но уверенности все-таки нет. У нее может быть спрятано еще снотворное, у нее может быть запас его.

— Никогда бы не подумали, что такая женщина, как Молли, способна на самоубийство, — сказал Эдвард Хиллингтон.

Грехем ответил:

— Самоубийством обычно кончают как раз те, которые не бегают и не кричат, что убьют себя. Другие же, наоборот, криками и беготней снимают напряжение; они просто играют, как на сцене.

— Молли всегда казалась такой счастливой. Знаете, доктор Грехем, я, пожалуй, вам кое-что расскажу.

И Эвелин передала содержание своего разговора с Молли на пляже в ту ночь, когда убили Викторию.

Лицо доктора помрачнело.

— Хорошо, что вы мне все рассказали, миссис Хиллингтон. Это признаки серьезного заболевания. Утром я поговорю с ее мужем.


— Я серьезно хочу поговорить с вами, Кендал, о вашей жене.

Они сидели в конторе Тима. С Молли осталась Эвелин Хиллингтон. Лаки обещала через некоторое время сменить Эвелин. Мисс Марпл тоже предложила свои услуги. А бедный Тим разрывался между своими дневными заботами и больной женой.

— Я не понимаю, — говорил Тим. — Я больше не понимаю Молли. Она во всем изменилась.

— Я слышал, что у нее были кошмарные сны?

— Да, она часто жаловалась на это. — И давно?

— Не знаю. Может быть, месяц. Может быть, дольше. Она говорила, что это просто плохие сны.

— Понимаю. Но гораздо хуже то, что у нее появилось чувство страха. Она кого-то боялась? Она жаловалась вам на это?

— Да. Несколько раз она говорила, что люди преследуют ее.

— Шпионят за ней?

— Молли говорила, что ее враги следят за ней.

— А у нее действительно были враги?

— Нет, конечно, никаких врагов не было.

— Никаких происшествий не было, еще до вашей свадьбы? Вы не слышали?

— Нет, ничего особенного. Она не ладила со своей семьей. Ее мать — эксцентричная женщина, с ней действительно жить было трудно, но…

— Были ли у них в семье душевнобольные?

Тим открыл рот, потом снова закрыл его и стал играть своей шариковой ручкой.

— Тим, расскажите мне все, — сказал доктор.

— Ничего серьезного действительно нет. Была, правда, какая-то странная тетя. Больше я ничего не слышал. Вы же знаете, в наше время никто не говорит много об истории своей семьи.

— Понимаю. Но у нее, кажется, до вас был другой друг, они хотели пожениться. Может быть, были сцены ревности? Может быть, ей угрожали?

— Не знаю. Да, Молли, хотела выйти замуж за кого-то до меня. Родители против этого возражали. Мне кажется, она настаивала больше из чувства противоречия.

Тим неожиданно улыбнулся.

— Знаете молодых людей? Чем больше Им запрещают, тем настойчивее они становятся.

Доктор тоже улыбнулся.

— Да, с этим часто сталкиваешься. Не следует запрещать детям встречаться с друзьями, которые кажутся неподходящей компанией. Обычно они отпадают сами собой. Но тот человек впоследствии не угрожал Молли?

— Уверен, что нет. Она бы обязательно мне рассказала. Она сама говорила, что он ее привлекал главным образом своей плохой репутацией.

— Это звучит несерьезно. Теперь — о другом. У вашей жены были провалы в памяти. Миссис Кендал не знала и не помнила, что делала в течение длительных промежутков времени. Вы об этом знали, Тим?

— Нет, — медленно ответил Тим. — Об этом она мне не говорила. Я замечал, что если ее спросить, что она делала, она как-то терялась иногда и… — он задумался. — Теперь я многое понимаю. Мне казалось невнятным, что она не помнит самые простые вещи, иногда не знала, который час. Мне казалось, что она просто рассеянная.