Помимо всех более или менее крупных существенных обид, от которых страдали уайтлендеры, среди людей образованных и либерального направления появилось недовольство против той толпы, которая с таким деспотизмом властно распоряжалась над всеми; некоторые из числа управлявших лиц были невежественные ханжи, иные изображали шутов, и почти все беззастенчиво и открыто брали взятки. Из двадцати пяти членов первого Volksraad'a — двадцать один из них были публично обвинены в подкупе в деле «Selati Railway С°» с полным и подробным указанием всех взяток, данных им, числа, когда они были даны, и кем они были даны. Черный лист заключает в себе имена теперешнего вице-президента Шальк-Бургера, тогдашнего вице-президента; Элофа, зятя Крюгера, секретаря Volksraad'a. Как видно, каждый человек исполнительной и законодательной власти имел свою цену.

Подкупное собрание — плохой хозяин, но когда оно к тому же тупоумно и жестоко, то становится невыносимым. Нижеследующие подробности дебатов обоих Raad'oB показывают степень интеллигентности и уровень умственного развития людей, которые управляли одной из самых прогрессивных стран в мире:


«Установлению почтовых ящиков в городе Претории противились на том основании, что это есть расточительность и изнеженность. Депутат Тальярд (Taljaard) сказал, что он не понимает, для чего людям надо постоянно писать письма. Он сам никогда не писал писем. В дни его юности он написал одно письмо и нисколько не испугался проехать более 50 миль верхом и в повозке, чтобы отправить его по почте, а теперь люди жалуются, когда им нужно пройти одну милю для этого».


Дебаты по поводу истребления саранчи повели к следующим оживленным прениям:


21 июля господин Росс сказал, что саранча есть бич, как во дни фараоновы, ниспосланный Богом, и страна наверное будет пристыжена и оклеветана, если вздумает поднять руку на Всевышнего.


Господа Деклерк и Стинкамп (Declerq, Steenkamp) говорили в том же духе, ссылаясь на Священное Писание.

Председатель рассказал истинное происшествие с одним поселянином, у которого ферма всегда была как бы застрахована от саранчи до тех пор, пока он не трогал ее. Но вдруг он вздумал истреблять саранчу, и ферма немедленно была опустошена.

Господин Стооп заклинал членов не создавать себе земных богов и не противиться воле Божьей.

Господин Лука Мейер (Lucas Meyer) поднял бурю, осмеивая аргументы предыдущих ораторов, сравнивая саранчу с хищными зверями, которых они уничтожали.

Господин Лабушан (Labuschagne) неистовствовал. Он доказывал, что саранча ничего общего не имеет с хищными зверями. Саранча — наказание, ниспосланное Богом за их грехи.


В другом заседании:

Господин Жан де Бир (Jan de Beer) жаловался на отсутствие однообразия в галстуках. Некоторые члены носят галстуки фасона Tom Thumb, а другие надевают шарфы. Он находит, что Raad должен установить положительный размер и форму галстуков.

Нижеследующие подробности дебатов одного заседания дают некоторое понятие о том, насколько законодатели были способны разбирать дела коммерческого свойства.

Мая 8-го. Общество Шеба (Sheba D. М. С°) ходатайствовало о разрешении на устройство воздушного трамвая от рудников до мельницы:

Господин Гробелар осведомился, может ли трамвай сам летать в воздухе или же он изображает из себя воздушный шар.

Единственное препятствие к разрешению воздушного трамвая председатель усмотрел в том, что общество носило английское название, тогда как есть так много полезных голландских обществ.

Господин Тальярд (Taljaard), возражая против слова «participeeren» (участвовать), как не голландского и ему непонятного, сказал: «Я не могу поверить, что это слово голландское, почему я этого слова не встречал в Библии, если оно голландское?»

Июня 18-го по поводу другой концессии господин Тальярд желал знать, возможно ли перевести на голландский язык слова: «pyrites» и «concentrates»; он не мог понять их значения; несмотря на то, что он посещал вечернюю школу во время своего пребывания в Претории, он все-таки и теперь не может многого объяснить своим согражданам. Он полагает, «что стыдно устраивать большие горы на почве, под которою могут быть богатые рифы и которая в будущем может понадобиться для рынка или другой площади. Он, однако, согласится поддержать просьбу на условиях, если название кварца будет переведено на голландский язык, так как в этом слове, может быть, кроется гораздо больше, чем многие воображают».

Такие дебаты, как эти, очень забавны со стороны, но они уже не так смешны для вас, если исходят от неограниченной власти, которая имеет полнейшее право распоряжаться вашей жизнью.

Итак, все эти господа составили общину, в высшей степени занятую своим личным делом, между тем, как уайтлендеры не отличались рвением к политике; они только желали принять участие в управлении государством, для того чтобы сделать более сносными условия их собственной жизни и промышленности. Насколько велика была надобность в вмешательстве уайтлендеров, поймет всякий благоразумный человек, прочтя перечень их жалоб. Судя поверхностно, буров можно признать поборниками свободы, но, присмотревшись ближе, становится ясным, что они в действительности (как доказано их избранными правителями) стояли за все то, что историей признано отвратительным в форме исключительности и угнетения. Их понятие о свободе было ограниченное и эгоистическое, и они постоянно причиняли другим более тяжелые обиды, чем те, против которых они сами восставали.

Когда значение рудников и число рудокопов увеличилось, то оказалось, что подобная политическая неправоспособность затронула эту космополитическую толпу людей в большей или меньшей степени, в зависимости от того, какой свободой они пользовались на своей родине. Уайтлендеры с континента терпеливее относились к тому, что было невыносимо для американцев и англичан. Американцев, однако, было так мало, что вся тяжесть борьбы за свободу обрушилась на англичан. Помимо того, что англичан было больше, чем всех других уайтлендеров вместе взятых, были и другие причины, вследствие которых англичане особенно чувствовали униженность своего положения больше, чем члены других народностей. Во-первых: многие из англичан были уроженцами Британской Южной Африки, знавшими, что в соседней стране, где они родились, самые либеральные учреждения были даны соплеменникам этих самых буров, которые им отказывали в участии в управлении их собственными водостоками и водопроводами. Во-вторых: каждый англичанин знал, что Великобритания претендовала на роль первенствующей державы в Южной Африке, и вследствие этого он чувствовал, что его родина, к которой он мог бы обратиться за защитой, как бы потворствовала дурному с ним обхождению, находя это нормальным. Как граждан первенствующей державы, их оскорбляло то обстоятельство, что их держали в политической подчиненности, вследствие чего англичане были самыми настойчивыми и энергичными агитаторами.


Плохо должно обстоять дело там, где не допускают ясно высказать и честно рассмотреть возражения противников. Буры употребили много усилий, как видно из вышеизложенного, чтобы основать свою собственную страну. Они совершали большие странствования, много работали и смело сражались. После всех их усилий им было предопределено судьбою видеть прилив в их страну чужестранцев, иногда даже сомнительной репутации, которые угрожали превысить числом первоначальных поселенцев. Если бы льготы на право гражданства были дарованы этим чужестранцам, то не подлежит сомнению, что буры вначале имели бы большинство голосов, но со временем новые пришельцы получили бы преобладание на Raad'e и выбрали бы своего собственного президента, который мог бы держаться политики противной взглядам первоначальных собственников страны. Должны ли буры потерять при выборах победу, которую они одержали своими ружьями? Эти новые пришельцы пришли за золотом, они его получили. Их предприятия давали 100 процентов дохода. Разве это не достаточно для их удовлетворения? Если страна им не нравится, то зачем они ее не покидают? Никто не заставляет их оставаться здесь, но если они остаются, то должны быть благодарны, что их вообще терпят, и пусть не намереваются вмешиваться в законодательство тех, благодаря чьей любезности они были допущены в страну.

Здесь ясно изложено положение буров, и с первого взгляда беспристрастный человек мог бы сказать, что во всем этом много справедливого, но при более близком рассмотрении этого вопроса видно, что, хотя подобные доводы и допустимы в теории, на практике же они несправедливы и неосуществимы.

При теперешней густонаселенности мира тибетская политика допустима в каком-нибудь темном уголке, но ее невозможно держаться на громадном пространстве страны, лежащей на пути промышленного прогресса. Положение было бы слишком искусственным. Горсть людей по праву завоевания завладела громадной страной, где она поселилась на таком расстоянии друг от друга, что, как они хвастают, из одной фермы нельзя даже видеть дыма с другой; но несмотря на то, что их численность так непропорциональна к пространству, ими занимаемому, они все-таки отказывают в допущении туда других людей на равных с ними условиях, а требуют себе положения привилегированного класса, долженствующего всецело господствовать над вновь прибывающими. Вновь прибывшие эмигранты, гораздо более образованные и развитые, чем буры, превзошли последних численностью в их собственной стране, но тем не менее буры их унижают до такой степени, как нигде в мире. В чем заключается их право? В праве победы. Но таким же правом можно воспользоваться для ниспровержения тяжелого ига. С этим они сами должны согласиться. «Выходите и сражайтесь!» — воскликнул один из членов Volksraad'a, когда петиция уайтлендеров о даровании льгот была представлена. «Протест! Протест!» — «Что хорошего в протестах? — сказал Крюгер господину Campbell'y: — У вас нет оружия, а у меня есть!» Конечно, еще оставался апелляционный суд, но судьи Creusot и Mauser были всегда заодно с президентом.