– Нет, но он был в маленькой комнате внизу. Рядом со мной. И он печатал на машинке. Отсюда его было ясно слышно. Машинка не переставала стучать ни на секунду. Ни на секунду, сэр, я могу поклясться. Этот стук ужасно неприятный, он раздражает.

Сэр Эдвард немного помолчал.

– Это вы ее нашли, правда?

– Да, сэр, я. Она лежала там, ее несчастные волосы были в крови. И никто не слышал ни звука из-за стука машинки мистера Мэтью.

– Как я понял, вы уверены, что в дом никто не входил?

– Как кто-то мог войти, сэр, так, чтобы я не заметила? Звонок раздается здесь, внизу. И сюда ведет только одна эта дверь.

Адвокат посмотрел прямо ей в лицо:

– Вы были привязаны к мисс Крэбтри?

Ее лицо осветилось теплым светом – подлинным, искренним.

– Да, это правда, сэр. Если бы не мисс Крэбтри… ну, я старею, и теперь об этом можно говорить. Я попала в беду, сэр, еще девушкой, и мисс Крэбтри поддержала меня, а потом взяла меня снова к себе на службу, когда все закончилось. Она это сделала, и я была готова умереть за нее, в самом деле готова.

Сэр Эдвард умел распознать искренность, когда слышал ее. Марта говорила искренне.

– И, насколько вам известно, никто не подходил к двери…

– Никто не мог подойти.

– Я сказал «насколько вам известно». Но если мисс Крэбтри кого-то ожидала, если она сама открыла дверь этому человеку…

– Ох! – Марту, казалось, это ошеломило.

– Полагаю, это возможно? – настаивал сэр Эдвард.

– Да, это возможно, но не то чтобы… То есть…

Женщина явно была поражена. Она не могла отрицать, но все-таки ей хотелось это сделать. Почему? Потому что она знала, что правда в другом? Поэтому? Четыре человека в доме – и один из них виновен? Хотела ли Марта защитить этого виновного? Может быть, ступеньки скрипели? Может, кто-то прокрался вниз и Марта знала, кто это?

Сама она была честна, сэр Эдвард был в этом убежден.

Он настаивал на своем и наблюдал за ней.

– Мисс Крэбтри могла это сделать, я думаю. Окно той комнаты выходит на улицу. Она могла увидеть того, кого поджидала, из окна, пройти в холл и впустить его… или ее. Возможно, она даже не хотела, чтобы этого человека увидели.

Марта казалась встревоженной. В конце концов она нехотя ответила:

– Да, возможно, вы правы, сэр. Я об этом не подумала. Что она ждала джентльмена… да, это вполне возможно.

Похоже, женщина начала осознавать преимущества такой идеи.

– Вы были последним человеком, который ее видел, не так ли?

– Да, сэр. После того как я убрала чайную посуду. Я принесла ей журнал расходов и сдачу с денег, которые она мне дала.

– Она дала вам деньги в пятифунтовых банкнотах?

– Одну пятифунтовую банкноту, сэр, – ответила шокированная Марта. – Расходы никогда не доходили до пяти фунтов. Я очень тщательно слежу за этим.

– Где она держала деньги?

– Я не совсем уверена, сэр… Мне кажется, что она их носила с собой, в своей черной бархатной сумочке. Но, разумеется, она могла держать их в одном из ящиков комода в своей спальне, которые запирались на ключ. Она очень любила запирать вещи, но часто теряла ключи.

Сэр Эдвард кивнул.

– Вы не знаете, сколько у нее было денег – я хочу сказать, в пятифунтовых банкнотах?

– Нет, сэр, я бы не могла назвать точную сумму.

– И она ничего не говорила вам, что могло бы навести вас на мысль, будто она кого-то ждет?

– Нет, сэр.

– Вы совершенно уверены? Что именно она сказала?

– Ну, – задумчиво произнесла Марта, – она сказала, что мясник – просто грабитель и мошенник и что я купила на четверть фунта чаю больше, чем следовало. Сказала, что миссис Крэбтри выдумывает всякую чепуху, если не желает есть маргарин, и что ей не нравится одна монета в шесть пенсов, которую я ей принесла на сдачу, – одна из новых монет, с дубовыми листьями на ней. Она сказала, что она фальшивая, и мне стоило больших трудов ее переубедить. И она сказала… о, что рыботорговец прислал пикшу вместо мерланга, и спросила, сказала ли я ему об этом, а я ответила, что сказала… Вот и все, сэр… по-моему.

Речь Марты помогла сэру Эдварду так ясно представить себе покойную даму, как не сделало бы это самое подробное описание. Он небрежно заметил:

– Довольно трудно с такой хозяйкой, а?

– Она была немного капризна, но она, бедняжка, нечасто выходила из дома, оставалась в четырех стенах, поэтому нужно же ей было как-то развлекаться. Она была придирчивой, но добросердечной, ни один нищий не уходил от ее двери с пустыми руками. Возможно, она была капризной, но очень щедрой дамой.

– Я рад, Марта, что остался один человек, который сожалеет о ней.

Старая служанка задохнулась:

– Вы хотите сказать… О, но они все ее любили… правда, в душе. Все они время от времени ссорились с нею, но это ничего не значило.

Сэр Эдвард поднял голову. Сверху донесся скрип ступенек.

– Это спускается мисс Магдалена.

– Откуда вы знаете? – резко спросил он.

Старая женщина покраснела.

– Я знаю ее походку, – пробормотала она.

