Двое из посланных, Мергендаас и де Кох, были хладнокровно расстреляны, причем первого из них сначала избили. Другие депутаты также подвергались избиению и плохому обращению.

Такая жестокость, однако, не прекратила движения, но дала более сильный оборот делу. Бургеры, стоявшие за мир, находя бесполезным убеждать своих земляков и зная, что их страна безнадежно опустошается неблагоразумным сопротивлением, в конце концов вынуждены были прибегнуть к крайней мере — поднять оружие против них. В настоящее время три сильных отряда бургеров перешли на нашу сторону и сражаются под командой трех бурских генералов — Марэ, Селлье и молодого Кронье; все три принимали раньше участие в сражениях против нас. Этим фактом разбиваются все басни о варварстве англичан, о чем мне сейчас придется говорить. Подобным басням верят политические фанатики в Англии и обманутая публика за границей, но как бы ответом на эти басни является то обстоятельство, что буры на месте же военных действий вербуют себя в ряды английской армии и сражаются под английским флагом. Они находятся в лучшем положении относительно распознавания правды, а своими поступками, переходом на нашу сторону они ясно доказывают, верят ли они этим басням или нет.

 Глава VI

Сжигание ферм

Из официальной, опубликованной переписки, которая велась между бурами и английскими предводителями в Южной Африке, можно ясно усмотреть, каким образом подобные меры были доведены до таких размеров, что взволновали общественное мнение. Нужно согласиться, что результаты не оправдали этой меры; оставив моральный вопрос в стороне, мы все-таки вынуждены сказать, что от погорельцев меньше всего можно ожидать мирного настроения, но мы надеемся, что буры постепенно успокоятся и устроятся, как мирные английские граждане. С другой стороны, если нация признает тактику гверильясов, она этим обдуманно ведет страну к бедствиям, вызываемым подобной тактикой. Во все времена и во всех войнах партизанская война имела одинаковые последствия. Армия, постоянно тревожимая гверильясами, с ожесточением опустошает все вокруг, иногда безразборчиво, никого не щадя. Армия, которую вечно дергают и беспокоят неожиданностями, озлобляется, и генералу приходится принимать строгие меры, какие подсказывают ему опыт и практика. Что подобные меры не доводились до крайностей английскими властями, видно из того факта, что пленные гверильясы (повстанцы) считались военнопленниками — не то делали с их прототипом, franctireur. Вопрос о гверильясах будет рассматриваться позже. Теперь обратим наше внимание на сжигание ферм.

Первый протест со стороны буров относится к 3 февраля 1900 года. В нем оба президента обвиняют английские войска «в поджоге и взрыве динамитом фермерских домов и в опустошении ферм». Этот документ содержит также в себе обвинение в том, что вооруженные туземцы были направляемы против буров.

Лорд Робертс ответил 5 февраля, что даны строжайшие распоряжения английским войскам относиться с уважением к частной собственности:

«Всякое разорение и вред мирным жителям противны английским традициям и практике, и виновные в том будут в случае необходимости строго мною наказаны». Он присовокупил, что показание, будто бы английские офицеры поощряли туземцев к грабежу, не соответствует истине. Обвинение, послужившее темой для многих карикатур в Европе, — чистейший абсурд, точно так же, как и другие выдумки этих артистов. Спрашивается, почему государство, отказавшееся от помощи своей собственной хорошо обученной индусской армии в 150 000 человек, пользовалось бы услугами дикарей? Лорд Робертс с должным одушевлением отрицает подобное уверение, и в последующее время оно уже не повторялось.

Лорд Робертс в этом документе не довольствовался только отрицанием бурского доказательства, но затронул вопрос о том, как ведется война неприятелем:

«Я с прискорбием должен заметить, что республиканские войска не всегда вели себя во время военных действий, как подобает цивилизованному народу. Я здесь упомяну об изгнании законных подданных Ее Величества из их собственных домов, находившихся в тех округах колоний, которые были подвержены нападению; они были изгнаны только за то, что не хотели подчиниться. Это варварский поступок — принуждать людей посредством расхищения и изгнания идти против их законного монарха и страны. Мужчины, женщины и дети принуждены были оставить их жилища благодаря подобному насилию, и многие из них, жившие раньше в достатке, теперь питаются милостыней».

Он продолжал:

«Я обращаю ваше внимание на хищническое разорение собственности бурскими войсками в Натале. Они не только свободно пользовались скотом и другим имуществом фермеров, ничего не платя, но расхищали совершенно всю внутреннюю обстановку многих фермерских домов. Для примера я укажу на ферму Теодора Вуда «Лонгвуд» вблизи Спрингфильда. Я должен указать на разницу между вашим образом действий и поведением английского войска. Мне донесено из Моддер-Ривер, что фермеры, находящиеся в черте военных действий англичан, не были подвергаемы нападению; жителей не беспокоили; их дома, сады и посевы остались нетронутыми».

