— С удовольствием, мистер Энсон, — отвечал Хорнби, осматривая колеса, — хотя я уверен, что и эти еще пробегают не меньше десяти тысяч миль.

— У моего приятеля недавно взорвалась такая же шина, как у меня. Я бы хотел поставить «файерстоун».

— О'кэй, если не возражаете, я куплю у вас старые покрышки.

— Нет, я их заберу. Сколько времени займет вся процедура?

— Чуть больше часа, — ответил Хорнби, — если вы спешите, я дам вам другую машину, а вашу пригоню потом.

— Ничего, я подожду, — сказал Энсон и отправился в ближайшее кафе.

Эдвин Мерриуэзер, директор прютаунского отделения Национального банка, оказался маленьким толстяком со старомодными манерами, одетым в голубой отутюженный костюм и галстук в горошек.

— У вас был клиент по имени Филипп Барлоу, — сказал ему Хармас, когда директор пригласил его сесть, — несколько дней назад он трагически погиб, но перед этим застраховался у нас. Мы ждем требования о выплате с минуты на минуту, и нам необходимо выяснить кое-какие детали.

Мерриуэзер вскинул брови:

— Я вас слушаю.

— Мистер Барлоу консультировался с банком перед оформлением полиса?

— Откровенно говоря, да, — ответил директор, рассматривая ногти.

— Мне сказали, что он оформил страховку, чтобы добиться банковского займа. Это правда?

— Да, именно таковы были его намерения.

— Он вам говорил, какую сумму хотел занять?

— Три тысячи долларов.

Хармас насторожился.

— Мне казалось, что ему было нужно гораздо больше.

— Сколько же, по-вашему, мы должны были ссудить ему под залог полиса на пять тысяч долларов?

— На пять? Но ведь Барлоу застраховался на пятьдесят?

Директор вытаращил глаза:

— Впервые слышу. Вы уверены, что не ошибаетесь?

— Разумеется, я не ошибаюсь.

— Нет, не может быть. Мистер Барлоу говорил мне о своем намерении застраховать жизнь на пять тысяч, и, так как ваша компания делает пятипроцентную скидку при уплате наличными, он хотел внести первый взнос именно так. Он снял со своего счета почти все деньги.

Хармас почувствовал, что вот-вот завладеет важной уликой.

— Мы не делаем никакой скидки при уплате взносов наличными, — спокойно проговорил он, — кто мог сказать ему такую чушь?

— Мистер Барлоу говорил, что эту информацию ему дал ваш агент. Если не ошибаюсь, его звали Энсон, есть у вас такой?

— Мистер Энсон действительно работает у нас, но здесь, видимо, какое-то недоразумение. Сколько снял Барлоу со своего счета?

— Сто пятьдесят долларов.

Хармас почесал затылок. Да, эта сумма соответствовала первому взносу за полис стоимостью в пять тысяч долларов.

— В этой истории есть что-то странное. Барлоу подписал страховой договор на пятьдесят тысяч и уплатил первый взнос наличными. Тысячу двести долларов, — растерянно сказал он.

— Откровенно говоря, я не представляю, где он мог достать такую сумму, мистер Хармас.

Когда Хармас открыл дверь своего номера, к нему приблизился Том Нодли, портье отеля.

— Мистер Хармас, — тихо сказал он, — в баре вас ждет одна довольно интересная особа. Ей хотелось бы вам кое-что сказать.

Хармас поморщился:

— Кто она такая?

— Уличная девка. Зовут ее Фей Ливили. Если хотите, я ее спроважу.

— Я никогда не отказываюсь от разговора с кем бы то ни было, — ответил Хармас и, дав портье доллар, пошел в бар. В углу за рюмкой виски сидела какая-то девица, и Хармас, увидев, что она с едва заметной улыбкой смотрит в его сторону, направился к ней.

— Подсаживайтесь ко мне, — пригласила она, — вот уже который день пытаюсь встретиться с вами, но вы неуловимы.

— В самом деле? — Хармас жестом подозвал официанта и сел за столик. — Я был очень занят. Видимо, вы меня знаете, а вот я, увы, не имею чести…

— Меня зовут Фей Ливили. Я живу в этом городе, — сказала она, глядя ему в глаза, — вы ведь из «Нэшнл фиделити», не так ли?

— Что верно, то верно.

— Вот я и подумала, что моя информация может вас заинтересовать.

— Я обожаю всякую информацию, — сказал детектив, предлагая Фей сигарету и закуривая сам, — свою вы, наверное, хотели бы продать подороже?

Фей покачала головой:

— Нет, просто я хочу свести кое с кем счеты. Когда со мной обращаются по-хорошему, я — ягненочек, но стоит меня укусить…

— Простите, Фей, но при чем тут я?

— Я не знаю… Вы ведь следователь по делам, связанным со страховкой?

— Угадали.

— И вас интересует поведение ваших агентов?

— В той мере, в какой оно затрагивает благополучие и репутацию моей компании. А о ком конкретно пойдет речь, если не секрет?

— Об этом грязном типе, Джонни Энсоне.

Хармас поставил рюмку на стол.

— Что вы хотите о нем сообщить?

Глаза Фей заблестели, она покраснела от злости и, склонившись к самому уху Хармаса, начала торопливо рассказывать ему все, что знала.

