– Конечно. И не хуже этой.

– А тогда почему меня привезли в Майами? Ведь это лишних двести миль!

– От места аварии до нашей больницы максимум миль десять. И так как до Майами ближе, чем до Линкольн-бич, вас и привезли в эту больницу.

Мне стало не по себе.

– Но мы же ещё не доехали до Линкольн-бич, когда случилась эта авария. Та машина налетела на нас всего в нескольких милях от Пелотты по дороге к Линкольн-бич.

– Не берите в голову, – произнёс врач, улыбаясь, как и подобает улыбаться у постели тяжелобольного. – Всё прояснится.

Когда эскулап vдaлилcя, я начал размышлять, не спятил ли действительно после аварии? Захотелось повидаться с Ривкином. Всякий раз, когда кто-нибудь входил в палату, я поднимал голову, чтобы посмотреть, не он ли.

На следующий день меня стали переселять.

– В чём дело? Что это значит? Куда вы меня везёте? – спрашивал я санитара, который катил кровать на колёсиках по больничному коридору.

– Врач решил, вам будет лучше в отдельной палате. Он хочет, чтобы обстановка была более спокойной.

Истинная причина крылась, конечно, в ином, сказал я себе. Они пришли к выводу, что пациент сошёл с ума и нельзя его больше держать с нормальными людьми в одной палате. Я задёргался.

– Не хочу лежать один! Отвезите меня назад! Мне там было очень хорошо. Не хочу в отдельную палату!

Неожиданно появился врач.

– Не стоит так нервничать, – сказал он. – Вам понравится ваша палата. Оттуда открывается замечательный вид.

Я подумал, что, если начать скандалить, они чего доброго ещё напялят на меня смирительную рубашку. И сдался.

Палата оказалась и впрямь очень милой, вид из окна открывался чудесный, но я её заранее возненавидел. Ясно, что меня сюда запрятали с определённой целью.

Вскоре открылась дверь, и вошёл Ривкин.

– Добрый вечер, мой мальчик! Что тут происходит?

– Почему меня сюда перевезли? – спросил я, пытаясь сесть. – Что они замышляют?

Ривкин пододвинул к кровати стул и сел.

– Я думаю, доктор не хочет, чтобы другие больные меня тут видели, – заявил он. – Наверное, поэтому. Он хороший парень, этот доктор. А может, решил, вас стесняет, когда полицейский допрашивает при посторонних. Вот вам и другая причина.

– Как-то об этом не подумал. Скажу откровенно, мне показалось, что схожу с ума, потому меня и упрятали в отдельную палату.

Ривкин достал пачку сигарет.

– Не надо забивать себе голову подобной чепухой. – Он зажёг одну сигарету, протянул мне, потом прикурил другую. – Если медсестра нас засечёт, то, думаю, устроит тут тарарам.

Я улыбнулся, он вселил в меня уверенность.

– Жаль, что вы раньше не пришли. Я уже начал беспокоиться.

– Дел, знаете ли, было много. – Ривкин какое-то время разглядывал кончик своей сигареты, затем устремил на меня пристальный взор. – Мне надо сказать вам нечто весьма важное. В силах ли вы вынести небольшое потрясение?

Сердце заколотилось, я сделал глубокую затяжку.

– Думаю, что да. А в чём дело?

– Машина, о которой идёт речь, была не марки «бентли», а чёрный «бьюик» с откидным верхом, сиденья из красной кожи, колёса и фары утоплены в корпусе. Вас обнаружили за рулём. Женщина сидела сзади. Чтобы её вытащить, пришлось выдирать сиденье. Кроме вас двоих, в машине никого не было. Я сам осмотрел машину и место аварии. И беседовал с полицейским, который первым прибыл на место аварии.

Я смотрел на него не шевелясь. Хотел сказать, что он врёт, но не мог. Сигарета вывалилась изо рта и упала на пол. Ривкин нагнулся и поднял её.

– Ну, ну, мой, мальчик, я же предупредил, вас ожидает небольшое потрясение. Не стоит, однако, терять самообладание.

Я понимал, что Ривкин говорит правду, и тем не менее пытался уверить себя, будто он лжёт.

– Вы сказали, что авария с вами случилась двадцать девятого июля, – продолжал полицейский участливым тоном. – На самом же деле это произошло в ночь на шестое сентября. Больничная книга учёта подтверждает дату аварии. Какой вывод вы сами можете сделать?

– Никакого вывода1 Я только знаю, что мы врезались в ту машину после матча с Кидом из Майами, а было это двадцать девятого июля! Клянусь, говорю вам сущую правду!

– Не сомневаюсь, вы именно так и думаете, но в действительности всё происходило иначе. Возможно, вам наше объяснение придётся не по душе, но всё же позвольте его изложить. Доктор считает, вам потребуется ещё несколько недель, чтобы память полностью восстановилась. Ведь у вас было сотрясение мозга, и пока не наступит окончательное выздоровление, вам может всякое привидеться. Давайте попробуем воспринимать всё так, как я вам говорю.

Я облизал языком пересохшие губы.

– Валяйте.

– Вечером двадцать девятого июля в нескольких милях от Пелотты действительно произошла авария. Две автомашины, следовавшие навстречу друг другу с большой скоростью, столкнулись и перевернулись. Одна из них – «бентли» чёрного цвета – загорелась. Водитель её по имени Джонни Фаррар, боксёр, погиб.

