— Обычная история с детьми, — сдержанно проронил отец.

Преподнесенные мною сведения, если считать их верными, в корне меняли ситуацию. В том случае, если Роджер, как с уверенностью утверждала Жозефина, «прикарманил» средства фирмы, а старик про это прознал, стало жизненно необходимо заставить замолчать старого Леонидиса, а потом покинуть Англию до того, как правда выплыла бы наружу. Возможно, Роджер какими-то махинациями дал повод к уголовному преследованию.

С общего согласия было решено безотлагательно навести справки о делах ресторанной фирмы.

— Если факты подтвердятся, — заметил мой отец, — их ждет оглушительный крах. Концерн огромный, речь идет о миллионах.

— И если финансы у них не в порядке, мы получим то, что нужно, — добавил Тавернер. — Скажем так. Отец вызывает к себе Роджера. Роджер не выдерживает и признается. Бренда Леонидис как раз ушла в кино. Роджеру только и надо было, выйдя из комнаты отца, зайти в ванную, вылить из пузырька инсулин и налить туда крепкий раствор эзерина. Все. Кстати это могла сделать и его жена. Вернувшись в тот день домой, она пошла в другое крыло дома якобы за трубкой, забытой там Роджером. На самом же деле она вполне могла подменить лекарство до возвращения Бренды из кино. И сделать это быстро и хладнокровно.

Я кивнул.

— Да, именно она мне видится главным действующим лицом. Хладнокровия ей не занимать. Непохоже, чтобы Роджер Леонидис выбрал яд как средство убийства — этот фокус с инсулином наводит на мысль о женщине.

— Мужчин-отравителей было сколько угодно, — коротко возразил отец.

— Как же, сэр, — ответил Тавернер. — Уж я-то это знаю, — с жаром добавил он. — И все равно Роджер не из таких.

— Причард, — напомнил отец, — тоже был очень общительный.

— Ну, скажем так: муж и жена оба замешаны.

— Но с леди Макбет[116] в главной роли, — заметил Старик. — Как она тебе, Чарлз, похожа?

Я представил себе тонкую изящную фигуру в аскетически пустой комнате.

— Не вполне, — ответил я. — Леди Макбет по сути своей хищница. Чего не скажешь о Клеменси Леонидис. Ей не нужны никакие блага мира сего.

— Но зато ее может серьезно волновать безопасность мужа.

— Это верно… И она, безусловно, способна… способна на жестокость.

«Разного типа жестокость» — так сказала София.

Я заметил, что Старик внимательно за мной наблюдает.

— Что у тебя на уме, Чарлз?

Но тогда я ему еще ничего не сказал.

Отец вызвал меня на следующий день, и, приехав в Скотленд-Ярд, я застал его беседующим с Тавернером. Вид у Тавернера был явно довольный и слегка возбужденный.

— Фирма ресторанных услуг на мели, — сообщил мне отец.

— Вот-вот рухнет, — подтвердил Тавернер.

— Я видел, что акции вчера вечером резко упали, — сказал я. — Но сегодня утром они, кажется, опять поднялись.

— Нам пришлось действовать очень деликатно, — пояснил Тавернер. — Никаких прямых расспросов. Ничего, что могло бы вызвать панику или спугнуть нашего затаившегося подопечного. У нас есть свои источники информации, и мы получили вполне определенные сведения. Фирма на грани банкротства. Она уже не способна справиться со своими обязательствами. И причина в том, что вот уже несколько лет как ею управляют из рук вон плохо.

— А управляет ею Роджер Леонидис?

— Да, главным образом.

— И заодно он поживился…

— Нет, — возразил Тавернер, — мы так не думаем. Говоря без обиняков, он, может, и убийца, но не мошенник. Если сказать честно, он вел себя просто как олух. Здравого смысла у него, судя по всему, ни на грош. Пускался во все тяжкие, когда, наоборот, нужно было попридержать прыть. Колебался и отступал, когда следовало рискнуть. Будучи человеком доверчивым, он доверялся не тем, кому следовало. Каждый раз, в каждом случае он поступал так, как не надо.

— Бывают такие экземпляры, — согласился отец. — И не то чтобы они действительно были такими кретинами. Просто плохо разбираются в людях. И энтузиазм на них нападает не ко времени.

— Таким, как он, вообще нельзя заниматься бизнесом, — заметил Тавернер.

— Он бы, скорее всего, и не занялся, — сказал отец, — не случись ему быть сыном Аристида Леонидиса.

— Когда старик передавал дело Роджеру, оно буквально процветало. Казалось бы, золотое дно. Сиди да смотри, как все катится само собой.

— Нет, — отец покачал головой, — в бизнесе ничего не катится само собой. Всегда нужно принять какое-то решение, кого-то уволить, кого-то куда-то назначить, всякие мелкие корректировки неизбежны. Но решения Роджера Леонидиса, видимо, всегда оказывались ошибочными.

— Именно, — сказал Тавернер. — Прежде всего, он человек чересчур терпимый. Держал самых никчемных субъектов только потому, что испытывал к ним симпатию, или потому, что они там давно работают. Время от времени ему приходили в голову сумасбродные и непрактичные идеи, и он настаивал на их внедрении, невзирая на связанные с этим громадные затраты.

