На том же сеансе материализовалась детская фигура. Она просунула три пальчика своей маленькой ручки в руку мистера Оксли. Тот сжал ручку ребенка и поцеловал. Происходило это в августе 1880 г.

Мистер Оксли сообщает очень интересный и необычайно важный факт. В один из моментов, когда арабская девушка Иоланда беседовала с одной из дам, присутствовавших на сеансе, «верхняя часть ее белого покрывала откинулась, и стали видны очертания ее фигуры. Я заметил, что ее телосложение непропорционально: она имела неразвитую грудь и слишком широкую талию. Это доказывает, что перед нами находилась материализованная форма, а не фигура некоего подставного лица». Он мог бы добавить: и не фигура медиума.

В главе «Ощущения медиума в момент материализации» мадам д’Эсперанс проливает некоторый свет на поразительную симпатию, похоже, постоянно возникающую между медиумом и материализованным духом. Вот как она описывает сеанс, в ходе которого находилась вне «шкафа»:

«Потом появилась другая, маленькая и аккуратненькая материализованная форма. Ее руки были вытянуты в стороны. Кто-то из сидящих на противоположной стороне кружка поднялся и устремился к фигуре. Они обнялись. Я слышу неясные возгласы: «Анна, Анна, дитя мое, мое дорогое дитя!» Потом кто-то еще встает и обнимает этого духа. Снова раздаются восклицания и сдержанный плач, вперемешку со словами благодарности. Я ощущаю, как мое тело раскачивается из стороны в сторону, все темнеет перед глазами. Я чувствую, как кто-то обнимает меня за плечи; чье-то сердце бьется возле моей груди. Я чувствую, что происходит нечто поразительное. Возле меня никого нет, никто не обращает на меня внимания. Все взоры устремлены на маленькую фигурку, белую и стройную, находящуюся в объятиях двух других плачущих женщин.

Должно быть, я слышу стук собственного сердца, однако я совершенно явственно ощущаю, что меня кто-то обнимает. Удивительно. Кто же я? Я та, что закутана в белое, или та, что сидит на этом стуле? Не мои ли руки обвивают шею той женщины, что постарше? Или мои руки – те, что лежат у меня на коленях? Если я – призрак, то кем же следует считать существо, оставшееся сидеть на стуле?

Несомненно, кто-то целует мои губы, мои щеки мокры от слез, что обильно текут из глаз этих двух женщин. Но как все это возможно? Сомнения по поводу реальности собственной личности пугают меня. Я пытаюсь вытянуть руку, лежащую на колене. Не получается. Я хочу дотронуться до кого-нибудь, чтобы убедиться в том, что это я, а не продукт собственного воображения. А может быть, я стала Анной, перестав в какой-то мере быть собой?»

В тот самый момент, когда медиума обуревали такого рода размышления, материализовался другой маленький дух. Он подошел к мадам д’Эсперанс и взял ее за руки.

«Как отрадно было ощутить чье-то прикосновение, пусть даже маленького ребенка. Мои сомнения по поводу того, где я и кто я, рассеялись. В этот самый момент белая фигура Анны исчезает внутри «шкафа», а две женщины возвращаются на свои места заплаканные, потрясенные переполняющими их эмоциями, но бесконечно счастливые».

Нет ничего удивительного в том, что некто, прикоснувшийся к материализованному духу на сеансе мадам д’Эсперанс, заявил, что это был живой медиум.

Господин Аксаков в предисловии к книге мадам д’Эсперанс «Страна теней» дает ей высокую оценку как медиуму и как человеку. Он говорит, что она была заинтересована в поисках истины не меньше, чем он сам, с готовностью подвергаясь любым испытаниям, которые он ей предлагал.

В ее карьере был интересный эпизод, когда она способствовала примирению между профессором Фризом из Бреслау{182} и профессором Цельнером из Лейпцига. Дружба этих профессоров была прервана после того, как Цельнер углубился в спиритические исследования. Однако эта англичанка-медиум смогла предъявить Фризу столь убедительные аргументы, что он перестал отрицать точку зрения своего друга.

Следует упомянуть, что в ходе экспериментов, проведенных мистером Оксли с мадам д’Эсперанс, были сделаны слепки с ног и рук материализованных фигур, причем отверстия в формах оказались настолько узкими, что вынуть ладони или ступни из форм было возможно лишь путем дематериализации. Принимая во внимание тот ажиотаж, который поднялся в 1922 г. в Париже, когда с помощью медиума Клуски удалось изготовить аналогичные парафиновые отливки, удивительно, что подобный эксперимент, успешно проведенный еще в 1876 г. исследователями из Манчестера, не получил никакой огласки и был освещен лишь в изданиях, связанных с психическими исследованиями.

