Предположим на минуту, что великобританское правительство знало кое-что о готовящемся вторжении; что же бы оно прежде всего сделало? Добрался бы Джемсон до Йоханнесбурга или нет, но очевидно было, что в Южной Африке большая расовая борьба уже подготовлялась. Не постаралось ли бы оно под каким-нибудь предлогом увеличить в Южной Африке свои силы, которые были тогда так слабы, что не в состоянии были остановить течение событий? Конечно, правительство так поступило бы, однако ничего подобного не было сделано. Отрицание господина Чемберлена ясно и убедительно: «Я желаю сказать, в самом положительном смысле, что я ни тогда, ни вообще когда-нибудь не имел ни малейшего подозрения о враждебном или вооруженном вторжении в Трансвааль до, как мне кажется, кануна того дня, когда вторжение совершилось». (Британский Южно-Африканский комитет, 1897 г. № 6223).

Граф Селборн (Earl of Selborne), товарищ министра колоний, был не менее выразителен:

«Ни прежде, ни в более позднейший период до вторжения мы не знали о том, что теперь принято называть планами Джемсона. Мы также не знали, что революция в Йоханнесбурге была открыто управляема и снабжаема деньгами из Капской колонии и Родезии...

Ни сэр Геркулес Робинзон, ни президент Крюгер, ни господин Гофмайер, вообще никто из общественных деятелей в Южной Африке не имел никакого понятия о том, что затевалось, за исключением тех, которые подготовляли план вторжения. Во всяком случае, министерство колоний ниоткуда не получало никаких предостережений, вследствие чего было бы чрезвычайно странным с нашей стороны заподозрить что-нибудь подобное».

Решением комиссии, в состав которой входили члены всех политических партий, набег был единогласно предан порицанию и так же единогласно было выражено полное доверие правительству, освободив его от всяких нареканий, признав, что правительство ничего общего не имело с набегом. В протоколе сказано:

«Комиссия вполне принимает заявления министра колоний и его товарища и вполне одобряет образ действий чиновников министерства колоний, будучи убеждена, что они не причастны в планах, которые повели к набегу доктора Джемсона в Южно-Африканскую Республику...

Ни министр колоний, ни кто-либо из чиновников министерства колоний не получал никаких сведений, которые обратили или могли обратить их внимание на заговор в период его развития».

И все-таки по сегодняшний день некоторые безумные фанатики в Англии и многие неосведомленные и предубежденные органы печати в Европе глубоко верят, что вторжение есть дело рук великобританского правительство.

Уайтлендеров осуждали за то, что они не выслали помощи Джемсону, когда он находился в затруднительном положении, но они иначе не могли поступить. Они сделали все, что возможно, чтобы воспрепятствовать Джемсону прийти к ним на помощь, и было бы несправедливо предполагать, чтобы они могли теперь освободить своего освободителя. На самом деле они имели совершенно преувеличенное понятие о тех силах, которые он с собой ведет и получили вести о его пленении с большим недоверием. Когда же сведения эти подтвердились, они восстали, но восстание это было очень робкое, но не вследствие недостатка мужества, в вследствие затруднительности их положения. С одной стороны, великобританское правительство всецело отказалось от Джемсона и употребило всевозможные средства для предотвращения восстания; с другой стороны, президент республики держал вторгнувшихся заложниками в Претории и дал понять, что их участь всецело зависела от дальнейшего поведения уайтлендеров. Уайтлендеров уверили, что Джемсон будет расстрелян, если они не положат оружия, хотя в действительности Джемсон и его сподвижники сдались на условиях обещанной пощады.

Крюгер так искусно обращался со своими заложниками, что ему удалось с помощью великобританского уполномоченного убедить тысячи возбужденных жителей Йоханнесбурга сложить оружие без кровопролития. Совершенно обойденные хитрым, старым президентом предводители революционного движения употребили свое влияние на умиротворение восставших, полагая, что за этим последует всеобщая амнистия; но, как только восставшие сдали оружие и таким образом оказались в беспомощном положении, вооруженные бургеры и тайные полицейские чины заняли город и шестьдесят человек из числа предводителей были отправлены в преторийскую тюрьму.

С вторгнувшимися президент обошелся очень великодушно. Должно быть, он почувствовал, что не следует жестоко обращаться с людьми, благодаря чьим действиям он поставлен был в такое положение, что приобрел симпатии всего мира. Даже его нелиберальное и притеснительное обхождение с уайтлендерами было забыто ввиду этого незаконного набега флибустьеров.

Дальнейший ход событий был омрачен этим нашествием; прошло много лет, а положение не улучшалось, и, пожалуй, это мрачное положение, неведомо почему, никогда не прояснится. Было забыто, что дурное управление страной было действительной причиной этого несчастного набега. С тех пор управление могло ухудшаться, но этот набег не переставал служить оправданием всему. Можно ли было давать уайтлендерам льготы? Разве могли они ожидать что-либо подобное после набега? Должна ли была Великобритания противиться громадному ввозу оружия и очевидному приготовлению к войне? Это были только предосторожности, принимаемые для избежания второго набега. Долгое время этот несчастный набег препятствовал не только всякому прогрессу, но всем справедливым возражениям. Несмотря на всевозможные старания со стороны Англии к предотвращению события, совершившегося без ее ведома, все-таки авторитет Англии был сильно поколеблен.