— Но ничего криминального? — упорствовал отец.

— Ровно ничего.

— Тогда к чему убийство?

— Дурак он или мошенник, — сказал Тавернер, — результат, в общем и целом, все равно один. Единственное, что могло спасти фирму от банкротства, — это поистине колоссальная сумма не позднее, — он справился с записной книжкой, — следующей среды.

— То есть сумма, какую он унаследовал бы или рассчитывал унаследовать по отцовскому завещанию?

— Именно.

— Но он все равно не получил бы этой суммы наличными.

— Зато получил бы кредит. Что одно и то же.

Отец кивнул.

— А не проще было пойти к старому Леонидису и попросить помощи? — предположил он.

— Я думаю, он так и сделал, — ответил Тавернер. — Именно эту сцену и подслушала девчонка. Старик, надо полагать, наотрез отказался выбрасывать деньги на ветер. На него это было бы похоже.

Мне подумалось, что Тавернер прав. Аристид Леонидис отказался финансировать спектакль Магды, заявив, что кассового успеха он иметь не будет. И, как потом оказалось, был прав. Он проявлял щедрость по отношению к семье, но ему было несвойственно вкладывать деньги в невыгодные предприятия. Чтобы спасти фирму ресторанных услуг, необходимы были даже не тысячи, а сотни тысяч фунтов. Аристид Леонидис категорически отказал сыну, и спасти Роджера от финансового краха могла только смерть отца. Да, мотив у него был, тут не поспоришь.

Мой отец посмотрел на часы.

— Я просил его зайти сюда, — сказал он. — Он явится с минуты на минуту.

— Роджер?

— Да.

— «Заходите, муха, в гости, — сладко вымолвил паук»[117], — пробормотал я.

Тавернер бросил на меня негодующий взгляд.

— Мы проделаем все очень аккуратно, — сурово пообещал он.

Место действия подготовили, посадили стенографистку. Вскоре раздался звонок в дверь, и несколько секунд спустя появился Роджер Леонидис. Он вошел стремительно и тут же с присущей ему неуклюжестью наткнулся на стул. Он напомнил мне большого дружелюбного пса. И я сразу же с уверенностью решил — не он переливал эзерин в пузырек из-под инсулина. Он бы разбил его, пролил капли и так или иначе погубил бы операцию. Нет, решил я, подлинным исполнителем была Клеменси, если даже Роджер и причастен к убийству.

Он разразился потоком слов:

— Вы хотели меня видеть? Что-то выяснилось? Привет, Чарлз, я вас не заметил. Спасибо, что зашли. Скажите же, сэр Артур…

Славный человек, очень славный. Но сколько убийц, по свидетельству их изумленных друзей, были славными ребятами. Я улыбнулся ему в ответ, чувствуя себя Иудой[118].

Мой отец был осмотрителен, официально холоден. Прозвучали привычные, ничего не значащие слова. Сделать заявление… будут занесены в протокол… никакого принуждения… адвокат…

Роджер Леонидис отмахнулся от них с характерным для него стремительным нетерпением.

Я заметил на лице старшего инспектора Тавернера саркастическую улыбочку и угадал его мысли: «Как они всегда в себе уверены, эти субчики. Уж они-то никогда не ошибаются! Умнее всех!»

Я сидел незаметно в углу и слушал.

— Я пригласил вас сюда, мистер Леонидис, — продолжал отец, — не для того, чтобы делиться с вами новой информацией, а, наоборот, чтобы получить от вас сведения, которые вы утаили прежде.

Роджер с озадаченным видом уставился на моего отца.

— Утаил? Нет, я все вам рассказал — абсолютно все!

— Не думаю. У вас ведь состоялся разговор с покойным незадолго до его смерти, в тот же день?

— Да, да, мы пили с ним чай, я вам говорил.

— Да, говорили, но вы скрыли, о чем шел разговор.

— Мы… мы просто беседовали.

— О чем?

— О повседневных событиях, о доме, о Софии…

— А о фирме ресторанных услуг?

Видимо, я до этой минуты надеялся, что Жозефина все выдумала. Но теперь надежды мои разлетелись в прах.

Роджер переменился в лице. Выражение нетерпения мгновенно сменилось чем-то близким к отчаянию.

— О Боже, — пробормотал он.

Он упал на стул и закрыл лицо руками.

Тавернер заулыбался и стал похож на довольного кота.

— Вы признаете, мистер Леонидис, что вы не были с нами откровенны?

— Откуда вы узнали? Я думал, никто не знает, не представляю, каким образом это стало вам известно.

— У нас есть свои способы получать информацию.

Последовала многозначительная пауза.

— Вы видите теперь, что лучше рассказать нам правду.

— Да, да, конечно. Я расскажу. Что вы хотите знать?

— Верно ли, что ваша фирма на грани банкротства?

— Да. И предотвратить этого нельзя. Катастрофа неминуема. Какое было бы счастье, если бы отец умер в неведении… Мне так стыдно… такой позор…