26 марта лорд Робертс издал прокламацию довольно определенного характера относительно частной собственности. Она гласила:

«Настоящею прокламацией), изданною мною именем правительства Ее Величества, 26 марта, сим объявляется: все лица, которые в черте территории Южно-Африканской Республики или Оранжевого Свободного Государства, будут покровительствовать или будут замечены виновными в хищническом разграблении, повреждении, а также если будут советовать, помогать или присутствовать при хищническом разграблении или повреждении публичной или частной собственности, то, так как подобное разграбление и повреждение не оправдываются способами и обычаями ведения войны цивилизованным миром, лица эти будут подвергнуты ответственности как лично, так и имущественно за всякое подобное расхищение или повреждение».

Прокламация была издана во время стоянки в Блумфонтейне. Я хорошо помню, что как тогда, так и впоследствии она многим находившимся на театре военных действий показалась слишком преувеличенной и смешной. Я помню, как мы просили разрешения воспользоваться пустыми дачами для перенесения в них больных солдат, — госпитали были переполнены, — и нам сказали, что это возможно сделать только с личного согласия собственников, которые в то время находились в рядах неприятельской армии. Я помню также, как мы хотели старую железную ограду, которою было огорожено крикетное поле, употребить на постройку палаток, но нам сказали, что это невозможно, так как ограда была частною собственностью.

Такое же удивительное уважение чужой собственности замечалось во время похода лорда Робертса. Страна, по которой он проходил, кишела стадами и стаями разных птиц и животных, но голодному солдату не позволялось воспользоваться даже цыпленком, до того было распространено понятие о чужой собственности, подобно тому как Веллингтон выказывал это в Южной Франции. Наказание за ослушание было скорое и строгое. Правда, некоторые фермы подвергались огню, имущество конфисковалось; совершалось же это в виде наказания за какую-нибудь обиду, и подобные явления не повторялись систематически. Усталый солдат косо, смотрел на жирных гусей, покрывавших плотины вдоль дороги, но дотронуться пальцами до белой искушающей шейки — стоило жизни. Он проходил по богатой стране, питаясь загрязненной водой и сухим мясом.

Удивительный пример дисциплины и воздержания был выказан дивизией Рундля, известной в армии под именем «голодной» дивизии; происходило это в тот период времени, когда с бурской стороны велась регулярная война. Дивизия была, к несчастью, расположена в продолжение нескольких месяцев далеко от железной дороги, вследствие чего провизия доставлялась с большим трудом. Все долгое время находились на полупорциях, и люди так ослабли, что их способность к военной службе значительно уменьшилась. А жили они в стране, изобиловавшей всевозможными благами земными. Почему нельзя было достать провизии для людей, я не знаю, но я знаю только то, что цены на хлеб, яйца, молоко и другие продукты были значительно повышены женами фермеров, бывших в действующей армии; бедные солдаты были не в состоянии купить, и им не позволяли дотрагиваться до пищи, в которой ощущалась сильная необходимость.

19 мая, когда лорд Робертс подвигался к Претории, Де-Вет послал жалобу по поводу разрушения двух ферм, Паарде Крааля и Леева Копа. Лорд Робертс ответил, что эти две фермы были уничтожены вследствие того, что несмотря на то, что на домах развевался белый флаг, по приближении войска из ферм начали стрелять.

«Я около Кронштадта уничтожил тоже две фермы по аналогичной причине, — писал лорд Робертс, — и буду наказывать подобное предательство уничтожением тех ферм, где оно будет иметь место».

Вышеизложенное объяснение ясно указывает причины подобных мер, которые нельзя назвать хищническим разорением; трудно сказать, что бы сделал в данном случае другой генерал, желая быть справедливым по отношению к своему войску. Эти фермы и все другие, входящие в их категорию, были справедливо и окончательно разрушены — семейства были выселены без всякого насилия в безопасные места.

Следующие представления бурского командующего были более определенными по содержанию.

«До меня постоянно доходят жалобы, — писал он, — что частные жилища подвергаются разграблению, иногда совершенно уничтожаются, от женщин и детей отбирают все, и им приходится оставаться без крова и пищи. Приведу несколько случаев. Мне сообщили под присягой, что дом на ферме фельдкорнета Бойса в округе Люнспрут, Мильдбург, — был предан огню и разрушен 20 июня. Его жене, находившейся дома, дано было пять минут времени, чтобы забрать вещи и белье, и все, что она взяла, у нее отняли. Ее съестные припасы, сахар и т. д. — все было отнято, так что на следующую ночь ей с детьми пришлось оставаться без крова и пищи. Она попросила ключ от кассы, ей его дали и начали угрожать саблей, требуя денег. Все деньги, находившиеся дома, были взяты, бумаги в кассе порваны, все же остальное в доме, чего нельзя было взять, было уничтожено. Дом сына фельдкорнета Бойса был также разрушен, двери и окна разломаны и т. д.