Что касается до будущности Трансвааля, то в скором времени благодаря наплыву эмигрантов он станет второй после Наталя большой английской колонией. Англичане могут рассчитывать на большинство голосов в парламенте соединенной Южной Африки, так как им будут принадлежать Наталь, Родезия, Трансвааль и Капская колония. Было бы хорошо присоединить к Наталю трансваальский округ Фрейхейд.

Мне пришла в голову мысль, которую я робко осмеливаюсь выразить: было бы умно и практично образовать бурское государство из северных округов Трансвааля (Ватерсберг и Зутпансберг). Пусть там буры живут, как базуты в Базутоленде, индусы на индусской территории или жители государства Индии, находящиеся под протекторатом Англии. Дайте им, если они будут мирно жить под английским флагом, обязательство в том, что будете охранять их от всяких набегов. Пусть они там живут по-своему, со своим собственным простым законодательством. Непримиримые люди, которые не могут ужиться с англичанами, найдут себе приют в этой стране, а английские колонии от этого окрепнут, находясь в изолированном положении от тех людей, которые своею горечью могли бы заразить своих соседей. Такое государство не могло бы быть источником опасности, так как в нашей власти был бы контроль над всеми дорогами, по которым можно было бы получать оружие. Я знаю, что Ватерсберг и Зутпансберг не особенно желательные места для пребывания, но ведь туда всякий пошел бы только по своему личному желанию. Без подобного плана империя всегда будет находиться в опасности в Южной Африке.

Я не могу закончить этого краткого обозрения южноафриканского вопроса, не упомянув о том, как вели себя европейские нации в течение этой борьбы. Со стороны правительств поведение было вполне корректное, но со стороны народов некорректное. Несколько умных и просвещенных людей, как например, Иве Гюйо во Франции, г. Таллише и г. Навилль в Швейцарии, были нашими друзьями или, лучше сказать, друзьями правды; но большинство людей во всех странах, настроенных против нас, было введено в заблуждение потоком разных нареканий и ложных слухов, распространявшихся продажною или невежественною прессою.

На Францию мы не можем особенно сердиться, так как мы сознаем, что Франция всегда на нас смотрела как на неприятелей. Мы долго желали стать друзьями с ней, но вековые традиции не так легко забываются.

Но совсем иначе обстоит с Германией. Неоднократно мы были друзьями и союзниками с немцами: во дни Мальборо, при Фридрихе Великом и при Наполеоне. Когда мы не могли им помогать людьми, мы помогали деньгами. Наш флот уничтожил их врагов. И теперь мы впервые имеем случай убедиться, кто был в Европе нашим другом; нигде и ни от кого мы не встречали такой ненависти и такой клеветы, как в Германии и германской печати. Самые уважаемые немецкие журналы не стеснялись изображать английских солдат, которые так же гуманны и так же хорошо дисциплинированны, как и немецкие, не только совершающими насилия над лицами и имуществом, но учиняющими зверства над женщинами и детьми.

Вначале это неожиданное явление поразило англичан, потом опечалило их, наконец, по прошествии двух лет, вызвало глубокое негодование. От времени до времени появляется слух, имеющий, вероятно, какое-нибудь основание, что тройственный союз при известных обстоятельствах хочет воспользоваться нашим флотом. Немногие лица в Европе могут сказать, насколько правдоподобен этот слух.

Агитация достигла своей кульминационной точки после речи г. Чемберлена, произнесенной в Эдинбурге; в ней г. Чемберлен коснулся войны 1870 года. В своей речи г. Чемберлен справедливо заметил, что в истории можно найти прецеденты жестоких мер, которые мы вынуждены были принять в отношении повстанцев; так поступали французы в Алжире, русские на Кавказе, австрийцы в Боснии и немцы во Франции. Своим замечанием г-н Чемберлен совершенно не думал нанести оскорбление уважаемым странам; он указал только военные прецеденты, которые оправдывают подобные меры. Совершенно верно, немцы не имели никакого основания опустошать Францию, потому что в ней не было общей партизанской войны и немцам приходилось наталкиваться только на единичные случаи franc-tireur'oe (свободных стрелков), которые занимались порчей телеграфной линии; с франтирером немцы долго не разговаривали. Мы же ни одного bona fide бура не приговорили за подобный поступок к смерти. Может быть, немцы не слишком сурово поступали, а скорее всего, мы слишком легко обходились. Во всяком случае, в этом замечании не было ничего обидного, а для тех, кто плохо осведомлен о поведении наших солдат на войне, это послужит ясным доказательством, что все армии в мире могли бы гордиться быть наравне с английской армией как в отношении ее достоинств, так и выказанного ею человеколюбия.

Но агитаторы не дали себе даже труда ознакомиться с речью, произнесенною г. Чемберленом, хотя они могли в подлиннике прочесть ее в читальной зале — Lesezimmer — любой гостиницы. Вследствие извращенного толкования речи г. Чемберлена поднялось негодование во всей стране и посыпались протесты со всех сторон Германии. Шестьсот восемьдесят добродушных и малодушных священников, поддавшись влиянию агитаторов и поверив их глупым рассказам о зверствах англичан, согласились подписать оскорбительный протест против нас. Все движение было такое искусственное — во всяком случае основанное на недоразумении, — что оно в одинаковой степени вызвало смех и негодование в нашей стране; во всяком случае, честь нашей армии очень дорога для нас, продолжающиеся на нее нападки возбудили в нас несмолкаемое чувство негодования, которое не умрет в нашем поколении. Не преувеличивая, можно сказать, что если бы пять лет тому назад Германия потерпела полное поражение в европейской войне, то Англия наверное пришла бы ей на помощь. Общественное мнение и национальное родственное чувство не позволило бы видеть ее в безвыходном положении. В настоящее же время многие лица в Англии убеждены, что ни одна английская гинея, ни один английский солдат ни при каких обстоятельствах не будут пожертвованы Англией для подобной цели.

Таков один из странных и плачевных результатов бурской войны, и весьма возможно, со временем он будет иметь важное значение.

Но все-таки можно даровать снисхождение народу, который в течение нескольких лет видел только одну сторону вопроса, поддерживавшуюся ложными сведениями и мнениями злонамеренных людей. Конечно, настанет день, когда правда восторжествует и клевета умолкнет. Трудно допустить, чтобы прочная политика могла бы поддерживаться ложью. Когда настанет день торжества правды и все европейские нации увидят, что они были ослеплены и служили орудием в руках ловких бессовестных людей, то возможно, что только тогда они оценят, с каким достоинством и неуклонною решимостью Англия поступала. Но до этого времени мы должны идти своим путем, не уклоняясь ни вправо, ни влево, но устремив наш взор вперед, на один предмет — на Южную Африку, в которой больше не будет раздоров, в которой буры и англичане будут пользоваться одинаковыми правами и одинаковой свободой, с общим законом для их защиты и общей любовью к их собственному отечеству, в котором они сольются в одну нацию.


Дополнение

В интересном освещении представлены вопросы о концентрационных лагерях и сжигании ферм в письме Тобиаса Смута к генералу Боте; письмо это было перехвачено англичанами. Смут говорит:

«Несколько месяцев назад генерал Хрис Бота сжег дома в Самбаансленде, который не считается нейтральной территорией... ферма Бернардуса Джонстона была почти совершенно сожжена, а также дом Франка Джонстона... Когда мы были в Пит-Ретифе, мы сожгли дом фон Брандиса, и мне сказали, что его подожгли на основании «высшего распоряжения». По моему мнению, все эти дома не нарушили правил войны.

Относительно отправки женщин... Я получил от Вас приказ выселять женщин против их желания, и когда я спросил, как мне поступать в тех случаях, если англичане откажутся их принимать, Вы ответили, что в подобных случаях оставлять их в черте действий неприятеля».

Разве это не доказывает, что бурский генерал не сомневался в нашем человеколюбии?

На жалобу Шальк-Бургера относительно дурного обращения с женщинами генерал Китченер просто ответил:

«Честь имею уведомить Вас, что все дети и женщины, которые изъявят желание оставить лагерь, будут отосланы на Ваше попечение, и я был бы доволен, если бы Вы указали место, куда следует их отправить».

Предложение не было принято.

6 декабря генерал Китченер дал объяснение, каким образом образовались концентрационные лагери; из объяснения видно, что причиной к их возникновению были действия бурских предводителей. Его объяснение таково:

«В начале года ко мне поступило много жалоб со стороны сдавшихся бургеров, которые показывали, что с тех пор, как они положили оружие, их семейства стали подвергаться дурному обращению, их скот и имущество конфисковались по распоряжению главнокомандующих Трансвааля и Оранжевой республики. Подобные действия совершались вследствие циркуляра, помеченного в Роос Сенекале 6 ноября 1900 года; в этом циркуляре главнокомандующий говорит: употребите все, что в вашей власти, для предотвращения бургеров складывать оружие. Я буду вынужден в случае их ослушания конфисковать все их движимое и недвижимое имущество и сжигать их дома.

Во время свидания с главнокомандующим Луи Ботой я говорил с ним об этом деле и заметил, что если он будет так продолжать, я буду вынужден взять всех женщин, детей и, насколько возможно, их имущество в лагери, чтоб охранить их от действия бургеров. Я спросил его, будет ли он щадить фермы и семейства, согласившиеся на нейтралитет, и сдавшихся буров, обещая ему, в свою очередь, не трогать семейств и ферм тех бургеров, которые находились в действующей армии. Главнокомандующий важно отказался даже рассуждать о подобных условиях. Он сказал: «Я уполномочен законом принуждать каждого бура присоединиться к нам и в случае неповиновения конфисковать их собственность и оставлять их семейства в степи». Я спросил, что мне остается предпринять для защиты сдавшихся буров и их семейств; он на это ответил: «Единственное, что вы можете сделать — выслать их из страны, но если я их настигну, они пострадают». После этого нечего было больше разговаривать, и так как военные действия не позволяют охранять отдельных лиц, я не имел другого практического выбора, как продолжать мою систему: собирал жителей известных местностей и отправлял их под защиту наших войск. О моем решении было сообщено главнокомандующему в моем официальном письме от 16 апреля 1901 года, из которого я привожу следующее извлечение: