На самом деле я так и полагал, но мне не хотелось ни высказывать это впрямую, ни лгать. Покуда я колебался, она заговорила снова:

– Слушайте, я поясню вам, что имею в виду. Эти Трогмортоновы письма – о первых двух мистер Кэйтерер не сказал мне ни слова, пока не были отосланы чеки. Он бы так и молчал, если бы я сама не наткнулась на них – точнее говоря, на третье. Он сделал то, что было для него естественным, – подчинился этим смехотворным требованиям и выбросил на ветер тридцать пять тысяч, потому что слишком бесхребетен, чтобы сопротивляться. Спустя полчаса после того, как я нашла эти письма и поговорила о том, что он собирается по этому поводу предпринять, он послал за вами и вашим отцом и решил больше не платить. Вот вам честное слово, мистер Тин, я могла...

– История твоей молодой жизни? – поинтересовался Наджент, помогая сесть в такси исключительно худой женщине в исключительно короткой юбке.

– Почти, – ответила мисс Бренэм, краснея. – Я рассказывала о мистере Кэйтерере.

Затем она принялась обмениваться поцелуями и неразборчивыми приветственными возгласами с худой девушкой, чье имя, как я выяснил, будучи представлен, было Бетти (предполагаю, Элизабет) Бартуорти.

Здание, у которого все мы выгрузились из такси, оказалось домом священника, где Наджент с мисс Бренэм и обвенчались. Из пасторского дома мы на том же такси отправились в обиталище новобрачной – маленький домик на Четырнадцатой улице. Мисс Бартуорти и я остались в такси, а молодожены вошли в дом.

– Я так и знала, что она его окрутит, – сказала мисс Бартуорти, когда дверь закрылась.

– Полагаю, что молодому человеку очень повезло, – вежливо предположил я.

Мисс Бартуорти намеренно скорчила мне преотвратительную рожу – черты ее исказились весьма жутким образом.

– Моя дорогая юная леди! – воскликнул я.

Она рассмеялась и отвернулась, глядя на противоположную сторону улицы, ее тонкие пальцы нервно теребили посеребренного шипастого морского конька на черной ленточке.

Уловить смысла в ее действиях я не мог и, хотя она в дальнейшем молчала – даже не глянула на меня, – я почувствовал облегчение, когда, сбежав со ступенек, к нам присоединились Надженты; его руки были заняты чемоданами, она махала крупной женщине, стоявшей на верхней ступеньке, не то смеясь, не то плача.

Мы снова двинулись в путь, на этот раз к пристани; времени оставалось в обрез.

– Не кажется ли вам, – спросил я, пока мы устраивались в тесном салоне, – что на пристани вам из-за спешки будет не до меня, и вы могли бы сообщить мне то, что собирались, прямо сейчас?

– Никакой спешки. Я могу уложиться в... ну-ка... в десять слов.

– Что ж, замечательно.

На пристани у нас не оказалось и минуты лишней. Нам пришлось бежать, причем две молодые женщины двигались впереди, а мы с Наджентом сражались с чемоданами. У трапа мы с Наджентом пожали друг другу руки, пока его супруга и мисс Бартуорти прощались так бурно, что измяли шляпки.

– А вот вам обещанное: ни Эльма, ни я не имеем к этому никакого отношения!

– На многое я и не рассчитывал, – крикнул я, когда он поднимался по трапу, – но я надеялся услышать правду, а ее-то вы и не сказали.

Он, не останавливаясь, обернулся, и его загорелое лицо выразило самое искреннее недоумение.

– Если вы меня подвезете до Паласа, – сказала мисс Бартуорти, когда мы возвращались в такси, – я обещаю больше не пугать вас гримасами.

– Я был скорее изумлен, чем испуган.

– Это делает вам честь.

Больше на эту тему не было сказано ни слова; она, безусловно, была не только исключительно худой, но и исключительно странной молодой особой.

– Ну что? – осведомился папа, когда я вошел в его кабинет. – Смиттс говорит, что ты уехал с парнем и девицей.

– Наджент и мисс Бренэм поженились и отплыли в Китай.

– Китай?

– Да, сэр. Кэйтерер сегодня утром сказал мне, что собирается отослать Наджента. Очевидно, свадьба и все прочее планировались заранее, поскольку паспорта и лицензия были уже готовы.

– Ну-ну, – сказал папа. – Так Кэйтереру и надо – это он решил избавиться от парня после того, как ты ему наябедничал? Ему следовало...

– Как вам это понравится, мистер Тин? – перебила его мисс Кинан, врываясь в кабинет и размахивая сложенной газетой.

Папа взял газету, прочел и передал мне.

– Темная лошадка Кэйтерера, – объявил он.

– Пари держу, – добавила мисс Кинан.

Я тоже согласился с ними, когда прочел, что, по сообщению из Кантона, был найден труп тучуна одной из крупных провинций. Как сообщалось далее, вдова, врач и личный секретарь тучуна арестованы по обвинению в отравлении и сокрытии смерти под тем предлогом, что тучун якобы отправился в горы для поправки здоровья. Предполагалось, что они поместили крупные суммы в один из парижских банков и готовились покинуть страну, когда их арестовали.

– Ждали взноса от Хопа Кэйтерера, прежде чем удрать, – прокомментировал папа. – Пошли, повидаем его.