— Завтра миссис Барлоу выписывается из больницы, — сказал Хармас Джонсону, — следовательно, у нас остался один день. Поехали к ней домой, надо обшарить все еще разок. Ваши ребята искали только отпечатки, а мы посмотрим, не найдется ли чего поинтересней.

— Сомневаюсь, — ответил лейтенант, когда они уже вышли на улицу и сели в машину, — что конкретно вы надеетесь там обнаружить?

— Револьверы. Они должны быть спрятаны где-то в доме.

Они подъехали к обшарпанному особняку вскоре после полудня. Джонсон достал отмычку, открыл дверь, и они вошли в прихожую, поморщившись от ударившего в нос запаха, которым был пропитан застоявшийся воздух дома.

— Давайте первым делом бросим взгляд на комнату погибшего, — предложил Хармас, направляясь к лестнице. Лейтенант молча последовал за ним.

Пока Джонсон с гримасой отвращения разглядывал обнаруженные фотографии, Хармас отодвинул кровать и простучал пол. Несколько паркетин оказались незакрепленными, и детектив почти без удивления поддел их ножом.

— А вот и револьвер! — воскликнул он, посветив фонариком в открывшееся углубление. — Так, а что это там еще?

Джонсон заглянул через плечо Хармаса и увидел лежавший в тайнике «кольт» тридцать восьмого калибра. Сунув в дуло револьвера карандаш, лейтенант осторожно вытащил оружие и положил его на пол. В следующее мгновение Хармас увидел белую купальную шапочку и резиновые тампоны. Взяв находку кончиками пальцев, детектив внимательно осмотрел ее.

— Вот вам и лысый садист, — сдавленным голосом сказал он. — Все совпадает, Фрэд; вся эта грязь, извращения… а теперь еще и бутафория. Держу пари на сто долларов, что из этого револьвера застрелили парня в Глинхилле.

Джонсон почесал своей мясистый нос.

— Я бы не стал рисковать своими деньгами, но, раз уж мы здесь, давайте продолжим осмотр этого логова, — предложил он.

Но второй револьвер найти не удалось, несмотря на то, что они проторчали в доме чуть ли не весь остаток дня. Джонсон вызвал из Брента бригаду экспертов, и, когда они с Хармасом вернулись в управление полиции, там уже был готов результат баллистической экспертизы. «Кольт», найденный под кроватью Барлоу, оказался именно тем оружием, из которого был убит молодой человек в парке Глинхилл.

Энсон уже собирался домой, когда в его кабинет неожиданно вошел Хармас. Детектив не стал тратить время на пространные приветствия и мгновенно изложил Энсону содержание своего разговора с Мерриуэзером.

— Ничего не понимаю, — сказал агент, выслушав Хармаса, — никакой скидки я Барлоу не предлагал. Вы уверены, что директор банка не ошибается?

— Ни в чем я не уверен, — ответил Хармас, — я лишь повторяю то, что услышал от Мерриуэзера. Барлоу снял со своего счета почти все деньги, чтобы заплатить наличными первый взнос, а на счету у него было не многим больше полутора сотен долларов.

Энсон взял карандаш и принялся что-то писать на листке бумаги.

— Первый взнос был тысяча двести двадцать два доллара, — сказал он, не глядя на Хармаса, — что-то здесь не вяжется, вы не находите?

— Сначала Барлоу хотел застраховаться только на пять тысяч долларов, — произнес Хармас, — Мерриуэзер в этом уверен. Барлоу нужен был заем всего в три тысячи.

Энсон закурил, чтобы выиграть время.

— Когда я приехал к Барлоу, он заполнил анкету и попросил меня оформить полис на пятьдесят тысяч долларов, который вы видели своими глазами. Я допускаю, что он советовался с Мерриуэзером, но потом, видимо, передумал и решил застраховаться на большую сумму.

— В десять раз большую? — недоверчиво спросил Хармас. — Где бы он нашел деньги, чтобы заплатить такой огромный взнос?

— Я не знаю. У него были деньги, и он мне их уплатил, — ответил Энсон.

— Можно посмотреть открытку с запросом, который он прислал? Я хотел бы убедиться, что Барлоу разговаривал с Мерриуэзером до того, как обратился к вам.

Энсон напрягся. Пепел с сигареты упал ему на колени.

— Я ее порвал и выбросил, — сказал он.

— Вы всегда выбрасываете запросы?

— Только после подписания договора. Какой смысл хранить бумажку, когда дело сделано?

Хармас пожал плечами.

— Да, видимо, вы правы, — он медленно выпустил струйку дыма, затем внезапно подался вперед и резко спросил: — Где вы были ночью тридцатого сентября?

Энсон сжался как от удара под ложечку.

— Почему это вас интересует?

Хармас улыбнулся.

— Вы знаете Мэддокса. Алиби — его конек. Он хочет знать, где были той ночью все, кто имеет хоть малейшее отношение к делу, — его улыбка стала еще шире, — я не удивлюсь, если когда-нибудь он потребует алиби даже от меня, — продолжал он. — Впрочем, это не так важно, а если я вторгся в запретную зону, задав этот вопрос, так мне и скажите. Обещаю, что больше мы не будем касаться этой темы.