Участники нашествия были отправлены на родину, где рядовые были освобождены, а начальники их были приговорены на известные сроки к тюремному заключению, не особенно строгому. В тоже самое время президент Крюгер и его бургеры выказали гораздо более жестокости к политическим пленникам из Йоханнесбурга, чем к вооруженным последователям Джемсона. Национальность этих пленников очень интересна и заслуживает внимания. Их было: двадцать три человека англичан, шестнадцать — африкандеров, девять — шотландцев, шесть — американцев, два — уэльсимена, один — ирландец, один — австралиец, один — голландец, один — баварец, один — канадец, один — швейцарец и один — турок.

Из этого списка видно, что только великобританские уайтлендеры серьезно жаловались на притеснения и несправедливость. Пленники были арестованы в январе, суду же были преданы только в конце апреля. Всех обвинили в государственной измене. Господа Лионель Филипс, полковник Родс (брат Сесиля Родса), Джордж Фарор и Гамонд (американский инженер) были присуждены к смертной казни, которая потом была заменена уплатой громадного штрафа. Другие пленники были приговорены к тюремному заключению на два года и, кроме того, к уплате штрафа в две тысячи фунтов стерлингов каждый. Содержание в тюрьме было тяжелым испытанием, которое усугублялось жестокостью тюремщика Дю-Плесиса. Один из этих несчастных заключенных перерезал себе горло, некоторые серьезно заболели вследствие дурной пищи и антисанитарного состояния тюрьмы. В конце мая все заключенные, за исключением шести, были освобождены. Четверо из них были вскоре также выпущены, а два упрямца Сампсон и Девис отказались подписать петицию о помиловании и оставались в тюрьме, пока не были освобождены в 1897 году.

В общем трансваальское правительство получило от бунтовщиков громадную сумму в 212 тысяч фунтов стерлингов в виде штрафа. Вслед за этим важным событием великобританскому правительству был представлен билль на сумму 1 677 938 фунтов, 3 шиллинга и 3 пенса, полный комизма; в этом билле, между прочим, сказано, что большая часть просимой суммы пойдет на возмещение нравственных и интеллектуальных убытков.

Вторжение прошло, прошло и революционное движение; но причины, вызвавшие и то и другое, остались. Трудно понять, почему государственный деятель, любящий свою родину, воздерживался от всяких попыток к изменению положения вещей, которые уже причинили такие большие опасности и становившиеся с каждым годом более серьезными. Поль Крюгер стал неумолим, и ничто не могло его смягчить. Положение уайтлендеров стало хуже и тяжелее, чем когда-бы то ни было. Единственное учреждение в стране, к которому они могли обращаться за каким-нибудь удовлетворением, были судебные учреждения. Теперь же было издано постановление, что судебные учреждения должны находиться в зависимости от Volksraad'a. Главный судья протестовал против такого унижения столь важного учреждения, вследствие чего он был отрешен за это от должности без пенсии, а судья, который осудил предводителей восстания, был приглашен занять его место, и таким образом от уайтлендеров была отнята защита правосудия.

Была назначена правительственная комиссия для исследования рудниковой промышленности и притеснений, от которых новопришедшие страдали. Господин Шальк-Бургер, один их самых либеральных бургеров, был председателем этой комиссии, ввиду чего заседания ее отличались беспристрастностью. Результатом этой комиссии был доклад, вполне оправдывавший сторонников реформы и указывавший на средства, которые в достаточной степени могли бы удовлетворить уайтлендеров. С такими облегчительными законами не было бы настойчивой надобности в требовании особых льгот; но президент и его Raad не приняли мер, предложенных комиссией. Суровый, старый самодержец заявил, что Шальк-Бургер — предатель своего отечества, ввиду того что он подписал такой документ, и новая реакционная комиссия была избрана для пересмотра доклада. Следствием этого дела были только слова и слова. Положение новопришельцев не улучшилось. Они вновь изложили свои жалобы в протоколе, который был подписан самыми уважаемыми из бургеров. Постепенно в странах, говорящих по-английски, печать стала приходить к тому убеждению, что набег не есть причина всех вызываемых притеснений. Становилось все более и более ясным, что никакого прочного соглашения не может быть там, где одна половина населения притесняет другую. Были принимаемы миролюбивые меры, но их этого ничего не выходило. Тогда прибегли к вооруженным мерам, из этого тоже ничего не вышло. Что же им оставалось делать? Их собственная страна, главенствующая держава в Южной Африке, им никогда не помогала. Может быть, если бы они прямо к ней обратились, то она помогла бы им. Она не могла бы оставить своих детей навсегда в порабощенном состоянии ради своего собственного имперского престижа. Маленькая искра, послужившая к окончательному взрыву, произошла вследствие того, что бурский полицейский Джонс застрелил английско-подданного Эдгара в Йоханнесбурге. Действия полицейского были одобрены властями, и англичане почувствовали, что их жизнь не в безопасности в присутствии подавляющего числа вооруженных полицейских. В другое время этому инциденту не придали бы особого значения, но в данном случае он явился важным доказательством тех несправедливостей, от которых рудокопы страдали. Созванный великобританскими жителями митинг для подачи протеста, был разогнан толпой рабочих под предводительством бурских чиновников. В отчаянии уайтлендеры решили подать петицию королеве Виктории и таким образом вывели свои обиды из границ местной борьбы в более широкое поле международной политики. Великобритания должна была или защитить их, или признать, что защита их вне ее власти. Петиция, поданная непосредственно королеве с просьбой о защите, была подписана 21 000 уайтлендеров в апреле 1899 года.