Он не терпел обмана в любых его проявлениях. Порой это заходило даже слишком далеко, и на все спиритические манифестации, которые отличались от его собственных, он смотрел с подозрением. Свое мнение, которое он с изрядной прямотой высказал в своей последней книге «Огни и тени спиритизма», вызвало обоснованное недовольство среди остальных медиумов, считавших себя людьми не менее честными, чем он. Нужно сказать, что он бы только выиграл, если бы шире был знаком с тем, что происходило в мире медиумов вокруг него. Так, он всегда горячо протестовал против проведения сеансов в темноте, хотя опыты с эктоплазмой, которые являются физической основой для любых материализаций, показали, что любой свет, кроме пропущенного через красный фильтр, для нее губителен. Хоум мало занимался полной материализацией по сравнению с жившими с ним в одно время миссис Флорри Кук или мадам де Эсперанс, или с нашей современницей медиумом мадам Биссон, поэтому в своей работе вполне мог обходиться без полной темноты. Так что в этом его мнение было не справедливым. Кроме того, он прямо отрицал возможность прохождения материи через материю, поскольку его собственный феномен не принимал такую форму. Но мы знаем о поразительных примерах, доказывающих то, что при определенных обстоятельствах материя все же способна проходить через материю. Даже птицы экзотических пород проникали в помещения, в которых проводились сеансы при условиях, исключающих подлог, а опыты с древесиной, проходящей через древесину, которые проводились в присутствии Цёльнера и других лейпцигских профессоров, были вполне убедительны, если верить рассказу знаменитого физика о его работе со Слейдом, которую он описал в своей «Трансцендентальной физике». Таким образом, то, что он осуждал и отрицал наличие у других медиумов сил, которыми не обладал сам, можно назвать незначительным недостатком его личности.

Кое-кто может поставить ему в вину и то, что он чаще направлял свои послания сильным мира сего, а не простому трудовому люду. Вполне вероятно, что Хоум обладал достоинствами, но имел и недостатки, присущие любой артистической натуре, и что в атмосфере изысканности и утонченности он чувствовал себя спокойнее и увереннее, испытывая неприязнь ко всему некрасивому и убогому. Насколько известно, именно шаткое здоровье не позволило ему взять на себя какую-либо более сложную миссию. Постоянные кровотечения заставили его стремиться к приятной и спокойной жизни в Италии, Швейцарии и на Ривьере{247}. Да и для выполнения его миссии, помимо самопожертвования, важнее было донести свое послание до лаборатории Крукса или двора Наполеона, чем до толпы. Толпе, чтобы поверить в истинность какого-либо явления, необходимо научное подтверждение или слово известного человека. Если этого не произошло, то в этом виноваты закоснелые в своих представлениях люди науки и мыслители тех лет, но никак не сам Хоум, который как демонстратор со своей ролью справился идеально, оставив не обладающим такими талантами людям осознать и донести до остальных его послание. Он не изображал из себя ученого, он был материалом для изучения и страстно желал, чтобы люди вокруг него смогли осознать все, что он может дать миру, чтобы наука повернулась лицом к религии, а религия нашла опору и поддержку в науке. Когда смысл послания Хоума будет раскрыт полностью, неверующих будут обвинять не в нечестивости, а в обыкновенном невежестве.

Есть что-то трогательное в попытках Хоума найти то вероисповедание, в котором он смог бы реализовать собственный стадный инстинкт (он ведь не был ярко выраженным индивидуалистом) и которое в то же время могло бы стать тем грунтом, куда он мог бы посеять зерно открывшейся ему одному бесценной истины. Вся его жизнь стала доказательством утверждения некоторых спиритуалистов, что человек может придерживаться любой веры, неся при этом спиритическое знание, однако оно подтверждает и убеждение тех, кто считает, что лучшей гармонии с этим спиритическим знанием можно добиться только в специально созданной спиритической коммуне. Очень жаль, если это действительно так, ибо это слишком великая вещь, чтобы ограничивать ее рамками отдельной секты, какой бы многочисленной она ни была. В юности Хоум был методистом-уэслианцем{248}, однако вскоре он оставил это течение и примкнул к более либерально настроенным конгрегационистам{249}. В Италии проникнутая духом высокого искусства римско-католическая церковь, а возможно, и тот факт, что история ее была связана со множеством явлений, сходных с теми, что демонстрировал он сам, подтолкнула его к тому, чтобы пересмотреть свои взгляды и даже вызвала желание вступить в один из монашеских орденов. Впрочем, здравый смысл подсказал ему отказаться от этого желания. Переход в новую веру пришелся на тот период, когда спиритические способности покинули его на год. Исповедник уверил Хоума, что, поскольку способности эти являлись порождением зла, теперь, когда он стал сыном истинной церкви, они его больше не побеспокоят. Тем не менее, ровно через год спиритические способности вернулись к нему, причем с удвоенной силой. С того времени Хоум если и оставался католиком, то только номинально, и после второго брака (обе его жены были русскими) он оказался под сенью православия, по православному обряду он и был похоронен на кладбище Сен-Жермен{250} в 1886 году. «Иному – различение духов» (I Кор., XII, 10) гласит краткая надпись на его могиле, и это означает, что мир еще услышит о Дэниеле Дангласе Хоуме.

