В течение двадцати пяти лет с подписания Сандриверской конвенции граждане Трансваальской республики вели деятельное и беспокойное существование, воюя беспрестанно с туземцами, очень часто между собой и случайно задевая маленькую голландскую республику к югу от них. Наступили безурядицы. Граждане отказывались уплачивать налоги, и казна была пуста; одно кафрское племя угрожало им с севера, а зулусы с востока. Было бы преувеличением претендовать на то, чтобы великобританское вмешательство спасло буров. Всякий, прочтя историю их войны, увидит, что они были более сильны, чем зулусы и секукуни (кафры) вместе взятые; конечно, страшное нашествие ожидалось, и разбросанные дома поселенцев были совершенно беззащитны от нападения кафров, точно так же, как американские поселения находились в таком же положении во время войны с индейцами. Сэр Теофилус Стифзон, британский комиссар, после трехмесячного исследования, разрешил все вопросы формальным присоединением страны. Факт присоединения страны с какими-нибудь 25 солдатами доказывал только, что вооруженного сопротивления нечего было опасаться. Это произошло в 1877 году и явилось прямою противоположностью Сандриверской конвенции, и, таким образом, началась новая глава в истории Южной Африки.

Казалось, тогда не существовало сильного неудовольствия против присоединения. Народ был придавлен собственными раздорами и утомлен распрями. Бургере, президент республики, прислал формальный протест и поселился в Капской колонии, где он получал пенсию от великобританского правительства. Мемориал, составленный против меры, принятой британским правительством, получил подписи большинства бурского населения, и только меньшинство держалось другого мнения. Сам Крюгер принял платный пост при Великобританском Правлении. Были все признаки того, что народ, если с ним справедливо будут обращаться, успокоится под британским флагом.

Великобританская империя всегда была несчастлива в Южной Африке, но никогда это несчастье не выразилось так резко, как в данном случае. Не вследствие недоверия, но просто вследствие предубеждения и задержки; обещанные условия не были немедленно выполнены. Если бы трансваальцы подождали немного, они получили бы свой Volksraad (парламент) и все, что они желали.

Вместо того, чтобы выполнить свое обещание по отношению к трансваальцам, великобританское правительство решило заняться другими местными делами, усмирением секукуни и зулусов. Задержка эта была принята близко к сердцу; мы же были очень несчастны при выборе губернатора. Бургеры — очень простой народ, и им очень нравилось выпить чашку кофе с нужным человеком, который старался ими управлять, а 300 фунтов стерлингов, выдаваемые трансваальским правительством своему президенту на кофе, есть простая формальность. Мудрый администратор сейчас подладится под общественный и демократический строй своего народа. Сэр Теофилус Стифсон подладился, а сэр Овен-Ланион нет. Не было ни Volksraad'a и ни кофе, а народное неудовольствие быстро возрастало. В три года британское правительство сломило силу двум диким племенам, угрожавшим стране; финансы тоже были уравновешены. Причины, которые заставили многих граждан быть на стороне присоединения страны к Великобританской империи, были сильно ослаблены именно той силой, которая была прямо заинтересована в сохранении их.

Нельзя слишком часто указывать на одно и то же, что в этом присоединении в первоначальном пункте всех наших раздоров Великобритания не имела эгоистичных целей в виду. В те времена не было никаких золотых рудников, а также не было в стране ничего такого, что могло бы прельстить самых жадных. Пустая казна и две дорогостоящие войны с туземцами было наследство, которое мы получили. Считали, что страна была в слишком тревожном состоянии, чтобы управляться сама собою, и она, вследствие своей слабости, сделалась опасной как для себя, так и для своих соседей. Не было ничего низкого в действиях великобританского правительства, хотя оно, может быть, действовало преждевременно и безрассудно. Есть основание думать, что если бы присоединение было задержано немного, то оно в конце концов было бы совершено на основании петиции большинства населения.

В декабре 1880 года буры восстали; каждая ферма выставила своих стрелков, и английские форты послужили мишенью для их нападения. Во всей стране маленькие английские отряды были окружены и побеждены поселенцами. Стандертон, Претория, Почефструм, Лей-денбург, Вакерструм, Рюстенбург и Марабастат были окружены, но выдержали осаду до конца. В открытом поле войска были менее счастливы. При Бронкгорст-Спрут маленький английский отряд был застигнут врасплох и расстрелян; со стороны же противника не было урона. Хирург, находившийся при английском отряде, внес в памятную книжку, что в общем каждый солдат получил не менее пяти ран. При Лейнгс-Неке британский отряд, малочисленнее неприятельского, атаковал высоты, занятые бурскими стрелками; в результате более половины англичан было убито и ранено. В битве при Ингого (Ingogo) не было перевеса ни на чьей стороне, хотя потери со стороны англичан были более тяжелы, чем со стороны буров. Наконец, наступило поражение англичан при Маюба-Гилль, где четыреста человек инфантерии, занявших высоты, были побеждены и прогнаны отрядом стрелков, приблизившихся незамеченными. Из всех этих действий нет ни одного, которое можно бы назвать иначе, как стычкой, и если бы за ними последовала какая-нибудь окончательная победа с английской стороны, то теперь о них, наверное, не вспоминали бы. Во всяком случае были лишь стычки, следовавшие одна за другой, вследствие чего им приписывали большое значение.

После поражения при Маюба-Гилль правительство Гладстона окончательно сдалось. Факт этот можно назвать самым малодушным или самым великодушным поступком в новейшей истории. Тяжело большому человеку уйти от маленького, прежде чем битва наступила, но когда большой человек был три раза побит, ему еще тяжелее. Громадная британская армия была в поле, и командующий войсками заявил, что он держит неприятеля на ладони своей руки. Британские военные вычисления и раньше были разрушаемы этими поселенцами, а может быть, предприятия генералов Вуда и Робертса были тяжелее, чем они сами воображали; но, по крайней мере на бумаге, казалось, неприятель мог быть побежден без всякого затруднения. Так думал народ, и все-таки он согласился, чтобы поднятый меч был вложен в ножны. Помимо политического мотива, в этом решении, несомненно, важную роль имело чувство христианского великодушия. Рассуждали, что присоединение Трансвааля было несправедливостью, и что поселенцы имели право на свободу, за которую они сражались, и для великой нации недостойно продолжать несправедливую войну только ради военной мести. Таково было мнение великобританского народа, когда он одобрил действия своего правительства. Подобное решение стояло на высоте идеализма, но результаты оного были таковы, что вновь могли вызвать повторение возмущения.

Перемирие было заключено 5 марта 1881 года, которое повело к заключению мира 23-го того же месяца. Правительство, уступив по принуждению в том, в чем оно несколько раз дружески отказывало, сделало грубое упущение в своем соглашении. Все должно было бы быть проникнуто идеализмом и христианским учением, если вообще и то и другое желали положить в основание. Очевидно, если присоединение было несправедливо, то Трансвааль должен был бы вернуться к условиям, в которых он был до присоединения, как определено Санд-риверской конвенцией. Правительство же по каким-то причинам не согласилось пойти на такие большие уступки. Оно изощрялось в ухищрениях и торговалось до тех пор, пока страна не очутилась в каком-то странном положении, которому не было еще примера в истории. Это была республика отчасти с монархическим правлением, находившаяся в зависимости от министерства колоний и зарегистрированная под заглавием «колонии» в новостях «Таймс». Она была автономна, но в то же время над нею существовал сюзеренитет, границы которого никто никогда не мог определить. В общем, в своих соглашениях и в своих упущениях Преторийская конвенция, пожалуй, доказывает, что наши политические дела, точно так же, как и наши военные дела, скверно велись в этом несчастном 1881 году.

С самого начала видно было, что такое нелогичное и оспоримое условие не могло быть окончательным соглашением, и действительно, не успели еще чернила высохнуть на подписях, как агитация уже была поднята для пересмотра этого соглашения.

Буры рассуждали весьма справедливо, что если они остались неоспоримыми победителями на поле сражения, то они должны пользоваться всеми выгодами победы. С другой стороны, колонии, говорящие по-английски, подвергли свое верноподданство большому испытанию. Гордая англо-кельтская раса не привыкла быть униженной, но, тем не менее, вследствие действия своего правительства англичане оказались членами побежденной расы. Прекрасно было со стороны лондонских граждан утешать свою оскорбленную гордость мыслью, что они совершили великодушный поступок, но совсем не то было с колонистами в Дурбане или Кейптауне, которые без всякого с их стороны действия и без всякого участия в этом соглашении оказались приниженными пред своими голландскими соседями. Скверное чувство мести было позабыто и со временем изгладилось бы, если бы Трансвааль принял в том духе, в каком было дано, это соглашение, становившееся опасней и опасней; в течение 18 лет наш народ видел или думал, что видит, как одна уступка вела всегда к новому требованию, и что голландские республики стремились не к равенству, но к господству в Южной Африке. Профессор Брайс (Bryce), дружелюбивый критик, после личного ознакомления с страной и с этим вопросом заметил, что буры в наших поступках не видели ни великодушия, ни человеколюбия, а только один страх. Будучи общительными, буры передавали свои чувства соседям. Можно ли удивляться тому обстоятельству, что Южная Африка была с тех пор в состоянии какого-то брожения и что британский африкандер стремился с напряженным чувством, неизвестным в Англии, к часу мести.