Артур Конан Дойл - История спиритуализма

Вот что пишет Стейнтон Мозес о собственном опыте левитации:

«Однажды я сидел в дальнем конце комнаты, как вдруг мой стул «отпрянул» в угол и приподнялся над полом на расстояние 40 см, насколько я могу судить. Затем он со стуком опустился на пол, а я «завис» в углу комнаты. Я достал из кармана свинцовый карандаш и, находясь в состоянии «невесомости», сделал отметку на стене на уровне моей груди. Эта отметка оказалась на расстоянии примерно 1,8 м от пола. Я не думаю, что изменил свою позу во время «зависания», и затем очень осторожно стал опускаться, пока снова не очутился на стуле. Настоящей сенсацией для меня было то, что я оказался легче воздуха. Мое тело не ощущало никакого давления; при этом я не пребывал ни в бессознательном состоянии, ни в состоянии транса. Судя по отметке было ясно, что моя голова находилась почти под самым потолком. Мой голос, как рассказывал мне позже доктор С., звучал очень странным образом прямо из самого угла, в то время как моя голова, судя по отметке на стене, была обращена к столу. Подъем, который я ощутил, был медленным и плавным и мало походил на подъем в лифте. Наиболее удивительным фактом было то, что мое тело оказалось легче атмосферного воздуха. Моя поза, как я уже говорил, не менялась. Я пребывал в состоянии левитации, а затем опустился на свое прежнее место».

И еще один отрывок:

«На сеансе, происходившем 28 августа 1872 г., семь предметов, которые находились в разных помещениях дома, каким-то странным образом оказались в комнате для сеанса. Через два дня то же самое приключилось с другими четырьмя предметами, в числе которых был и маленький колокольчик, обычно находившийся в примыкающей к комнате для сеансов гостиной. Мы не прикручивали газ в гостиной и холле, там горел яркий свет, и если бы двери открылись хотя бы на мгновение, то лучи света попали бы в ту темную комнату, где мы заседали. Но этого не случилось. Мы можем поручиться за здравый смысл и репутацию доктора Карпентера, который в любой момент может подтвердить, что двери оставались запертыми. Маленький колокольчик всегда находился в гостиной. Мы прекрасно слышали, как он звонит из соседней комнаты, которая находилась за дверями. Каково же было наше изумление, когда мы услышали звук колокольчика очень и очень близко от нас, хотя все двери были закрыты! Совершенно очевидно, что колокольчик звучал в комнате, где все мы проводили сеанс. Создавалось такое впечатление, что колокольчик облетел комнату по кругу, непрерывно звеня все это время. Облетев комнату, он опустился на стол, очень близко от моего локтя. Затем прозвенел прямо у меня под носом, облетел вокруг моей головы, описал еще один круг, звеня каждый раз, когда пролетал около лиц присутствующих. В конце концов он опять опустился на стол. Я не хочу теоретизировать, но все это опровергает аргументы, которыми оперирует наш психический анализ, или, иначе сказать, эти аргументы просто вылетают в трубу, когда при их помощи пытаются объяснить такие сложные явления».

Доктор Спиэр следующим образом описывает появление «духовного свечения» и материализованной руки на сеансе, проходившем 10 августа 1873 г.:

Большой световой шар поднялся от стола прямо напротив меня, и, проплыв на уровне наших лиц, растворился в воздухе. Подобное явление повторилось еще несколько раз: световой шар поднимался напротив меня, то справа, то слева от медиума. На следующий день по нашей просьбе шар медленно опустился в центр стола. Он был размером примерно с грейпфрут, иногда казалось, что он во что-то обернут. В тот момент, когда медиум находился в состоянии транса, контролирующий его дух информировал меня о том, что он хотел бы поместить световой шар в руку медиума. Когда он не смог поместить его в руку медиума, то сказал мне, что постучит по столу рядом со мной. Почти мгновенно свет возник в воздухе и опустился на стол рядом со мной. «Вы видите? А сейчас слушайте: я буду стучать». Очень медленно свет поднялся и три раза блеснул на столе. «Сейчас я покажу его в своей руке». Появился большой, очень яркий пучок света, а внутри его стала видна материализованная рука духа. Он подвигал пальцами прямо у моего лица. Зрелище было очень натуральным и убедительным.

Пример проявления мощной психической силы описан Стейнтоном Мозесом:

«Однажды мы присутствовали на сеансе, где, против обыкновения, к нашему кружку присоединился случайный человек. На сеансе мы увидели довольно тривиальные психические проявления, но контролирующий сеанс дух не явился. На следующий день, когда мы вновь собрались, он явился, и никто из присутствовавших никогда не забудет те сильные удары, которые раздавались в комнате: дух как будто лупил изо всех сил по столу тяжелым молотком. Шум был оглушительным, и на ум приходила мысль о том, что стол вот-вот развалится на куски. Напрасно мы шарили руками по столу, пытаясь успокоить разбушевавшегося духа. Тяжелые удары становились все интенсивнее, пока вся комната не начала сотрясаться от этих ударов. Каждый раз, когда на наших заседаниях появлялся случайный человек, дух немедленно «наказывал» нас таким образом. Хотя мы больше так не делали, я не уверен, что мы сможем избежать подобного упрека, если нарушим «правила» еще раз».

