— Очень сожалею, мистер Леонидис, что я своими расспросами подал вам мысль, что подозреваю вас в чем-то подобном. Нам приходится докапываться до мельчайших деталей. А теперь, боюсь, мне придется задать вам еще ряд щекотливых вопросов. Они относятся к взаимоотношениям между вашим отцом и его женой. Были ли их отношения благополучными?

— Насколько мне известно, да.

— Никаких ссор?

— Думаю, нет.

— Была ведь большая разница в возрасте?

— Да.

— А вы — извините меня — вы с одобрением отнеслись к женитьбе вашего отца?

— Моего одобрения никто не спрашивал.

— Это не ответ, мистер Леонидис.

— Ну, раз вы настаиваете — я считал этот брак… неблагоразумным.

— Высказывали ли вы свои возражения?

— Я узнал о женитьбе как о свершившемся факте.

— Наверно, для вас это был удар?

Филип не ответил.

— У вас не возникло чувство обиды?

— Отец волен был поступать, как ему вздумается.

— Можно ли считать ваши отношения с миссис Леонидис дружелюбными?

— Вполне.

— Вы в дружбе с ней?

— Мы очень редко встречаемся.

Старший инспектор переменил тему.

— Можете ли вы мне что-нибудь рассказать о мистере Лоренсе Брауне?

— Боюсь, что нет. Его нанимал мой отец.

— Да, но чтобы учить ваших детей, мистер Леонидис.

— Резонно. Сын мой перенес детский паралич, к счастью, в легкой форме, и мы решили не отдавать его в школу. Отец предложил, чтобы сына и мою младшую дочь Жозефину обучал домашний учитель. Выбор был в то время весьма ограничен, учитель должен был быть освобожден от военной службы. Рекомендации у этого молодого человека оказались удовлетворительными, отец и моя тетушка, на которой лежала забота о детях, были им довольны, и я дал согласие. Хочу добавить, что не могу предъявить никаких претензий к преподаванию — учитель он добросовестный и компетентный.

— Комната у него в той части дома, которая принадлежит вашему отцу?

— Да, там больше места.

— Не замечали ли вы когда-нибудь… мне неприятно об этом спрашивать… каких-либо знаков близости между ним и вашей мачехой?

— Я не имел случая заметить что-либо подобное.

— Не доходили ли до вас слухи и сплетни на эту тему?

— Я не имею обыкновения слушать сплетни, инспектор.

— Похвально, — отозвался инспектор Тавернер. — Стало быть, вы не видели ничего плохого, не слышали ничего плохого и ничего плохого не скажете[95].

— Если угодно, так, инспектор.

Старший инспектор Тавернер встал.

— Ну что ж, — сказал он, — благодарю вас, мистер Леонидис.

Я незаметно вышел из комнаты вслед за ним.

— Уф, — проговорил Тавернер, — треска мороженая.

Глава 7

— А теперь, — продолжал он, — пойдем поговорим с миссис Филип. Магда Уэст — ее театральный псевдоним.

— Она хорошая актриса? — поинтересовался я. — Имя знакомое, как будто я видел ее в каких-то представлениях, но когда и где — не помню.

— Она из этих почти-звезд, — ответил Тавернер. — Выступала пару раз в главных ролях в Уэст-Энде[96], сделала себе имя в театрах с постоянным репертуаром, много играет в небольших интеллектуальных театриках и воскресных клубах. Мне думается, ее карьере помешало отсутствие необходимости зарабатывать себе на жизнь. Она имеет возможность привередничать, переходить с места на место, порой она финансирует спектакли, в которых ее привлекает определенная роль, как правило, самая неподходящая. В результате она очутилась скорее в любительском, чем в профессиональном классе. Нет, нет, не думайте, играет она превосходно, особенно в комедиях, но директора не очень ее жалуют — по их мнению, она слишком независима и к тому же склонна к интригам. Любит раздуть ссору, подлить масла в огонь. Не знаю уж, насколько это соответствует истине, но, в любом случае, среди своих коллег-актеров она не пользуется большой симпатией.

Из гостиной вышла София:

— Мама вас ждет, инспектор.

Я последовал за Тавернером в большую гостиную. Я не сразу узнал женщину, сидевшую на парчовом диванчике. Золотисто-каштановые волосы башней вздымались вверх в стиле эпохи Эдуарда[97], элегантного покроя темно-серый костюм, бледно-сиреневая в узкую складочку блузка, застегнутая на горле небольшой камеей[98]. Только сейчас я заметил очарование вздернутого носика. Она слегка напомнила мне Атену Сайлер[99], и невозможно было поверить, что это то же самое взбалмошное существо, которое я совсем недавно видел в персиковом неглиже.

— Инспектор Тавернер? — произнесла она. — Входите и, прошу вас, садитесь. Вы курите? Какое ужасное событие. Я пока никак не могу свыкнуться с ним.

Голос звучал тихо, ровно — голос человека, решившего во что бы то ни стало держать себя в руках.

— Скажите, пожалуйста, могу я чем-нибудь помочь?

