— Но если она действительно избегала его?..

— Нам известно лишь то, что она говорила и что сделала! Женщины, — добавил он нравоучительно, — очень много лгут. Не забывайте об этом, Хоскинс.

— Ага, — произнес констебль Хоскинс понимающе.

Дальнейший их разговор был прерван появлением высокого, рассеянного с виду молодого человека. На нем был опрятный фланелевый костюм серого цвета, но ворот сорочки был смят, галстук сдвинут в сторону, а концы волос непокорно топорщились.

— Мистер Алек Легги? — подняв на него глаза, спросил инспектор.

— Нет, — ответил молодой человек. — Я Майкл Уэймен. Насколько я понимаю, вы хотели меня видеть.

— Совершенно верно, сэр. Садитесь. — Блэнд указал на кресло перед своим столом.

— Я не люблю сидеть, — сказал Майкл Уэймен.

— Я люблю ходить. Между прочим, что здесь делает полиция? Что случилось?

Инспектор Блэнд посмотрел на него с удивлением.

— Разве сэр Джордж вас не информировал, сэр?

— Меня никто ни о чем не информирует, как вы изволили выразиться. Я не сижу у сэра Джорджа в кармане. Так что же случилось?

— Насколько мне известно, вы в настоящее время проживаете в этом доме?

— Проживаю. И что из этого?

— Просто я полагал, что все, кто проживают в этом доме, уже знают о случившейся трагедии.

— Трагедии? Какой трагедии?

— Убита девушка, которая исполняла роль жертвы в игре по расследованию убийства.

— Не может быть! — Майкл Уэймен, казалось, был крайне удивлен. — Убита по-настоящему? Не фигли-мигли?

— Я не знаю, что такое «фигли-мигли», но девушка мертва.

— Как ее убили?

— Удушили куском бельевого шнура.

Майкл Уэймен слегка свистнул.

— Как по сценарию игры? Ну и ну! Подали идею! — Он прошел к окну, резко обернулся. — Следовательно, теперь мы все на подозрении, не так ли? Или это был кто-нибудь из местных парней?

— У нас нет никаких оснований подозревать местных парней.

— Как и меня, инспектор, — сказал Майкл Уэймен. — Многие из моих друзей считают меня помешанным, но я помешан на другом. Я не брожу по округе и не душу несовершеннолетних веснушчатых девчонок.

— Насколько мне известно, вы проектируете для сэра Джорджа теннисный павильон?

— Безобидное занятие, с точки зрения криминалистики, — сказал Майкл Уэймен. — Что же касается архитектуры, то здесь я не уверен. Окончательный результат моей работы, вероятно, будет являть собою преступление против хорошего вкуса. Но это вас не интересует. Что же вас интересует, инспектор?

— Я хотел бы знать, мистер Уэймен, где вы находились с четырех часов пятнадцати минут до пяти часов.

— Как вам удалось установить время? Медицинское заключение?

— Не совсем, сэр. В четверть пятого девушку видели живой.

— Кто же этот свидетель, если позволите?

— Мисс Брэвис. Леди Стаббс попросила ее отнести девушке поднос с пирожными и фруктовой водой.

— Наша Хэтти попросила ее об этом? Никогда не поверю.

— Почему, мистер Уэймен?

— На нее не похоже. Не об этом она думает и заботится. Все мысли дорогой леди Стаббс вращаются лишь вокруг собственной персоны.

— Я жду ответа на свой вопрос, мистер Уэймен.

— Где я был между четырьмя пятнадцатью и пятью часами? Трудно сказать сразу, инспектор. Я был здесь. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Где — здесь?

— О, то тут, то там. Немного поболтался среди толпы у лужайки, любовался местными красавицами, перемолвился двумя-тремя словами с порхавшей кинозвездой; а когда мне стало тошно от всего этого, пошел к теннисному корту и поразмыслил немного о проекте будущего павильона. Мне также было интересно, как скоро будет разгадана кем-нибудь фотография секции теннисной сетки — первый ключ к игре.

— Кто-нибудь разгадал?

— Да, конечно, но тогда я так и не заметил. У меня появилась новая идея о павильоне, как примирить две точки зрения — мою и сэра Джорджа.

— А что потом?

— Потом? Побродил немного, спустился на пристань, распил со стариком Мэрделлом бутылку вина и вернулся назад. Время точно указать не могу. Как я уже сказал, я прежде всего был здесь! Вот и все.

— Хорошо, мистер Уэймен, — сказал инспектор живо. — Полагаю, мы можем получить подтверждение всему этому.

— Мэрделл может подтвердить, что я был у него на пристани. Но это было несколько позже времени, которое вас интересует. Должно быть, после пяти. Это вас совершенно не удовлетворяет, не так ли, инспектор?

— Надеюсь, мы смолсем уточнить, мистер Уэймен.

В вежливом тоне инспектора прозвучали металлические нотки, и они не остались незамеченными молодым архитектором. Он сел на подлокотник кресла.

— Серьезно, кому понадобилось убивать девчонку? — спросил он.

— У вас нет никаких предположений, мистер Уэймен?

