Эллери Куин - Календарь преступлений

* * *

Когда полковник предстал в своей розовой наготе, его сын и даже Долговязый Джон оказались в таком же виде, и ни на ком из них не было обнаружено ни раны, ни даже царапины, Эллери молча повернулся к двери, сквозь которую Никки увела племянницу и наследницу состояния убитого и сокровищ.

Мужчины быстро одевались, словно время наступало им на пятки.

Когда Никки и Инга вернулись, капитан полиции осведомился:

— Где находится рана миссис Хоббс-Уоткинс, мисс Портер?

— У миссис Хоббс-Уоткинс, — ответила Никки, — нет никакой раны.

— Нет?!

— Может быть, — смущенно произнес офицер береговой охраны, — вы не осмотрели… э-э…

— Я осмотрела абсолютно все, — любезно улыбнулась Никки. — Вы ведь знаете, что я работаю у великого Эллери Квина.

Оба офицера посмотрели на упомянутого Эллери Квина, однако по их лицам было незаметно, что они в полной мере оценивают его величие.

— Ну… — промолвил офицер береговой охраны. Капитан полиции молча повернулся на каблуках. Но он тут же повернулся обратно, ибо Эллери заявил:

— В таком случае абсолютно ясно, кто убил Эрикссона.

Достав сигарету и зажигалку, он закурил и продолжал:

— Все возвращается к тому, что я выкопал этим утром. А что я выкопал? Старый сундук, несколько старинных монет, огромное количество извлеченных из оправы драгоценных камней и несколько пустых оправ. Никки, вы видели эти оправы. Из каких металлов они изготовлены?

— Из золота, из серебра, из платины…

— Из платины. — Эллери взмахнул сигаретой. — Платина не была известна в Европе примерно до 1750 года — больше чем на пятьдесят лет позже того, как Кидд якобы зарыл клад на этом острове. Более того, платина не использовалась для оправы драгоценностей до 1900 года, когда Кидд был уже мертв сто девяносто девять лет. Все это подтасовка, джентльмены.

Боюсь, что «сокровище», которое я откопал сегодня утром, было зарыто в песок совсем недавно. Думаю, оно имеет не больше отношения к капитану Кидду и другим пиратам семнадцатого столетия, чем мелочь в моем кармане. О, его безусловно пытались выдать за сокровище Кидда — сундук и несколько монет в самом деле старинные. Но драгоценности, как доказывают оправы, современные.

Почему же современные драгоценности зарыли на острове под видом пиратского клада? Предположим, они краденые. Тогда их можно было сбыть через скупщиков за малую часть стоимости. Но в качестве найденного сокровища их удалось бы продать открыто и по рыночной цене. Ловко придумано!

Эрик Эрикссон, джентльмены, подозревал, что Энтони Хоббс-Уоткинс и его отец полковник Хоббс-Уоткинс, который, возможно, вовсе не его отец, — не те, за кого себя выдают. Он оказался прав — это пара европейских воров, специализировавшихся на драгоценностях и, судя по размерам их добычи, достигших рекорда в своей нелегкой профессии.

Они прохлаждались на Багамах, думая, как обратить добычу в деньги, когда Эрик Эрикссон и его племянница приплыли на яхте на Нью-Провиденс. Услышав абсолютно мифическую историю о том, как Кидд зарыл свои сокровища на острове Эрикссона двести пятьдесят лет назад, которые так и не нашли, достойная парочка вдохновилась изобретательной идеей. Ловкачи задумали поместить драгоценности в старинный сундук — Багамы, служившие штаб-квартирой пиратов, изобиловали пиратскими реликвиями, — прибавить к ним несколько подлинных старинных монет и зарыть сундук на острове Эрикссона, чтобы позднее «обнаружить» его. План возник, когда Инга увлеклась этим парнем — он притворился, что это чувство взаимно, и женился на ней. В качестве единственной наследницы Эрикссона Инга после смерти дяди должна была получить все его состояние, включая остров. Тони Хоббс-Уоткинс, как муж Инги, взял бы его под свой контроль, а когда бы Инга умерла — ранней и безвременной смертью, не так ли, джентльмены? — наших друзей ожидали бы самые радужные перспективы… Сожалею, Инга, но сегодня день сокрушительных ударов.

Смертельно бледная Инга вцепилась в руку Никки.

— Если вы пытаетесь пришить мне убийство Эрикссона… — начал молодой человек резким и гнусавым голосом.

— Помолчи, — прервал его полковник.

— Давайте поразмыслим над этим, — продолжал Эллери. — Мы знаем, что пуля Эрикссона попала в его убийцу. Однако ни у кого из четверых возможных убийц не оказалось раны. Очевидно, пуля попала в такое место, где не могла нанести рану. — Он улыбнулся. — Не могла, так как это место не состояло из плоти и крови. Только один из четырех соответствует этой причудливой характеристике — тот, кто пользуется деревянной ногой вместо… Держите его!

Когда они скрутили отчаянно сопротивлявшегося Долговязого Джона и извлекли из его деревянной ноги пулю Эрика Эрикссона, капитан полиции ошеломленно спросил:

— Значит, эти двое, мистер Квин, не связаны с убийством Эрикссона?