— Спасибо, миссис Леонидис. Где вы находились, коша произошла трагедия?

— Я, должно быть, как раз ехала сюда из Лондона. Днем я завтракала с приятельницей в «Иве». Затем мы поехали на показ мод. Выпили с друзьями в «Баркли»[100], и я отправилась домой. Тут я застала страшную суматоху. Как оказалось, у моего свекра случился припадок, и он… умер. — Голос слегка дрогнул.

— Вы были привязаны к вашему свекру?

— Я его просто обо… — Голос зазвучал громче и пронзительнее. София чуть поправила уголок картины Дега. Голос Магды на несколько тонов упал. — Я очень любила его, — ответила она просто. — Мы все его любили. Он был так… добр к нам.

— Как вы ладили с миссис Леонидис?

— Мы редко виделись с Брендой.

— Отчего?

— Ну, у нас мало общего. Бедняжка Бренда. Ей, вероятно, иногда приходилось нелегко.

София опять коснулась Дега.

— Да? В каком отношении?

— Ну, не знаю. — Магда с грустной улыбкой покачала головой.

— Была ли миссис Леонидис счастлива с мужем?

— О да, я думаю, да.

— Ссоры бывали?

Опять улыбка и покачивание головой.

— Право, не знаю, инспектор. Их часть дома полностью отделена от нашей.

— Она была очень дружна с мистером Лоренсом Брауном, не так ли?

Магда Леонидис приняла холодный вид. Широко раскрытые глаза ее с упреком уставились на Тавернера.

— Я не думаю, — проговорила она с достоинством, — что вы вправе задавать мне подобные вопросы. Бренда дружески относилась ко всем. Она очень дружелюбный человек.

— Нравится вам мистер Лоренс Браун?

— Он очень тихий. Очень милый, но его почти не замечаешь. Я его вообще редко вижу.

— Он хороший преподаватель?

— По-видимому. Меня это мало касается. Филип, по-моему, вполне доволен.

Тавернер прибегнул к тактике внезапного нападения:

— Мне неловко вас об этом спрашивать, но как по-вашему — существовали между ним и миссис Брендой Леонидис любовные отношения?

Магда с величественным видом поднялась.

— Я никогда не замечала ничего подобного. Мне кажется, инспектор, такого рода вопросы вы не должны задавать мне. Все-таки она была женой моего свекра.

Я чуть не зааплодировал.

Старший инспектор тоже поднялся.

— Скорее, вопрос к слугам? — заметил он вопросительно.

Магда промолчала.

Сказав: «Спасибо, миссис Леонидис», инспектор удалился.

— Радость моя, ты была великолепна, — горячо похвалила София мать.

Магда задумчиво покрутила завиток за правым ухом и посмотрелась в зеркало.

— Д-да, — согласилась она. — Пожалуй, сыграно верно.

София перевела взгляд на меня:

— А тебе разве не надо идти с инспектором?

— Послушай, София, как мне себя…

Я запнулся. Не мог же я спросить ее прямо так, при ее матери, какая мне отводится роль. Магда Леонидис до сей поры не проявила ни малейшего любопытства к моей персоне — пока что я ей пригодился только как свидетель ее эффектной реплики под занавес о дочерях. Я мог быть репортером, женихом ее дочери, или незаметным сотрудником полиции, или даже гробовщиком — для Магды Леонидис все эти люди составляли только публику.

Поглядев вниз, себе на ноги, миссис Леонидис с неудовольствием сказала:

— Эти туфли сюда не подходят. Они легкомысленны.

Повинуясь повелительному кивку Софии, я поспешил вслед за Тавернером. Я его нагнал в большом холле как раз, когда он взялся за ручку двери, ведущей к лестнице.

— Иду к старшему брату, — пояснил он.

Я без околичностей изложил ему свои проблемы:

— Послушайте, Тавернер, в конце концов — кто я такой?

— Что вы имеете в виду? — удивился он.

— Что я тут делаю? Предположим, меня спросят, и что я отвечу?

— A-а, понятно. — Он подумал. Потом улыбнулся. — А вас кто-нибудь уже спрашивал?

— Н-нет.

— Ну так и оставьте все как есть. «Не объясняй ничего» — отличный девиз. Особенно в доме, где такая неразбериха. У всех полно своих забот и опасений, им не до расспросов. Ваше присутствие будет восприниматься как должное постольку, поскольку вы уверены в себе. Говорить, когда тебя не спрашивают, большая ошибка. Так, а теперь откроем дверь и поднимемся по лестнице. Ничего не заперто. Вы, конечно, понимаете, что вопросы, которые я им задаю, — сплошная чепуха. Да наплевать мне, кто из них был дома, а кого не было, и кто где в тот день находился…

— Так зачем же…

— Затем, что это мне позволяет взглянуть на них, составить о каждом мнение, послушать, что они скажут, — а вдруг кто-то ненароком даст мне ключ. — Он на секунду замолчал, потом понизил голос. — Голову даю на отсечение, миссис Магда Леонидис могла бы сболтнуть что-нибудь важное.