— Ну, если экспромтом, то я бы сказал, что это ваша плодовитая писательница. Вы только взгляните на ее пурпурное одеяние! От творческих завихрений в ее котелке могла возникнуть мысль, что настоящее убийство было бы куда эффектнее поддельного. Ну, как?

— Вы это серьезно, мистер Уэймен?

— Это единственное, что я могу предположить.

— Я хотел бы спросить вас еще об одном, мистер Уэймен. Вы видели леди Стаббс сегодня пополудни?

— Конечно. Ее все видели. Вырядилась, как манекен!

— Когда вы ее видели в последний раз?

— Точно не помню. Пожалуй, в половине четвертого или без четверти четыре… все принимала эффектные позы на лужайке.

— И после того вы ее не видели?

— Нет. А что?

— Меня это интересует, потому что после четырех часов, кажется, ее никто не видел. Леди Стаббс исчезла, мистер Уэймен.

— Исчезла? Наша Хэтти?

— Это вас удивляет?

— Да, очень… Интересно, что она задумала?

— Вы хорошо знаете леди Стаббс, мистер Уэймен?

— Я здесь всего лишь пятый день, а прежде я никогда ее не встречал.

— У вас уже сложилось о ней какое-нибудь мнение?

— Я бы сказал, она себе на уме и своего не упустит, — ответил Майкл Уэймен сухо. — Очень колоритная женщина и знает, как извлечь из этого выгоду.

— Но в умственном отношении не очень активна? Это верно?

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «умственный», — отвечал Майкл Уэймен.

— Нельзя сказать, что интеллигентна. Но если вы считаете, что у нее не хватает, вы ошибаетесь. Я бы сказал, — добавил он с горечью, — в голове у нее больше, чем у других.

Инспектор вскинул брови.

— Но ваше утверждение противоречит общему мнению о ней.

— Ей почему-то нравится притворяться слабоумной дурочкой. Не знаю, почему, но, как я уже сказал, по-моему, она умнее других.

Инспектор некоторое время изучающе смотрел на него, затем сказал:

— Вы на самом деле не можете уточнить время и место своего пребывания в интересующий нас период?

— К сожалению, — отрывисто ответил Уэймен. — Боюсь, что нет. Дрянная память, никогда не запоминаю время. Со мной все?

Инспектор кивнул, и Майкл поспешно вышел.

— Хотел бы я знать, — произнес инспектор, обращаясь не то к самому себе, не то к Хоскинсу, — что было между ним и ее милостью. То ли он добивался ее благосклонности, и она его отшила, то ли она подняла скандал. Как, вы говорите, здесь смотрят на сэра Джорджа и его жену? — обратился он к Хоскинсу.

— На нее — как на слабоумную, — ответил констебль.

— А на сэра Джорджа? Его любят?

— Да, он нравится. Он хороший спортсмен и разбирается в сельском хозяйстве. Ему во многом помогла старая леди.

— Какая старая леди?

— Миссис Фоллиат, что живет в домике садовника.

— А, да! Фоллиаты — бывшие владельцы этого поместья, так ведь?

— Да, только благодаря старой леди сэра Джорджа и леди Стаббс здесь так хорошо приняли. Это она перезнакомила их со всеми здешними шишками.

— Наверное, ей хорошо заплатили, как вы думаете?

— О, нет! Не говорите так о миссис Фоллиат, — возразил Хоскинс оскорбленным голосом. — Говорят, она знала леди Стаббс до ее замужества и что именно она уговорила сэра Джорджа купить это поместье.

— Я должен поговорить с миссис Фоллиат, — сказал инспектор.

— О, она очень умная старая леди. Она всегда в курсе всех событий.

— Мне нужно поговорить с ней. Интересно, где она сейчас?

Глава 11

Миссис Фоллиат беседовала в это время в большой гостиной с Эркюлем Пуаро. Он случайно обнаружил ее там сидящей в кресле. Когда он вошел, она нервно вздрогнула. Потом, снова откидываясь на спинку кресла, тихо промолвила:

— О, это вы, месье Пуаро.

— Извините, мадам. Я вас потревожил.

— Нет-нет, вы мне не помешали. Я всего лишь отдыхаю. Я уж не так молода, как раньше. Этот удар слишком потряс меня.

— Понимаю, — ответил Пуаро. — Я вас отлично понимаю.

Зажав в своей маленькой руке носовой платок, миссис Фоллиат безучастно смотрела в потолок.

— Мне страшно подумать об этом, — произнесла она голосом, глухим от волнения. — Эта бедная девочка. Этот несчастный ребенок…

— Знаю, — отвечал Пуаро, — я знаю.

— Такая молодая, на самом пороге жизни, — продолжала миссис Фоллиат. — Мне страшно думать об этом, — повторила она снова.

Пуаро посмотрел на нее с любопытством. Казалось, что с тех пор, как он видел ее среди гостей в роли радушной хозяйки, прошло десять лет. На вытянутом и осунувшемся лице были отчетливо видны морщины.

— Вы лишь вчера сказали мне, мадам, что мир очень безнравствен.

— Я так сказала? — Она, казалось, вздрогнула. — Это верно… О да. Я лишь теперь начинаю понимать, как это верно. Но я никогда не представляла себе, что может случиться что-нибудь подобное.