— Весь план, капитан, был связан с убийством Эрикссона, — ответил Эллери, пожав плечами, — хотя осуществил его Долговязый Джон. Неужели вы не понимаете, что он тоже участвовал в заговоре? Как мог бы наш друг полковник, когда он после свадьбы покинул Багамы, чтобы провезти драгоценности в Штаты и доставить их на остров Эрикссона, прежде чем туда прибудут остальные, — как он мог бы зарыть сундук на острове, если бы управляющий не был членом банды? К тому же нужно было приготовить сцену для «находки» сокровищ: дыру, просверленную в стене комнаты в башне и выходящую на выбранное место, мифический «ключ» в виде игольного ушка на обоях и так далее — все это было бы невозможно без Долговязого Джона. Полагаю, ему должны были заплатить, когда, избавившись от Эрикссона, Хоббс-Уоткинсы получили бы через Ингу контроль над состоянием и островом.

Но эти господа не учли глупости и жадности Долговязого Джона. Они были слишком умны, чтобы убивать Эрикссона в то же утро, когда нашли сокровище. Даже если бы это входило в их план, они едва ли совершили бы такое грубое и топорное убийство, да еще в присутствии на острове опытного детектива. «Несчастный случай» больше соответствовал бы их стилю. Выбор был достаточно широк — шторм, перевернувшаяся лодка и тому подобное. Возможно, жертвой оказалась бы и Инга — таким образом, они достигли бы цели одним ударом и без риска для себя.

Но Долговязый Джон — простофиля и, как сказал мне Эрикссон, скряга. Он не мог ждать. Услышав, как я выхожу из дома в темноте, он догадался о моих намерениях и с рассветом поспешил в башню, чтобы шпионить за мной. Долговязый Джон видел, как я выкопал сундук, а может, и как сверкают на солнце драгоценности. Когда Эрикссон застал его в башне, он мог думать только об этих драгоценностях и о своей доле, когда хозяин дома будет убит. В результате он и убил его, дабы приблизить великий момент.

Поспешишь — людей насмешишь, не так ли, полковник? А вас, Тони, я должен с сожалением проинформировать, что намерен отвести вашу жену к самому лучшему адвокату в Нью-Йорке и позаботиться, чтобы ваш брак был немедленно аннулирован.

А теперь, джентльмены, если вы уведете этих пиратов, — обратился Эллери к офицерам, глядя при этом на Ингу, — мы с Никки постараемся заполнить возникшие пустоты.

Слава тебе, Миссури — штат, который относится и к Северу, и к Югу, где есть горы и долины, заводы и фермы. Хвала тебе, Миссури, за трубку из кукурузного початка МакАртура и благородного мула Першинга,[94] за Ганнибал[95] и Марка Твена, за Экселсиор-Спрингс и Джесси Джеймса,[96] за Барлоу и… Барлоу? Ибо это название и города, и находящегося в нем колледжа.

Колледж Барлоу — последнее место в Миссури, куда бы вы отправились (Миссури не уступает никакому штату по количеству пролитой в нем крови), если бы жаждали урока в изящном искусстве убийства. Фактически редко какой житель штата не скажет, многозначительно подмигнув, что Барлоу — последнее место в Миссури… отставив прочее невысказанным. Эта острота, чье происхождение столь же мутно, как воды Миссисипи, возможно, впервые была произнесена каким-то стариком, давным-давно окончившим один из миссурийских университетов, чье отношение к образованию так же давно набальзамировано. В Барлоу же образование не стоит на месте — просвещение и веселье поют там дуэтом, глубокие социологические выводы извлекаются из «Малыша Эбнера» и «Терри и пиратов»,[97] а на семинарах философского факультета вы почти наверняка обретете веру в паре с Надеждой[98] — во всяком случае, в том, что касается педагогической политики.

Но оставим великие труды и поищем великого труженика.

Доктор Изейя Сент-Джозеф А. Барлоу как-то заметил, что хотя он достаточно стар, чтобы быть одним из отцов-основателей, но все же не настолько дряхл, чтобы умереть, подрезая плющ. Старик шутил, что он так же вечен, как солнечные часы. И действительно, в том саду, где он трудился, нет места смерти и всегда слышится веселый смех.

Одни рассказывали о научных заслугах доктора Барлоу; другие повторяли удивительную историю о том, как он, на манер Утера Пендрагона,[99] околдовал нескольких миссурийцев, вытаскивая у них из карманов целые дома; третьи сообщали о приверженцах доктора, распространяющих его гуманистические проповеди в дальних уголках земного шара. Увы, эти куда более достойные репортажи должны дожидаться того, кто имеет в своем распоряжении минимум тысячу страниц. Здесь же места хватает лишь на указание, что тревожащий многих веселый подход колледжа Барлоу к науке в полной мере вдохновлен доктором Изейей Сент-Джозефом А. Барлоу.

Желающие обучаться в колледже Барлоу должны пройти довольно необычный вступительный экзамен. Он происходит in camera,[100] и его характер такой же строго секретный, как масонский ритуал. Тем не менее, утечка информации все же происходит — известно, что во время этой процедуры доктор Барлоу использует шестнадцатимиллиметровый кинопроектор, радио, портативный фонограф, Библию, Фермерский альманах, «Полного Шерлока Холмса» и последний выпуск Бюллетеня конгресса, а из аудитории доносятся голоса Утенка Доналда[101] и Юного Уиддера Брауна.[102] Все это выглядит странным, но, вероятно, как-то связано с тем, что приходящие в колледж зачастую не могут отличить студентов от профессоров. Борода в этом учреждении не является признаком достоинства — даже самые пожилые преподаватели демонстрируют веселье, обычно ассоциирующееся со студентами, которые даже не начали бриться.