Эти результаты, проверенные «вдоль и поперёк» всеми возможными способами, были без всякого преувеличения настолько поразительны, что исследователь имел право воздержаться от высказывания каких–либо суждений до тех пор, пока не было получено полное подтверждение истинности результатов. К настоящему времени такие подтверждения получены. Доктор Шренк–Нотцинг возвратился в Мюнхен, где он надеялся найти ещё одного медиума — польскую леди, проявлявшую способности к материализации. С ней он провёл серию опытов, которые описал в своей упомянутой выше книге. В экспериментах с полькой Станиславой он применял те же скрупулёзные методы, как и в сеансах с Евой, и получил те же результаты. Его книга посвящена периоду совместной работы с мадам Биссон, есть там и подробный отчёт о парижских экспериментах. Однако наиболее важна та её часть, которая посвящена исследованиям, проведённым в Мюнхене в 1912 году, и их дальнейшему углублению. Разнообразные фотографии эктоплазмы мало отличались от сделанных прежде; таким образом, любое предположение о тщательно подготовленном обмане со стороны Евы автоматически вызывало те же подозрения и в отношении Станиславы. Многие немецкие учёные специально посетили заседания Нотцинга для проверки полученных им результатов.

С тевтонским упорством Шренк–Нотцинг углублялся в проблему, которую начал изучать ещё с мадам Биссон. Он получил волосы от одной материализованной формы и сравнил их с волосами Евы под микроскопом (этот случай произошёл во время серии французских заседаний), чтобы доказать, что волосы не были срезаны с головы самой Евы. Он также предоставил результаты химических анализов крошечного участка эктоплазмы, который был сожжён до состояния пепла, оставив запах жжёного рога. В состав эктоплазмы входили хлорид соды (поваренная соль) и фосфат кальция. В довершение, он получил кинематографическую съёмку потока эктоплазмы, исходящего изо рта медиума.

Стоит особо отметить то, что когда женщина–медиум впадала в состояние транса, её тело в течение эксперимента оставалось неподвижным. Казалось, что кто–то другой вселялся в неё, что можно объяснить либо раздвоением её собственной личности, либо влиянием потусторонней силы. Эта «личность» имела привычку общаться с медиумом в повелительно–иносказательной манере, втолковывая мадам Биссон, что необходима дисциплина, что нужно отчитываться о проделанной работе. Совершенно случайно двойник продемонстрировал способность к ясновидению, точно указав, что произошло с вышедшим из строя электрическим прибором. Поток стонов и жалоб, издаваемых телом Евы, скорее напоминал животный протест, чем проявление разумного начала.

Эти результаты были подкреплены экспериментами доктора Гюстава Жэле, чьё имя увековечено в анналах психической науки. Доктор Жэле служил практикующим врачом в Аннеси, где он успешно применял академические познания, полученные им в Лионе. Его привлекала зарождающаяся наука, и господин Жан Мейер не напрасно предложил ему возглавить Институт метапсихики. Методы его работы послужили образцом для всех его последователей, и он очень скоро доказал, что был не только гениальным экспериментатором, но и скрупулёзным исследователем, и глубоким философом. Созданный им капитальный труд «От подсознания к сознанию»[275] безусловно выдержит проверку временем. Он подвергался многочисленным «комариным укусам» критиков, которых раздражали пионеры Учения, продирающиеся сквозь дремучие джунгли к свету, но реагировал на них с юмором и решимостью. Смерть его оказалась неожиданной и трагической. Он отправился в Варшаву, где на сеансе медиума Клуски получил восковые отливки эктоплазмы. К несчастью, аэроплан, на котором он путешествовал, потерпел катастрофу, и Жэле погиб. Это стало невосполнимой потерей для всей психической науки.

В комитет Института метапсихики, который французское правительство признало «полезным для общества», входили профессор Шарль Рише, министр здравоохранения Италии Сантоликвидо, граф де Граммон из Французского института, доктор Камилль Фламмарион, экс–министр господин Жюль Рош, доктор Трессье из лионского госпиталя и доктор Гюстав Жэле — директор Института метапсихики. К перечисленным позже примкнули сэр Оливер Лодж, профессор Боццано и профессор Лекланш, член французского института и генеральный инспектор санитарной службы сельскохозяйственного департамента. Институт метапсихики имел хорошо оборудованные лаборатории для психических исследований, библиотеку, читальный зал, лекционные помещения и помещения для отдыха. Результаты работы комитета печатались в журнале института «Ля Ревю Метапсишик» («Lа Revue Меtapsychique»).

Важной стороной работы института стало приглашение известных представителей науки и литературы присутствовать на психических экспериментах, которые проводились силами института. Более сотни видных деятелей науки и литературы представили собственные доказательства, а в 1923 году тридцать медиков (среди них — девятнадцать с мировым именем) подписали и опубликовали показания, подтверждающие их полную убеждённость в истинности психических проявлений, которые они имели возможность не только наблюдать, но и контролировать.

