«Англичане обращались великодушно, и, мне кажется, если бы были приняты более строгие меры, когда армия в первый раз вступила в столицу, война значительно сократилась бы».

Французский военный агент (attache) пишет:

«В этой войне меня больше всего поражает поведение ваших солдат. Они беспрестанно находятся в тревоге, сражаясь в неинтересной стране; днем — палимые зноем, ночью дрожат от холода, без питья, без женщин. На их месте другой европейский солдат давно бы возмутился.»

В нашей армии было много европейских корреспондентов. Из них только один француз, г. Каррер — корреспондент «Matin» был ярым бурофилом — pro boer. Прочтите его книгу «Еп pleine Epopee». Он противник нашей политики и наших политиков. Он зорко следил за всякими погрешностями в нашей армии. Но по временам даже он восхвалял преданного солдата и его рыцарского офицера.

На месте военных действий было три американских корреспондента — там, быть может, было больше, но я знал только трех: Иульяна Ральфа, Джемса Барнеса и Унгера. Первые два восторгались человеколюбием и дисциплиной английских солдат, и г. Ральф был одного мнения с капитаном Слокумом. Г. Унгер напечатал о своих впечатлениях, подтверждающих вышеизложенное мнение.

Таковы мнения беспристрастных очевидцев. Относительно взглядов наших корреспондентов я не буду говорить.

Я почти со всеми знаком, и хотя некоторые из них питают симпатии к бурам, все-таки я ни от одного не слышал ни малейшего намека на то, что они недовольны или оскорблены поведением английских солдат.

Я, с своей стороны, как очевидец могу сказать следующее: я отправлялся в Южную Африку, чувствуя большую симпатию к бурам, с уверенностью, что найду солдат на войне совершенно другими, чем в мирное время. Я три месяца прожил в Блумфонтейне, вокруг которого было расположено около тридцати тысяч человек. Во все это время я только раз видел пьяного человека. Мне ни одного раза не приходилось видеть пьяного человека в Претории и Йоханнесбурге во время моего пребывания в этих городах. Я только однажды слышал о том, что солдат побил бура; произошло это вследствие того, что бур отказался снять шапку во время похорон товарища солдата. Мне не только не приходилось видеть каких-либо неистовств, но даже в частных разговорах с офицерами я ничего подобного не слышал. Однажды я встретил двадцать пленных буров спустя пять минут после их сдачи; солдаты им предлагали папиросы. Я только два раза слышал о нападении на женщин во время моего пребывания в Африке. В каждом случае виновным был кафр, немедленно наказанный англичанами.

Мисс Гобгауз сталкивалась со многими бурами, которые, весьма понятно, были настроены против нас; она ничего не утаивает из их разговоров, но никто не говорил ей о нападениях. Только одну женщину, по ее словам, толкнул пьяный солдат, за что он был потом наказан.

Обитатель Спрингфонтейнского концентрационного лагеря г. Мальтман из Филипполиса сообщает: «Все бурские женщины хорошо отзываются о поведении английских солдат».

Госпожа Ван-Никирк, жена бургера, свидетельствует:

«Позвольте мне заявить о том хорошем обращении английских солдат, какое они выказывали по отношению к голландским женщинам и детям. Я — жена трансваальского бургера, живу в Крюгерсдорпе с 1897 г. Город был взят в июне настоящего года, и с тех пор в нем или около него сосредоточено много войска; иногда численность его достигала более десяти тысяч человек и состояла из различных полков — английских, шотландских, ирландских и колониальных.

В это время улицы и лавки были запружены солдатами, даже если в городе было все спокойно. В начале женщины боялись, но вскоре убедились, что могут свободно разгуливать без всякого опасения быть затронутыми. В продолжение шести месяцев я не видела и не слышала, чтобы женщине нанесли какое-нибудь оскорбление; офицеры и солдаты почтительно относились к женщинам и добродушно к детям.

В прошлом июле месяце отряд Gordon Highlanders был расположен в течение недели против моего дома, находящегося в уединении, на окраине города. Муж мой все время был в отсутствии, и я одна оставалась с детьми. Ближайшие выстрелы производились на расстоянии двенадцати ярдов от дома, и все-таки я не испытала никаких неприятностей, даже ни одного полена дров не унесли из моего двора.

Я могла бы рассказать о многих подобных случаях, но довольно и этого; если бы я сама не видела всего происходившего, я никогда не поверила бы, чтобы подобная армия могла вести себя с такою гуманностью и сдержанностью в стране народа, продолжавшего сражаться. Если они так обращались в Крюгерсдорпе, где в продолжение шести месяцев их действия открыто не могли бы быть никем осуждаемы, можно ли допустить, чтоб их образ действия в других городах совершенно изменился? Примите и пр.».

