Миновав длинный коридор, мы остановились перед дверью из красного дерева с надписью: «Вход воспрещён». Пепи постучал и вошёл. Комната была небольшой и напоминала обычный офис. Какая-то блондинка стучала на машинке, жуя резинку. Она подняла голову, безразлично взглянула на меня, нисколько не удивилась, увидев в руке Бенно пистолет, и только кивнула на дверь за своей спиной.

– Входите, – сказала она Пепи. – Босс ждёт.

Пепи поскрёбся в дверь, открыл её и пропустил меня.

– Входи и веди себя прилично!

Я оказался в огромном кабинете. Подобное увидишь разве что в кино: на полу лежал огромный ковёр, такой пушистый, что, казалось, его можно подстригать косилкой, как газон. В кабинете было с пару дюжин глубоких кресел, два дивана, несколько торшеров и журнальных столиков. На стенах висели зеркала в золочёных рамах, отражая мой облик и словно напоминая, насколько плохо я был одет.

За письменным столом, который вполне подошёл бы для игры в пинг-понг, сидел Петелли. Он курил сигару, на голове у него была шляпа. Он подождал, пока я подойду к нему поближе, а затем остановил меня, ткнув вперёд сигарой.

– Здесь говорю только я. Твоё дело слушать, – сказал он сухо и холодно. – Ты хороший боксёр, Фаррар, я сумел бы заставить тебя работать, но Брант сказал, будто ты больше не желаешь боксировать. Это правда?

– Да, – ответил я.

– Кид тоже неплох, только боюсь, ему до тебя далеко. Но раз ты не хочешь иметь со мной дело, придётся довольствоваться им. Это его первый бой в Пелотте. Произведёт дурное впечатление, если его побьют, следовательно, ему надо победить. В это дело я вложил десять косых, и у меня нет желания их потерять. Я сказал Бранту, ты дашь себя уложить в третьем раунде. Брант уверяет, что тебе такой расклад не нравится. Но меня это не касается. Я тебе предоставил шанс поработать со мной, ты от него отказался.

Петелли сделал паузу и стряхнул пепел на ковёр.

– Дело в том, что здесь приказываю я, понимаешь? И надо делать так, как говорю. У меня достаточно парней, чтобы заняться теми, кто не выполняет моих приказаний. С этого момента ты под колпаком. Не пытайся бежать. В субботу вечером будешь выступать против Кида и постараешься вести бой так, чтобы со стороны никто ничего эдакого не заметил. В третьем раунде Кид тебе врежет, ты свалишься и будешь лежать, не вставая. Вздумаешь меня обмануть, это станет последней твоей проделкой в жизни! И не рассчитывай на помощь полиции! Она сделает всё, что я захочу, эта полиция! Тебя предупредили: дашь себя уложить в третьем раунде или получишь пулю в затылок. А теперь пошёл вон!

Он не блефовал. Я знал, что, если не подчинюсь, меня прихлопнут, словно муху. Я вышел и тихо закрыл за собой дверь. Блондинка по-прежнему стучала на пишущей машинке. Пепи и Бенно в комнате не было.

– Он очень мил, не правда ли? Удивительно, что у него нет друзей, – произнесла блондинка, не переставая печатать и не отрывая глаз от работы.

Я подумывал, не смыться ли потихоньку из Пелотты, чтобы добраться до Майами своими силами, но быстро понял: не стоило даже и пытаться. Пепи и Бенно прилипли ко мне как приклеенные.

Петелли был мастером паблисити, сомневаться не приходилось. Он подключил к делу все местные газетёнки и мобилизовал бригаду горлопанов, которые, совершая обход кабачков, превозносили мои достоинства. Интенсивная шумиха быстро сказалась на любителях держать пари, и ко дню матча я уже котировался как фаворит: ставки шли четыре к одному.

Поставив десять тысяч долларов на Кида, Петелли был уверен, что сорвёт солидный куш. Ни он, ни его подручные не сказали мне больше ни слова. Видимо, они считали, что вполне достаточно той беседы, которую провёл босс в своём кабинете. Впрочем, так оно и было. Или ложусь в третьем раунде, или меня прикончат. И я решил, что лягу. Организация такого масштаба слишком сильна и опасна, чтобы с ней шутить.

* * *

– Половина восьмого, Джонни, пора вставать! У тебя всё в порядке? – спросил Роше, просовывая голову в полуоткрытую дверь.

– Всё в норме.

– Сам тебя отвезу. Только немного приведу себя в порядок.

Я побрызгал холодной водой лицо, причесался и надел костюм, который принёс Брант. Он был в самый раз, но это не доставило мне никакого удовольствия.

Раздался стук в дверь, вошла Алис.

– Джонни, ты выглядишь великолепно!

– Надо полагать.

– Том уже отправился в гараж. Удачи, Джонни!

– Спасибо. Рад, что не едешь с нами.

– Том хотел меня взять с собой, да только не люблю я бокс. Но буду думать о тебе!

– Хорошо. Тогда прощай и спасибо за всё.

– А ты вернёшься назад?

Много бы я дал, чтобы ответить на этот вопрос!

– Разумеется. Но всё равно спасибо!

– Положи это в карман. Мой амулет. Он тебе принесёт счастье.

Я взглянул на серебряную медаль, которую она сунула мне в руку. На медали была изображена голова какого-то святого. Я положил медаль в карман и тут же забыл о ней.

Спускаясь по ступенькам крыльца, заметил, что появился «кадиллак» Петелли. За рулём сидел Бенно, на заднем сиденье – Брант.