Доктор Жэле провёл серию заседаний с Евой, пригласив сто научных сотрудников в качестве наблюдателей. Открывая эти заседания, он очень категорично заявил: «Я не собираюсь утверждать, что всё это не шарлатанство. Скажу только одно — исключена даже малейшая возможность прибегнуть к нему.» Жэле снова направился по уже проторенному пути, чтобы получить те же результаты. Отличие было в одном: его «призраки» принимали форму только женских лиц, иногда очень красивых и неизвестных ему. Возможно, это были те лица, которые хранились в сознании Евы. Он сам ни разу не упомянул о призраке, который был бы ему знаком. Этой серии экспериментов уже было достаточно, чтобы Жэле смог констатировать: «То, что мы увидели, убило материализм. Для этих явлений нет в нашем мире подходящего пространства.» Он подразумевал старый материализм Викторианской эпохи, для которого мысль была дериватом (производным, — Е.К.) материи. Современные же данные свидетельствуют о том, что материя — есть результат работы мысли. Однако, задав себе вопрос: «Какой мысли?», вы ступите на почву, сотрясаемую дискуссиями.

Сразу после экспериментов с Евой доктор Жэле получил ещё более выдающиеся результаты, поработав с медиумом Франеком Клуски из Польши, в присутствии которого материализовались эктоплазматические фигуры такой плотности, что можно было получить парафиновые слепки с их рук. Эти «парафиновые перчатки» демонстрировались в Лондоне.[276] Оне были такими маленькими и узкими в запястьях, что обычная человеческая рука, даже самая миниатюрная, не могла пролезть в них. Снять их можно было, только прибегнув к процессу дематериализации руки. Эксперименты проводились Жэле, Рише и графом де Граммоном — тремя авторитетными представителями науки. Описание этих и других слепков, снятых с эктоплазматических фигур, можно найти в главе ХХ. Они очень важны в качестве неоспоримых доказательств существования эктоплазматической материи. Никто не смог подвергнуть сомнению способ их получения.

Другой польский медиум — Ян Гузик — так же предстал перед доктором Жэле в парижском институте. Его манифестации представляли собой огни, эктоплазматические руки и лица. В условиях строжайшего контроля тридцать четыре известных всему Парижу свидетеля, большинство из которых были настроены скептически, заявили после проведения опытов, что они верят в истинность проявлений. Среди них можно отметить членов Французской Академии, Академии наук, Академии медицины, докторов медицины и права, экспертов полиции.

Эктоплазма — это самое изменчивое вещество в природе, она может проявлять себя в разных видах и формах. Эти её свойства были продемонстрированы доктором У.Дж.Кроуфордом, внештатным лектором механики и инженерного дела Королевского университета в Белфасте, который провёл важную серию опытов с медиумом мисс Кэтлин Голайер в 1914–1920 годы. Результаты этих опытов изложены в трёх книгах: «Реальность психических явлений», «Эксперименты в области психической науки», «Психические структуры в кружке Голайер».[277] Доктор Кроуфорд умер в 1920 году, оставив в своих трудах бесценные сведения об оригинальных экспериментальных исследованиях, которые, возможно, сыграли не последнюю роль в дальнейшем развитии психической науки.

Для того чтобы полностью осмыслить его выводы, следует прочесть его работы. Но мы кратко отметим, что по его мнению левитация столов, стуки, доносящиеся из–под пола комнаты, и движение объектов в комнате для сеансов происходили благодаря действию «психических потоков» или, как он называл их в своей последней книге — «психических структур», которые испускало тело медиума. Во время левитации стола эти «структуры» действовали в двух направлениях. Если стол не был массивным, «поток» или «структура» не касалась пола, а «образовывала «кронштейн», аккуратно прикреплённый одним концом к телу медиума, а другим (свободным, рабочим) - к ножкам или к поверхности стола». В том случае, когда стол был массивным, реакция противодействия направлялась не на медиума, а на пол комнаты, образуя нечто вроде подпорки между поверхностью левитирующего стола и полом. Если во время левитации стола женщина–медиум подвергалась взвешиванию, то отмечалось увеличение её веса.

Доктор Кроуфорд предложил интересную гипотезу о процессе формирования эктоплазмы в кружке Голайер. Уточним, что под «операторами» он подразумевал духов, которые контролировали данное явление: «Операторы воздействовали на разум присутствующих и их нервную систему. Мельчайшие частички, может даже молекулы, психической энергии выводились из нервной системы через запястья, ладони, пальцы или другие части тела участников сеанса. Высвобождённые мельчайшие частицы психической энергии соединялись вместе в значительную силу, которая могла вступать в контакт с любым человеком и действовать на его нервную систему. Поток энергетических частиц «охватывал» всех участников кружка. Поток, постепенно усиливающийся за счёт участников, в наивысшей точке своего напряжения достигал женщины–медиума и заряжал её энергией, затем получив часть её энергии, возвращался к присутствующим, и так далее. В конце концов, когда энергетическое напряжение достигало пика, процесс циркуляции прекращался, и частицы энергии концентрировались в нервной системе медиума, который впредь играл роль резервуара этой энергии. Операторы получали хорошего поставщика энергии нужного им типа, то есть нервной энергии, которая могла действовать из тела медиума — хранилища значительного количества этой материи. Путём нервного напряжения эта энергия могла время от времени выходить из своего резервуара и проявляться на сеансах.»