Если кому-то требуется доказательство того, что Хоум прожил честную жизнь, то лучше всего об этом говорит тот факт, что его многочисленные враги, которым очень хотелось отыскать хоть какой-то повод для критики, так и не смогли найти в его карьере ничего, кроме одного совершенно невинного эпизода, известного как «дело Лайон против Хоума». Любой объективный судья, ознакомившись с показаниями по этому делу (во второй части «Происшествий моей жизни» они приведены дословно), согласится, что Хоум заслуживал не обвинения, а жалости. Лучшим свидетельством благородства его характера является то, как он вел себя с этой неприятной и неуравновешенной женщиной, которая сначала настояла на том, чтобы он принял от нее значительную сумму, а потом, поддавшись очередному капризу и поняв, что в высший свет с его помощью ей не попасть, пошла на самые недостойные действия, чтобы вернуть их.

Не возникает сомнения, что, попроси она об этом Хоума напрямую, он из чувства деликатности вернул бы эти деньги, несмотря на то что все это дело было связано для него с большими хлопотами и издержками, которые даже повлекли за собой изменение фамилии на Хоум-Лайон, поскольку эта женщина высказала желание, чтобы он стал ее приемным сыном. Однако требование было высказано в такой форме, что выполнить его означало для Хоума признать, что, принимая такой дар, он поступал нечестно. Если внимательно изучить оригинальные документы процесса (что, похоже, мало кто из высказывавшихся об этом деле удосужился сделать), вы увидите, что сам Хоум, его поверенный С. К. Холл и его адвокат мистер Вилкинсон в свое время просили женщину ограничить свою неразумную щедрость (которая вскоре обернулась еще более неразумной недоброжелательностью). Она была решительно настроена на то, чтобы Хоум принял деньги и стал ее наследником. Но мир не знал более бескорыстного человека, чем Хоум, он снова и снова умолял ее подумать о собственных родственниках, на что она неизменно отвечала, что личными деньгами вправе распоряжаться по своему усмотрению и что никто из родных от денег не зависит. С того дня, когда он согласился принять ее предложение, Хоум стал вести себя, как и подобает почтительному сыну, и глупо предполагать, что эта коварная женщина могла ожидать какого-то иного к себе отношения. Во всяком случае, она скоро устала от свой причуды и потребовала вернуть деньги на том основании (которое покажется просто диким любому, кто прочитает документы и сопоставит даты), что на этот шаг ее подтолкнули спиритические послания, полученные ею через Хоума. Дело рассматривалось в канцлерском суде, и судья неоднократно ссылался на «бесчисленные ложные заявления миссис Лайон по многим важным вопросам …, сделанные под присягой заявления, которые в немалой степени затруднили работу суда и подорвали доверие к показаниям истицы». Несмотря на этот едкий комментарий и вопреки обычному здравому смыслу, суд вынес вердикт не в пользу Хоума на том основании, что британское правосудие в подобных случаях с бóльшим недоверием относится к показаниям ответчика, и опровержение считается невозможным, если происходит столкновение двух противоположных заявлений. Даже злейшие враги этого удивительного человека не смогли не признать как доказательство абсолютной честности и искренности Хоума в этом самом злополучном эпизоде его жизни тот факт, что он оставил деньги в Англии, а не перевел их куда-нибудь за границу, откуда их невозможно было бы вернуть. Вот то, что в рамках короткого очерка можно рассказать о странной судьбе молодого человека, которого мы встретили в ливерпульском порту. Тогда ему было двадцать два. Умер Хоум на пятьдесят третьем году жизни, и все эти тридцать лет он обеими руками сеял зерна истинной веры. Многие из них затерялись между камней, многие попали на бесплодную почву, но было много и таких, которые укоренились и дали такие всходы, пожинать плоды которых будет еще не одно поколение наших потомков.

XIII

Между полами завесы

Независимо от того, принадлежит ли читатель к тому большинству, которое с недоверием относится к данному вопросу, или же входит в растущие ряды меньшинства, которое принимает очевидные доказательства, ему будет интересно узнать о тех обстоятельствах, в которых проходило развитие всего спиритического движения. Человек образованный знает, что его зарождению предшествовал долгий подготовительный период. Он начался со Сведенборга и Месмера и закончился Эндрю Джексоном Дейвисом, получившим прозвище Провидец из Покипси, который в юном возрасте, не имея образования, записал и надиктовал одно из самых глубоких и всеобъемлющих толкований общих законов мироздания, когда-либо изложенное в словах. Не заостряя внимания на этом, мы начнем рассказ с событий, произошедших в Гайдсвилле, и опишем малоизвестные факты становления молодого движения, на пути которого великие взлеты чередовались с временными падениями.