Когда нас с папой допустили в кабинет мистера Кэйтерера, бизнесмен был заметно растерян и встревожен.

– Вы, случайно, не знаете... – начал он, едва поздоровавшись, и замолчал. – Мисс Бренэм, моя секретарша, вышла около полудня и не вернулась.

Это было утверждение, но подразумевало оно вопрос.

– Она не просто вышла, а вышла замуж за вашего племянника и уехала с ним.

Он, пожелтев, кивнул, словно ожидал или даже опасался подобных известий.

– Вы это видели? – спросил папа, вручая ему газету.

Мистер Кэйтерер прочел сообщение из Кантона с таким невозмутимым выражением лица, что я начал уже сомневаться, а в самом ли деле тучун из газеты и тучун мистера Кэйтерера – одно и то же лицо, но, когда он уронил газету на стол и тихо захрипел, я понял, что отсутствующее выражение лица на самом деле являлось оцепенением предельного ужаса. Мягкий свет настольной лампы отразился в сотнях крохотных капелек пота, усеявших его лоб.

– Ваш человек? – осведомился папа.

– Мой.

– Ну-ну. Хорошо еще, что он обошелся вам всего лишь в тридцать пять тысяч, которые вы послали Трогмортону.

Отсутствующее выражение покинуло лицо мистера Кэйтерера, сменившись страхом от мысли о том, в какую сумму могли ему обойтись трое преступников в далеком Китае.

– А сейчас, – продолжил папа, – мы можем отправиться в почтовый департамент за помощью в поимке мистера Б. Дж. Рэндалла.

– Да, мы можем... – Мистер Кэйтерер избегал папиного взгляда, чувствуя, полагаю, что ему легче смириться с потерей, чем с тем, что его дважды столь быстро и основательно надули. – Но...

– С этим делом, – пришел я ему на помощь, – можно разобраться быстро и без ненужной огласки.

– Что еще? – с подозрением осведомился папа.

– Я хотел бы, – обратился я к мистеру Кэйтереру, – позаимствовать на несколько минут одного из ваших служащих.

– Которого?

– Посыльного будет довольно.

Мистер Кэйтерер нажал на кнопку звонка, и появился знакомый уже посыльный со смышлеными глазами.

– Послушай, – весьма строго обратился я к нему, – ты уже доставил всем кучу неприятностей своим Фицморисом Трогмортоном, и новые мне не нужны. Принеси сюда эти чеки!

– Ч-что вы хотите сказать?

– То, что сказал, – довольно резко заметил я. – И не вздумай больше играть в такие игры, иначе почтовый департамент тебя здорово взгреет. Как твое второе имя – Джеймс, или Джон, или Джозеф?

– Джексон, но...

– Я так и думал. Ну и где эти чеки?

– Они... я не знаю, о чем вы. Они... они дома, в блокнотик подклеены.

– Об этой китайской истории ты узнал, подслушав разговор твоей сестры с Наджентом?

– Д-да.

– И разослал почтовые уведомления в Лос-Анджелес, Портленд и Спокейн, чтобы письма на имя Рэндалла пересылали сюда, на почтамт?

– Да, сэр.

– Очень хорошо. А теперь марш домой, возьми чеки и принеси сюда.

Посыльный вылетел из офиса пулей.

– Да чтоб мне провалиться! – воскликнул мистер Кэйтерер. – Но как же это...

– Очень просто, – объяснил я, вставая и берясь за шляпу. – Я заподозрил его, как только вы сказали, что письма написаны вашим почерком. Этот весьма изысканный ход, вероятно, пришелся ему весьма по душе, но он же его выдал с головой. Конторские рассыльные почти всегда подражают почерку своих нанимателей, и я еще не встречал ни одного, который не подделывал хотя бы раз подпись своего шефа. Это аксиома.

Затем, когда вы сказали, что он брат мисс Бренэм, а я обнаружил, что она и Наджент весьма интимно связаны, я понял, откуда он мог черпать информацию. Вне всякого сомнения, они обсуждали ваши планы, когда Наджент навещал по вечерам невесту, и мальчик услыхал достаточно, чтобы начать дело. Далее, псевдоним «Фицморис Трогмортон»[2] звучит совершенно инфантильно, и даже сам создатель не решился использовать его открыто, выдумав для почты другой – Б. Дж. Рэндалл. Но и тут он допустил очень распространенную ошибку; как часто бывает, он не смог далеко уйти от собственного имени и сохранил инициалы, лишь поменяв их местами.

То, что чеки не были предъявлены к оплате, только подтверждало мою теорию; пятнадцатилетний мальчишка, вне зависимости от его честности, не мог бы реализовать чек на десять тысяч. Но я полагаю, что деньги его не интересовали; он развлекался, изображая умопомрачительного Фицмориса Трогмортона. А сообщение из Кантона развеяло последние сомнения: эти люди ожидали от вас сотни тысяч долларов, а это мелкое надувательство только задерживало их и фактически свело их успех на нет, а потому никак не могло быть делом их рук. По этому пункту я нуждался в доказательствах, ибо зрелый восточный ум обнаруживает загадочное сходство с незрелым западным.

– Но позвольте! – возразил мистер Кэйтерер. – Были же еще и письма! И отправлены они из Японии.