Таково показание женщины. Ниже следует показание старого бургера, имевшего возможность изучить поведение английского войска:

«Позвольте мне здесь заявить раз навсегда: в течение всей войны английские офицеры и много других английских воинов различных чинов и рангов приходили к нам и обращались с нами вежливо и радушно. Они все хорошо знали, что я бургер, что все мои сыновья исполняют свой долг, сражаясь за независимость нашей страны.

Я вновь возвращаюсь к поведению «Tommy Atkins»[7]. Мы видели много конвоев, некоторые из них были длинные, более шестнадцати километров; конвоировали громадное число пленных буров с их семействами в Преторию. Томми был везде: сторожил вагоны, маршировал, не говоря ни слова, в клубах пыли, часто в грязи по колена, всегда учтивый к женщинам и детям.

Во время остановок Томми был самым лучшим и услужливым созданием, какое только возможно себе представить; он доставал кипяченой воды, заботился о детях, развлекал их, утешал несчастных матерей и старался чем-нибудь облегчить их тяжелую участь. Он всегда был готов помочь всякому инвалиду. У нас на ферме он по собственному желанию спасал тонувших животных, иногда переносил жирных зарезанных свиней, часто загонял домой заблудившийся скот, одним словом, помогал, где только и в чем только мог. От вознаграждений отказывался, объясняя, что все он делал по собственному желанию от чистого сердца.

Сэр, таковы неоспоримые факты, изложенные мною насколько возможно точно; вывести из них заключение предоставляю вашим читателям.

Старый бургер из Трансвааля.

Рюстенбург, Трансвааль. Июль 1901 г.»


Длинное и любопытное письмо помещено в «Suisse Liberate» молодым швейцарцем, жившим в продолжение всей войны на ферме в округе Табанчу Оранжевого Свободного Государства. Письмо по своему содержанию беспристрастно в суждениях и замечаниях; между прочим, в нем говорится о жизни местного гарнизона:

«Они нас часто посещают, приглашают к себе, устраивают пикники. В городе ими устраиваются благотворительные концерты, балы, спортсменские игры и скачки. Удивительная вещь, англичане даже на войне не могут жить без спорта, и побежденные без всякого неудовольствия участвуют вместе со своими победителями в играх и вполне смешиваются с ними в обществе».

Согласуется ли это с историями о жестокостях наших воинов?

Господин и госпожа Осборн Гауэ были директорами солдатских лагерных домов (Camp. Soldier’s Homes) в Южной Африке. На их глазах перебывало много разного войска, и на все они смотрели довольно критически. Приведем некоторые их заключения:

«Ни мы, ни наш штат, рассеянный от Де-Ар до самой Претории, никогда не слышали ни об одном случае насилия или плохого обращения. Все с негодованием единогласно отрицают взводимые на наших солдат обвинения и в противоположность, указывают на многочисленные примеры чрезвычайной доброты, какую солдаты оказывали беспомощным женщинам и детям.

Мы, со своей стороны, не видели ничего такого, чего нельзя было бы рассказать в обществе молодых девиц.

Живя в колонии Оранжевой реки, мы находились в центре того округа, где сжигались фермы, и были свидетелями, как лорд Робертс употреблял все усилия для предотвращения несчастий, посылая предупредительные прокламации. Мы видели, как долго офицеры выжидали в надежде, что прокламация произведет должное действие, и как неохотно офицеры и солдаты приступали к разрушению; причиной разрушения всегда были явные проступки со стороны неприятеля.

История нападения на голландский миссионерский дом среди большого города после личного расследования представляется в таком виде. Молодые солдаты, подойдя к дому, постучали в дверь; им открыли, и они вошли. Увидя, что дом занят дамами-миссионерами, солдаты сейчас же его оставили, никого не оскорбив и ничему не причинив вреда. Но эта выдумка под громким названием «нападение» дошла до Капской колонии и причинила немало зла, подлив масла в огонь.

Могут сказать, что из любви к нашим солдатам мы не в состоянии беспристрастно относиться к их деяниям. На это мы ответим, что мы любим Бога и правду больше, чем честь наших солдат. Если бы было что-либо другое, мы также не скрыли бы».

Таковы общие факты. Трудно было доказать противоположное. Возьмем несколько примеров, собранных вместе, и увидим, что из них выйдет. Один случай произошел в начале войны, когда говорили, что дважды было совершено в Северном Натале нападение на женщин. Но это чистейшая ложь.

Викарий в Данди, колонии Наталь, на запрос епископа из Наталя относительно расследования и выяснения дела о нападении английскими солдатами на четырех женщин по фамилии Бестер донес, что он имел свидание с Якобом Марицем, ближайшим родственником Бе-стеров, самым значительным и влиятельным фермером в округе. Мариц сказал ему:

«Вы хорошо сделали, господин Байлей, что пришли ко мне, потому что наше семейство (госпожа Бестер — его дочь) единственное в этом округе, носящее фамилию Бестер; вы можете передать от моего имени, что вся история — сущая ложь».