– Решили подвезти тебя, – сказал Брант, высунувшись из окна. – Ну как ты, в форме?

– Всё в порядке! Меня Роше отвезёт.

– Сами доставим, – проворчал Бенно.

Роше ещё не подъехал. Не было причин по пустякам затевать перебранку.

Когда мы приближались к сверкающему огнями стадиону, Пепи, не оборачиваясь, произнёс:

– Запомни, Фаррар, в третьем раунде, иначе тебе крышка!

– Не напрягайся, – ответил я. – Всё понятно.

– Деньги твои будут у меня, пока всё не кончится. Машина для тебя уже стоит за стадионом. Бензином заправлена доверху, можешь отправляться в Майами.

Бенно поставил «кадиллак» на стоянку. Мы вышли из машины и прошли через боковой вход.

Перед уборной нас встретила толпа журналистов и болельщиков. Оставив в коридоре Пепи объясняться с ними, я с трудом закрыл за собой дверь.

Уоллер уже ждал меня.

– Вы намерены выиграть? – спросил он, когда я улёгся на массажный стол.

– Откуда мне знать? Разве можно заранее предугадать исход поединка?

Он долго молча разминал меня, потом сказал:

– Мистер Петелли давно уже занимается бизнесом в боксе. Мне кажется, он совсем всё изгадил в этом деле. И что, опять липовый матч?

– Ты сам прекрасно знаешь. Мне кажется, все в этом грязном городишке уже в курсе. Нельзя не учуять, что пахнет жареным, коли Петелли ставит десять кусков на Кида. Мне велено лечь в третьем раунде.

Уоллер что-то пробурчал. Мы избегали смотреть друг на друга.

– Только не надо сердиться на мистера Бранта, – сказал негр. – Он хороший парень. Да куда ему против Петелли? Если Петелли решил, чтобы вы легли в третьем раунде, что он может сделать, мистер Брант? Если скажет «нет», эти убийцы его прикончат. А у него жена, дети…

– Ладно, Генри. Может, ты и прав. Но всё же я не хочу, чтобы он отирался возле меня. Ты что, сам не можешь быть секундантом?

– Коли вы решили лечь в третьем раунде, вам секундант не нужен, – печально ответил Уоллер.

– А если не лягу? Есть хоть один шанс выкрутиться в таком случае?

Уоллер беспокойно осмотрелся, словно боялся, что нас подслушивают.

– Это было бы просто безумием! – сказал он растерянно, – Выбросьте эту мысль из головы.

– Поразмыслить-то можно, за это денег не спрашивают. Это окно куда выходит?

– Не надо, оставьте! Нечего про то даже и говорить!

Я слез со стола и подошёл к окну. Внизу метрах в десяти увидел стоянку автомашин. Высунулся наружу. Под окном вдоль стены шёл узкий карниз, который заканчивался у водосточной трубы. Выбраться по карнизу и спуститься вниз труда бы не составило, но как удрать потом?

Уоллер оттащил меня от окна.

– Ложитесь-ка снова на стол. Перед матчем нельзя так скакать!

– Ты думаешь, эти итальяшки меня кокнут, а, Генри? Или на пушку берут?

– Конечно, кокнут, и речи быть не может. Два года назад они прикончили О'Брайнена, он надул Петелли. Изуродовали руки Бенни Масону, потому что тот лёг, а Петелли велел ему держаться десять раундов. Сожгли кислотой лицо Тиге Фриману за то, что тот выиграл бой в седьмом раунде.

Я ещё раздумывал над словами Уоллера, когда из-за двери раздался голос Бранта. Пора выходить на ринг.

Генри помог мне надеть красный с голубым халат, подарок Петелли. Роскошное одеяние, поверх которого большими белыми буквами было вышито: «Джонни фаррар». Будь это раньше, я был бы счастлив и горд надеть на себя такой халат, но сегодня он лишь раздражал меня.

Когда под рёв медных фанфар я спускался по проходу на арену, появился Кид. Его встретили громом аплодисментов, а стоило ему перелезть через канаты ринга, как зал взвыл от восторга.

Подошёл Брант. Он весь вспотел, вид у него был крайне обеспокоенный.

– Пойдём, – сказал он. – Ты вперёд, мы за тобой.

«Мы» – это Брант, Уоллер, Пепи и Бенно. Я стал спускаться к рингу. Зрители сопровождали мой путь бешеным криком. Я подумал с грустью, как они будут кричать, когда мне придётся проделывать этот путь в обратную сторону.

Я перелез через канаты ринга и прошёл в свой угол. Кид, одетый в жёлтый халат, вовсю паясничал в противоположном углу. Широко расставив ноги, он наносил воображаемые удары своим секундантам, которых это забавляло гораздо меньше, нежели зрителей в зале.

Я уселся на табурет, а Генри начал бинтовать мне руки. Толстый тренер Кида, нагнувшись надо мной, внимательно наблюдал за этой процедурой, дыша в лицо перегаром виски и сигарным дымом. Стараясь уклониться от неприятного запаха, я повернул голову и стал разглядывать зрителей, сидящих внизу под рингом. Тут-то я её и заметил…

Мне довелось повидать немало красивых женщин, но такой, как она, не видел никогда. У неё были чёрные как смоль волосы, разделённые посредине таким ровным пробором, словно его провели по мрамору с помощью резца и линейки. Глаза огромные, чёрные и блестящие. Кожа походила цветом на алебастр.