Остаток жизни мадам д’Эсперанс провела в Скандинавии. Ее здоровье изрядно пошатнулось после шока, перенесенного в результате так называемого «разоблачения», когда один незадачливый исследователь напал на Иоланду на сеансе в Гельсингфорсе{183} в 1893 г. Никто яснее ее не дал понять, какие страдания причиняют невежественные люди тем, кто обладает повышенным чувственным восприятием. Последняя глава ее интереснейшей книги посвящена именно этому вопросу. Она приходит к следующему выводу: «Те, кому предстоит заменить меня, также, возможно, будут страдать от незнания законов Божьих. Но мир все же становится мудрее, и, наверное, будущим поколениям не придется, подобно мне, сражаться с узколобым догматизмом и безапелляционными суждениями необразованной толпы».

* * *

Обо всех медиумах, которым посвящена эта глава, были написаны книги. О Вильяме Иглинтоне и значительной части его карьеры повествует замечательная работа Дж. С. Фармера «Между двух миров».

Иглинтон родился в Айлингтоне 10 июля 1857 г. После непродолжительного обучения он начал работать в издательско-типографской компании, принадлежавшей одному из его родственников. В детстве он отличался необычайно живым воображением, был мечтательным и чувствительным, однако, в отличие от других великих медиумов, не проявлял никаких психических способностей. В 1874 г., когда ему исполнилось семнадцать, Иглинтон принял участие в очередном собрании родственников, устроенном его отцом с целью изучения спиритических явлений. До сих пор заседания этого кружка ни разу не принесли никаких видимых результатов. Однако стоило появиться юноше, как стол поднялся в воздух и сидевшим вокруг него пришлось встать, чтобы удержать на нем руки.

Все присутствовавшие на семейном сеансе получили удовлетворительные ответы на свои вопросы. На следующем заседании, происходившем в тот же вечер, юноша впал в состояние транса, пребывая в котором, установил контакт с умершей матерью. В течение последующих месяцев его способности медиума бурно развивались, что привело к более серьезным проявлениям потусторонних сил. Его слава росла, он получал множество предложений о проведении сеансов, однако всячески старался уклониться от карьеры профессионального медиума. В 1875 г., однако, ему все-таки пришлось вступить на этот путь.

Вот как описывает Иглинтон свои ощущения перед первым сеансом и те изменения, что произошли с ним:

«Сначала я вел себя как мальчишка в предвкушении развлечения, однако, оказавшись лицом к лицу с группой «исследователей», ощутил сильное и загадочное чувство, от которого так и не смог избавиться. Я сел у стола и решил, что готов к любым неожиданностям. И когда это произошло, я не смог оказать противодействие. Стол вдруг начал проявлять признаки жизни, оторвался от земли и взлетел в воздух. Нам пришлось встать, чтобы не потерять контакт с ним. Это происходило при ярком газовом освещении. Потом стол принялся разумно отвечать на вопросы, связав, ко всеобщему удовлетворению, присутствовавших на сеансе с загробным миром.

На следующий вечер мы снова собрались вокруг стола, причем народу стало больше, так как по округе распространился слух о том, что накануне мы «видели призраков и говорили с ними».

После того как мы прочли подобающую молитву, я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Ощутив сильнейшее экстатическое чувство, я впал в транс. Никто из моих друзей не видел ничего подобного прежде, и они стали пытаться вывести меня из этого состояния, но безрезультатно. По прошествии получаса я пришел в сознание, ощутив сильнейшее стремление вернуться в состояние транса. Мы получили сообщения, которые не оставляли никаких сомнений в том, что дух моей покойной матери действительно посетил нас. Только тут я начал понимать, сколь неправедную жизнь вел до сих пор – пустую, бездуховную, полную заблуждений. Я ощутил невыразимое блаженство от мысли о том, что умершие, вне всякого сомнения, могут возвращаться в наш мир, доказывая тем самым бессмертие души. В тишине нашего семейного круга мы остро почувствовали свою связь с умершей, и в подобном состоянии я провел впоследствии множество счастливых часов».

Можно отметить два аспекта, делающие похожей работу Иглинтона и Д. Д. Хоума: во-первых, их сеансы зачастую происходили при полном освещении, и оба они всегда соглашались на все предлагаемые тесты; во-вторых – внимание множества компетентных и знаменитых наблюдателей, посетивших сеансы обоих медиумов и составивших отчеты об увиденном.

Как и Хоум, Иглинтон много путешествовал, демонстрируя свои способности медиума в различных странах. В 1885 г. в Париже он познакомился с господином Тиссо, знаменитым художником, который посетил его сеансы, а потом последовал за ним в Англию{184}. Одна из гравюр Тиссо, названная «Apparition medianimique», навеки запечатлела сеанс материализации: на ней изображены две фигуры и рядом с ними третья, женская, имеющая явное сходство с одной из участниц сеанса. Все они освещены потоком света, который струится из их ладоней. Оттиск этой замечательной гравюры украшает помещение Лондонского спиритического сообщества. Другую гравюру Тиссо – портрет Иглинтона – можно видеть на фронтисписе книги мистера Фармера «Между двух миров».

Мисс Кислингбери и доктор Картер-Блэйк (читавший лекции по анатомии в Вестминстерской больнице) приводят описание сеанса, характерного для раннего периода деятельности Иглинтона, по демонстрации физических способностей медиума: