— Мадам, не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Она не удивилась и ответила с наивной простотой огорченного ребенка:

— Нет. Никто, никто не может помочь мне.

— Вы в большой беде, не так ли?

— Дэвида забрали, — сказала она. — Я совсем одна. Они говорят, что он убил… Но он не убивал! Нет!

Она посмотрела на Пуаро и проговорила:

— Вы были там сегодня? На судебном дознании. Я видела вас.

— Да. Буду рад, если сумею помочь вам, мадам.

— Я боюсь. Дэвид говорил, что со мной ничего не случится, пока он будет рядом. Но теперь, когда его посадили, я боюсь. Он сказал — они все хотят моей смерти. Это страшно даже произносить. Но, наверно, так оно и есть.

— Позвольте мне помочь вам, мадам.

Она покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Никто не может мне помочь. Я даже не могу пойти к исповеди. Я должна нести всю тяжесть своего греха совсем одна. Господь отвернулся от меня. Я не могу надеяться на милосердие Божие. — Она взглянула на него загнанным печальным взглядом. — Я должна была бы исповедаться в своих грехах, исповедаться. Если бы я могла исповедаться!..

— Почему вы не можете исповедаться? Вы ведь для этого пришли в церковь, правда?

— Я пришла найти утешение… Но какое может быть утешение для меня? Я грешница.

— Мы все грешники.

— Но вы могли бы раскаяться… Я хотела сказать… рассказать… — Она снова закрыла лицо руками. — О, сколько лжи, сколько лжи на моей совести.

— Вы солгали о своем муже? Роберте Андерхее? Так это был Роберт Андерхей, тот убитый?

Она резко повернулась к нему. Ее глаза приняли подозрительное, настороженное выражение. Она резко выпалила:

— Говорю вам, это не был мой муж. И нисколько не похож на него!

— Умерший вовсе не был похож на вашего мужа?

— Нет! — сказала она упрямо.

— Скажите мне, — сказал Пуаро, — как же выглядел ваш муж?

Ее глаза пристально взглянули на него. Затем лицо ее тревожно застыло, а глаза потемнели от страха. Она выкрикнула:

— Я не хочу говорить с вами!

Быстро пройдя мимо него, она побежала вниз по тропинке и вышла через ворота на базарную площадь.

Пуаро не пытался следовать за ней и только удовлетворенно кивнул головой. «Ага, — сказал он себе. — Значит, вот оно что!» И медленно вышел на площадь.

После некоторого колебания он двинулся по Хай-стрит к гостинице «Олень», которая была последним зданием перед открытым полем.

В дверях «Оленя» он столкнулся с Роули Клоудом и Лин Марчмонт.

Пуаро с интересом взглянул на Лин. Красивая девушка, подумал он, и притом умная. Лично его этот тип не восхищает. Он предпочитает что-нибудь более мягкое, женственное. «Лин Марчмонт, — подумал он, — очень уж современный типаж, впрочем, с таким же успехом его можно назвать и елизаветинским[53]. Такие женщины сами решают свою судьбу, они не стесняются в выражениях, и в мужчинах им нравится предприимчивость и дерзость…»

— Мы очень благодарны вам, мосье Пуаро, — сказал Роули. — Ей-богу, это было похоже на фокус.

«Да это так и было», — подумал Пуаро. Если задают вопрос, ответ на который знаешь заранее, то вовсе нетрудно представить его в виде фокуса. Ему очень нравилось, что простаку Роули появление майора Портера-как бы из небытия — казалось таким же загадочным, как появление кроликов из шляпы фокусника.

— Ума не приложу, как вы это делаете, — продолжал Роули.

Пуаро предпочел промолчать — может же он позволить себе такую слабость. Ведь фокусник не раскрывает перед зрителями секреты своего искусства.

— Во всяком случае, Лин и я бесконечно вам благодарны.

«Лин Марчмонт, — подумал Пуаро, — не выглядит особенно благодарной. Вокруг глаз у нее тени, пальцы нервно сжимаются».

— Это внесет огромные изменения в нашу будущую семейную жизнь, — сказал Роули.

— Откуда ты знаешь? — резко перебила его Лин. — Я уверена, что потребуется множество всяких формальностей. Да и вообще, ничего пока не известно.

— Так вы женитесь? И когда? — вежливо спросил Пуаро.

— В июне.

— А давно вы помолвлены?

— Почти семь лет, — сказал Роули. — Лин только что вернулась из армии. Она была в Женских вспомогательных частях содействия флоту.

— А военнослужащим запрещено выходить замуж?

Лин коротко сказала:

— Я была за морем.

Пуаро заметил недовольный взгляд Роули. Затем Роули сказал:

— Пошли, Лин. Я думаю, мосье Пуаро торопится вернуться в город.

Пуаро с улыбкой сказал:

— Я не возвращаюсь в город.

— Что? — Роули остановился как вкопанный.

— Я ненадолго остаюсь здесь, в «Олене».

— Но… Но почему?

— C'est un beau paysage[54], — ответил Пуаро безмятежно.

— Да, конечно. Здесь очень красиво… — неуверенно пробормотал Роули, — Но разве вы… Разве вас не ждут дела?

— Я кое-что скопил, — сказал Пуаро, улыбаясь. — Мне не приходится чрезмерно много работать. Нет, я могу наслаждаться бездельем и проводить время там, где вздумается. А сейчас мне вздумалось пожить в Вормсли Вейл.

Он заметил, что Лин Марчмонт подняла голову и пристально посмотрела на него. А Роули, показалось ему, был слегка раздражен.

— Вы, наверно, играете в гольф? — спросил он. — В Вормсли Хит отели гораздо лучше. Совершенно изумительное место.

— Меня сейчас интересует только Вормсли Вейл, — ответил Пуаро.

— Пойдем, Роули, — сказала Лин, Роули неохотно последовал за ней. В дверях Лин остановилась и затем быстро вернулась. Она тихо заговорила с Пуаро:

— Дэвида Хантера арестовали после дознания. А вы… вы думаете, на это есть основания?

— Мадемуазель, они не могли поступить иначе после такого решения присяжных.

— Меня интересует, считаете ли вы, что это сделал он?

— А вы что думаете? — спросил Пуаро.

Но Роули уже вернулся за ней. Ее лицо окаменело. Она сказала:

— До свидания, мосье Пуаро. Я… я надеюсь, мы еще увидимся.

— Что ж, вероятно, увидимся, — пробормотал Пуаро.

Договорившись с Беатрис Липинкот о комнате, он снова вышел. И теперь направился к дому доктора Лайонела Клоуда.

Дверь открыла тетушка Кэтти.

— О! — сказала она, отступая. — Мосье Пуаро!

— К вашим услугам, мадам, — поклонился Пуаро. — Я пришел засвидетельствовать вам свое почтение.

— Это очень мило с вашей стороны, конечно. Да… Ну… Войдите, пожалуйста. Садитесь, сейчас я уберу томик мадам Блавацкой…[55] И, может быть, чашечку чаю?.. Только бисквит ужасно черствый. Я хотела пойти к булочнику за свежим, иногда по средам у них бывает рулет с вареньем, но дознание спутало все мои планы.

Пуаро сказал, что вполне ей сочувствует.

Как ему показалось, известие о том, что он остается в Вормсли Вейл, привело в раздражение Роули Клоуда, да и тетушка Кэтти явно не была этому рада. Она смотрела на него почти с ужасом. Наклонившись вперед, она с заговорщицким видом прошептала:

— Ни слова моему мужу, прошу вас, о том, что я была у вас и советовалась с вами насчет… насчет… ну, вы знаете о чем.

— Ни звука не пророню.

— Я имею в виду… Конечно, в то время я и понятия не имела… что Роберт Андерхей, бедняга, — это так трагично — был в Вормсли Вейл. Это все кажется мне совершенно невероятным совпадением!

— Все было бы гораздо проще, — согласился Пуаро, — если бы спиритический столик направил вас не ко мне, а прямо к «Оленю».

Тетушка Кэтти немного повеселела при упоминании о спиритическом столике.

— Пути, по которым все движется в потустороннем мире, неисповедимы, — сказала она. — Но я ощущаю, мосье Пуаро, что во всем этом есть особое значение. А вы не чувствуете этого? Что все в жизни имеет значение?

— Да, разумеется, мадам. Даже в том, что я сижу сейчас здесь, в вашей гостиной, и в этом есть особое значение.

— О, в самом деле? — Миссис Клоуд выглядела несколько ошарашенной. — В самом деле есть? Да, наверно, это так… Вы возвращаетесь в Лондон, конечно?

— Не сразу. Я остаюсь на несколько дней в «Олене».

— В «Олене»? Ах да, в «Олене»! Но это там, где… О, мосье Пуаро, вы думаете, что это благоразумно?

— Я был направлен к «Оленю», — сказал Пуаро торжественно.

— Направлены? Что вы хотите сказать?

— Направлен вами.

— Но я никогда не хотела… Я хочу сказать, не имела ни малейшего понятия. Это все так ужасно, вы не находите?

Пуаро печально покачал головой и сказан:

— Я только что разговаривал с мистером Роули Клоу-Дом и мисс Марчмонт. Я слышал, они женятся. И довольно скоро.

Тетушка Кэтти немедленно повеселела.

— Милая Лин, она такая прелестная, и у нее такая хорошая память на цифры. А у меня совсем нет памяти на цифры, никогда их не могу запомнить. То, что Лин дома, — просто благодать Божия. Когда я запутываюсь, она Всегда выручает меня. Милая девочка, надеюсь, она будет счастлива. Роули, конечно, замечательный молодой человек, но, знаете ли, несколько скучноват. Я хочу сказать — скучноват для такой девушки, как Лин, которая столько поездила по свету. А Роули, понимаете, всю войну был здесь, на ферме. О, вполне законно, конечно… Правительство хотело, чтобы он был здесь… С этой стороны все в порядке… Никакой трусости или увиливания, как это случалось в Бурскую войну[56]. Но я хочу сказать, что это сделало его чуть-чуть ограниченным.

— Семь лет помолвки — хорошая проверка чувств.

— О да! Но я думаю, что эти девушки возвращаются домой какими-то беспокойными… И если встречается кто-либо иной… кто-нибудь, кто вел, быть может, жизнь, полную приключений…