Сэр Эдвард быстро вышел из кухни. Марта была права. Магдалена только что спустилась по лестнице. Она с надеждой посмотрела на него.

– Пока я не слишком продвинулся, – сообщил Поллизер, отвечая на ее взгляд, и прибавил: – Вы случайно не знаете, какие письма получила ваша тетя в день смерти?

– Они лежат все вместе. Полицейские их просматривали, конечно.

Она провела его в большую гостиную, отперла выдвижной ящик и достала большую черную бархатную сумку со старомодной серебряной застежкой.

– Это сумка тетушки Эмили. Все лежит внутри, точно так же, как в день ее смерти. Я ничего не трогала.

Сэр Эдвард поблагодарил ее и вытряхнул содержимое сумки на стол. Он подумал, что оно представляет собой наглядный образец сумочки эксцентричной старой дамы.

Там лежало несколько серебряных монет, два печенья «имбирный орех», три газетных вырезки о шкатулке Джоанны Сауткотт[6], дрянной стишок о безработных, «Альманах старого Мура», большой кусок камфары, несколько пар очков и три письма: одно, написанное тонким почерком, от некоей «кузины Люси», затем счет за ремонт часов и обращение от благотворительной организации.

Сэр Эдвард очень внимательно все осмотрел, потом снова уложил в сумочку и со вздохом вручил ее молодой женщине.

– Благодарю вас, мисс Магдалена. Боюсь, здесь мало что может пригодиться.

Он встал, заметил, что из окна открывается хороший обзор ведущей к входной двери лестницы, потом взял руку Магдалены в свои.

– Вы уходите?

– Да.

– Но… все будет хорошо?

– Ни один человек, связанный с законом, никогда не свяжет себя столь опрометчивым утверждением, – мрачно ответил сэр Эдвард и спасся бегством.

Он шел по улице, погруженный в свои мысли. Разгадка головоломки была тут, рядом, а он ее не нащупал. Чего-то не хватало, какой-то мелочи. Просто чтобы указать ему нужную сторону…

Чья-то рука опустилась ему на плечо, и Поллизер вздрогнул. Это оказался Мэтью Воган, слегка запыхавшийся.

– Я за вами гнался, сэр Эдвард… Хочу извиниться за свои плохие манеры полчаса назад. Но, боюсь, у меня не самый лучший в мире характер. С вашей стороны ужасно любезно уделить время нашим делам. Прошу вас, спрашивайте меня о чем угодно. Если я чем-то могу помочь…

Внезапно сэр Эдвард замер. Его взгляд был прикован не к Мэтью, он смотрел на противоположную сторону улицы. Несколько сбитый с толку молодой человек повторил:

– Если я чем-то могу помочь…

– Вы уже помогли, мой дорогой юноша, – сказал сэр Эдвард. – Тем, что остановили меня именно в этом месте и заставили обратить внимание на то, что я иначе пропустил бы.

Он показал рукой на маленький ресторанчик напротив них.

– «Две дюжины дроздов»? – спросил Мэтью с удивлением.

– Вот именно.

– Странное название, но кормят там вполне прилично, на мой взгляд.

– Я не стану рисковать и экспериментировать, – ответил сэр Эдвард. – Я ушел от младенческого возраста дальше, чем вы, друг мой, поэтому, наверное, лучше помню детские стишки. Есть одно классическое стихотворение, если я правильно помню:

Вот песня за шесть пенсов, я спеть ее готов,

Запек в пирог пирожник две дюжины дроздов…[7]

– и так далее. Остальная часть стишка не имеет отношения к нашему делу.

Он резко повернул назад.

– Куда вы идете? – спросил Мэтью Воган.

– Обратно к вам в дом, друг мой.

Они шагали молча, Мэтью бросал на спутника озадаченные взгляды. Сэр Эдвард вошел в дом, прошел к комоду, достал из ящика бархатную сумку и открыл ее. Затем посмотрел на Мэтью, и молодой человек нехотя вышел из комнаты.

Поллизер высыпал на стол мелкие монеты. Потом кивнул. Память его не подвела.

Он встал и позвонил, зажав при этом в ладони какой-то предмет.

На звонок явилась Марта.

– Марта, вы мне сказали, если я правильно помню, что у вас с покойной хозяйкой возник небольшой спор по поводу одного нового шестипенсовика.

– Да, сэр.

– Вот как! Но любопытно то, Марта, что среди этой мелочи нет новых шести пенсов. Здесь есть две монеты по шесть пенсов, но они обе старые.

Она озадаченно уставилась на него.

– Вы понимаете, что это значит? Кто-то действительно приходил в этот дом в тот вечер – человек, которому ваша хозяйка отдала шесть пенсов. Думаю, она отдала его в обмен на это…

Быстрым движением он вытянул вперед руку, в которой держал нескладные стишки о безработице.

Одного взгляда на ее лицо было достаточно.

– Игра окончена, Марта, вы видите, что я знаю. Лучше вам мне все рассказать.

Она бессильно опустилась на стул, по ее лицу текли слезы.

– Это правда, это правда, звонок был слабый… Я не была уверена, а потом решила, что лучше пойти и посмотреть. Я подошла к двери в тот момент, когда он ее ударил. Сверток пятифунтовых банкнот лежал перед ней на столе; это их вид заставил его сотворить такое… это и уверенность в том, что она одна в доме, раз сама впустила его. Я не могла закричать, я была парализовала, а потом он оглянулся, и я увидела – это был мой мальчик…