Такого нельзя уже было больше терпеть. Дрыгнув ногами, я попытался приподняться.

– Да вы с ума сошли! Ведь Фаррар – это я! Меня зовут Джонни Фаррар. Вы что, придурка из меня сделать хотите?

Я откинулся на подушку. Меня била дрожь.

– Пелоттские газеты поместили подробный отчёт о случившемся происшествии, – снова заговорил полицейский. – Расписали во всех деталях. Я вам покажу потом газеты. Мне кажется, что вы уже где-то об этом читали. И описание происшествия произвело на вас определённое впечатление. Спустя месяц вы сами попадаете в аварию. У вас сотрясение мозга. И ранение в голову. И когда вы пришли в себя, то решили, что вы и есть Фаррар, с которым несчастный случай произошёл двадцать девятого июля. Понимаете? Потребуется несколько недель, чтобы избавиться от этого заблуждения. Вам надо только расслабиться и как следует отдохнуть. И всё встанет на свои места, если только вы не будете упорствовать. Но не надо воображать, будто вы Фаррар. Никакой аварии с вами двадцать девятого июля не было. И вы никогда не выступали в поединке с Кидом из Майами. Выбросьте это из головы.

– Вы что, всерьёз полагаете, что я хоть на секунду поверил вашей дурацкой сказке? – спросил я. – Мне-то известно, что я Фаррар! И я дрался с Кидом. У меня есть друзья, они могут подтвердить. В Пелотте живёт человек, который меня знает. Доставьте его сюда, он вам скажет, кто я есть на самом деле. Его зовут Том Роше, у него свой кабачок.

– Так оно и есть, – ответил Ривкин. – Я с ним беседовал. Газеты писали о нём. Именно он, его жена Алис и некий Солли Брант опознали труп. Вы же их имена тоже, конечно, видели в газете и вообразили, будто знаете этих людей. Держите газёту. Здесь вы прочтёте про эту историю и убедитесь, что я говорил правду.

Действительно, всё было пропечатано именно так, как он и рассказал, только забыта одна деталь. В газете сообщалось, будто я украл этот «бентли».

Я отбросил газету и почувствовал, что задыхаюсь.

– Мы попытались идентифицировать «бентли», – сказал Ривкин. – Однако номера на машине оказались фальшивыми. Зато удалось установить, кому принадлежал «бьюик».

– Ну и что? Кому же он принадлежал? – спросил я сдавленным голосом.

– Да вам же, мой мальчик! Вас зовут Джон Рикка, вы проживаете в городе Линкольн-бич, бульвар Франклина, дом номер тридцать девять, квартира четыре.

– Вы лжёте!

– Успокойтесь, прошу вас! – произнёс он. – Я же предупредил, потребуется время, прежде чем вы окажетесь в состоянии правильно воспринимать то, что я вам рассказал. Ваша личность ведь установлена, вас опознали.

Этого только ещё не хватало!

– И кто же меня опознал? – поинтересовался я.

– Да ваш двоюродный брат. Потому-то вас и поместили в отдельную палату. Как только была установлена ваша личность, брат сделал всё для того, чтобы обеспечить вам максимум комфорта и внимания.

– Нет у меня никакого двоюродного брата, и меня никогда не звали этим дурацким именем Рикка! – закричал я, колотя кулаками по одеялу.

– И всё-таки у вас есть двоюродный брат. Вчера вечером, когда вы спали, он заходил вас навестить. И тут же вас признал. Добавьте ещё номер автомашины и поймёте: сомнений быть не может!

– Не верю ни одному вашему слову! Нет у меня двоюродного брата, слышите, вы! Говорю же вам, я – Фаррар!

Ривкин смотрел на меня, почёсывая за ухом. Вид у него был одновременно и снисходительный и раздосадованный, будто он разговаривал с сумасшедшим.

– Послушайте, мой мальчик, постарайтесь взять себя в руки. Может быть, когда вы его увидите, то сразу признаете.

Сердце моё вдруг остановилось.

– Кого его? Что вы тут болтаете? О ком говорите?

– О вашем двоюродном брате, Рикка. Он ждёт тут, в коридоре.

Он вошёл бесшумно, как призрак. Это был пузатый человек с толстыми короткими ножками. Мелкие красные прожилки на его круглой физиономии сплетались словно нити сетки. Глаза у него были безжизненные, будто осколки стекла. Толстые красные губы застыли в улыбке, которая не выражала ничего. Я был точно уверен в одном: никогда этого человека видеть мне не доводилось. Одежда и украшения на нём были высшего качества. На мизинце красовался перстень с бриллиантом величиной с голубиное яйцо. В правой руке посетитель держал огромный букет тёмно-красных роз.

Он остановился у кровати и какое-то время молча взирал на меня. Ривкин с умилённым видом ретировался в сторону.

– Здравствуй, Джонни, – сказал толстяк. Голос у него был тихий и вкрадчивый.

Я не разжимал губ. Просто не в силах был вымолвить ни слова. Мне казалось, всё происходит в каком-то кошмарном сне.

– А он весьма неплохо выглядит, – продолжал толстяк, улыбаясь Ривкину. – Боже мой, Джонни, как ты меня напугал. Я тебя искал повсюду. Как ты себя чувствуешь?

– Я вас не знаю, – ответил я скрипучим голосом. – Уходите!