Медиумы, которым посвящены эти строки, олицетворяют собой разные типы медиумов той поры. Кроме них было еще великое множество не менее знаменитых: миссис Маршалл, которая познакомила со своими знаниями множество людей, миссис Гаппи, обладавшая способностями, в чем-то непревзойденными и по сей день; миссис Эверит – медиум-любитель, всю свою долгую жизнь бывшая средоточием психической силы; миссис Меллон, показавшая свои способности в материализации и психических явлениях в Англии и Австралии.

Перечень всех видов деятельности Общества психических исследований, включающий в себя все полезные и негативные стороны, невозможно вместить на страницах этой книги. Однако есть в истории Общества некоторые факты, достойные не только упоминания, но и обсуждения. В определенных аспектах работа Общества была выше всяческих похвал, но с самого начала оно допустило большую ошибку, выразив свое высокомерное отношение к спиритуализму. Это вызвало чувство отчуждения у тех членов правления, которые могли принести Обществу немалую пользу. Кроме того, это нанесло обиду тем медиумам, без добровольного участия которых работа Общества не могла стать плодотворной. В настоящее время Общество обустроило великолепные комнаты для проведения сеансов, но убедить медиумов переступить порог этих комнат оказалось непростым делом. И это вполне объяснимо: поток клеветы и оскорбительных обвинений в адрес медиумов и демонстрируемых ими способностей не стал меньше по сравнению с прежними временами и представлял для них несомненную опасность. Психические исследования, проведенные без должного уважения к чувствам и мнениям спиритуалистов, делали невозможным полное раскрытие их способностей.

Находясь в плену у раздражения, которое вызывала оскорбительная, на их взгляд, критика, спиритуалисты не должны были забывать о том, что Общество время от времени с блеском выполняло свою работу. Его, например, вполне заслуженно считали колыбелью многих организаций, превзошедших его по эффективности. Из стен Общества вышло немало достойных представителей (как в Лондоне, так и в американском отделении), которые не раз выступали с убедительными доказательствами правильности спиритического Учения и всегда оставались его неизменными и преданными защитниками. Однако следует отметить, что почти все великие люди, обладающие могучим разумом, независимо от рода своих занятий считали необходимым исследование психических явлений для выяснения их истинной природы.

В 1875 г. мистером Серджентом Коксом было образовано аналогичное общество – Психологическое общество Великобритании, которое вполне можно считать прообразом Общества, созданного в 1882 г. После смерти этого джентльмена, в 1879 г., общество было распущено. 6 января 1882 г. собрание, проведенное по инициативе сэра Вильяма Баррета, рассмотрело возможность основания нового общества, и 20 февраля того же года оно приступило к своей деятельности. Между тем Общество психических исследований постепенно теряло симпатии своих членов, многие из которых подали в отставку. Разногласия, зародившиеся с самого начала деятельности нового общества, постепенно набирали силу.

Профессор Генри Сиджвик, первый президент нового общества, в своем первом президентском обращении к членам общества 17 июля 1882 г. говорил о необходимости изучения психических явлений.

Предубеждение общественности, о котором говорилось в этом обращении, выражалось ясно и обоснованно. В ответ на критику, вызванную тем, что Общество психических исследований намеревалось отклонить результаты прежних расследований проявлений психических сил из-за их недостоверности, он отвечал:

«Я не осмелюсь даже предположить, что мог бы получить лучшие и более убедительные доказательства, чем предъявленные миру такими, несомненно авторитетными, представителями науки, как мистер Крукс, мистер Уоллес и профессор де Морган. Но из моего определения главных целей Общества совершенно ясно следует, что, как бы ни были хороши собранные ими свидетельства, мы будем собирать все новые и новые».

Образованный мир, согласно оценке профессора Сиджвика, тем не менее не был полностью убежден в объективности происходящих событий, и таким образом требовались новые показания очевидцев. Он не стал добавлять, что достаточное количество показаний было собрано и до образования Общества. По всей видимости, общественность не волновал вопрос о проверке этих данных.

Возвращаясь в заключении к этому аспекту, он сказал:

«Недоверчивость представителей научного мира, имеющая глубокие и сильные корни, только возрастала с годами, и нам не остается ничего иного, как вырвать эти корни. Но мы можем уничтожить их только оружием неоспоримых фактов. Мы должны будем, по выражению Линкольна, «покорпеть» над этим, накапливая факт за фактом, пополняя их новыми экспериментами. При этом мы не собираемся вступать в долгие споры с оппонентами по поводу их убеждений – нас могут убедить лишь достоверные свидетельства. Чем выше степень доверия к исследователю, тем ценнее и действеннее будет вклад проведенного им исследования. Мы должны сделать все возможное, чтобы критикам не к чему было придраться. Все, что они могут в этом случае, – это подозревать исследователя в совершении какого-либо трюка. Какие аргументы может выдвинуть критик, когда отсутствует «состав преступления»? Мы же должны подготовить оппонента к тому, чтобы он был вынужден признаться, по крайней мере, в том, что сам не в состоянии найти объяснения происходящему явлению. В противном случае нам придется согласиться с тем, что исследователи позволили себе ложь и надувательство или они подвержены слепоте и забывчивости, хотя и то и другое скорее совместимо с абсолютным идиотизмом, нежели с работой любого мыслящего разума».