Артур Конан Дойл - Истории, рассказанные у камина (сборник)

Его семья состояла из закоснелых кальвинистов-баптистов{167}, и уже в ранней молодости Харрис высказывал несогласие с их прокисшими доктринами и принимал более широкое и доброжелательное учение универсалистов{168}. Один офицер рассказывал мне, как однажды, когда он поинтересовался, какой веры придерживается один из новобранцев, сержант ответил ему: «Он говорит, что он христадельфианин{169}, да только мне кажется, что это почти тот же самое, что язычник». Возможно, в те дни строгих догм точно так же воспринимали и универсалистов. Но Харрис, пока не начал выдвигать собственные постулаты, был от природы яростным противником всех догм. В двадцать лет он сменил веру. Известно, что в то же время ему явился образ его покойной матушки и сказал: «Дорогой сынок, бедный мой сынок, ты должен помнить, что Господь является отцом всех людей и что каждый человек – твой брат».

Он был превосходным проповедником, и вскоре имя его стало знаменитым, но идеи его нового учения были довольно туманны, и это заставило его обратиться к поиску того, что могло бы послужить убедительным доказательством для его последователей. В поисках подобного доказательства он обращается к спиритуализму и, чтобы лучше разобраться в его сущности, едет к Эндрю Джексону Дейвису{170}, который после того как подвергся нескольким сеансам гипноза, сам стал медиумом. Встреча и общение этих двух людей, несомненно, было значимым событием, поскольку, несмотря на различие во взглядах, оба они были действительно выдающимися личностями, и каждый из них занял свою нишу в развитии религии. Тогда Харрису было двадцать четыре, а Дейвису двадцать, но это были воистину незаурядные молодые люди. Дейвис посвятил Харриса в тайны общения с духами, и на какое-то время Харрис превращается в страстного проповедника идей спиритуализма. Однако после того, как Дейвис становится участником нескольких пикантных историй, которые он описал в своем «Волшебном посохе», Харрис, который, судя по всему, питал большее уважение к институту брака, разочаровался в своем товарище и из защитника превратился в столь же яростного противника спиритуалистического движения. Подобное отношение кажется в высшей степени нелогичным, поскольку любые заслуживающие порицания поступки кого-либо из сторонников той или иной веры не могут опровергнуть истинность фактов, на которых строится сама вера. Равнозначно было бы отвергнуть христианство ради того, чтобы осудить Иуду. Но факт остается фактом, после этого Харрис уже никогда не выступал с позиций спиритуализма и отвергал все, что когда-то поддерживал. Любому, кто знаком с истинными принципами этого учения, должно быть совершенно ясно, что он так и не смог понять их истинный смысл, посчитав искусственный гипноз основной частью медиумизма. Его главным доводом было то, что, как ему казалось, во время спиритических сеансов происходит общение со злыми духами. Но ведь и среди людей встречается множество недобрых личностей, и каждый сам решает, с кем ему общаться. Найти более достойных партнеров не так уж сложно. Эту великую истину Харрис не захотел понять, и с тех пор жизнь его потекла по своему руслу. Он утратил связь со всеми философскими системами, истинные ценности которых поддаются вразумительному объяснению, хоть они и оказали сильное влияние на небольшой кружок его последователей.

Он все еще продолжал служить в одной из церквей Нью-Йорка, прихожанам которой (в их числе был и Хорас Грили), наверное, было очень нелегко поспевать за духовными превращениями своего пастора и понимать их. Церковь эта называлась Независимая христианская церковь и считалась универсалистской. Харрис говорил, что проповеди, которые он произносил там, были получены им в результате того, что спиритуалисты сейчас называют автоматическим письмом, и что целью и результатом их было искупление грехов беспризорных детей. Подобное признание очень похоже на попытку как-то оправдать свой отказ от спиритического мировоззрения. В это время он участвует в создании колонии под названием Горная пещерная ассоциация, которая была распущена после недолгого и не слишком праведного существования. Для Харриса это был первый опыт жизни в коммуне, который, несомненно, в значительной степени предопределил его дальнейшую жизнь.

Тогда же, примерно в 1850 году, Харрис, по его собственному утверждению, получил прямое откровение от великого ангело-человека, который направил его мысли в особый канал. Сходные видения были у Сведенборга и у Смита, основателя мормонизма{171}. Нечто подобное испытал и Дейвис в горах вблизи Покипси{172}. Принимая во внимание близкое знакомство с последним, нельзя с уверенностью сказать, что видение Харриса не было вызвано его подсознанием, в котором хранились воспоминания и впечатления от того, что он слышал о явлении, виденном Дейвисом. Первым плодом этого события стала длинная поэма в 6000 строк, которую он сочинил за две недели, потратив в общей сложности двадцать семь рабочих часов. Чтобы закрыть этот вопрос, можно сказать, что благодаря этой поэме и многочисленным последующим стихотворениям (которых было столько, что его, пожалуй, можно назвать одним из самых плодовитых поэтов в мире) Харрис показал себя настоящим и блестящим поэтом. Лоренс Олифант ставит его на первое место. Я не хочу быть таким категоричным, но считаю, что он действительно достоин занимать очень высокое место на поэтическом олимпе. Местами строгой простотой фраз он напоминает Блейка{173}, а местами высокой духовностью доходит до уровня Шелли{174}. В качестве примера первого утверждения могу привести следующий пример:

Что же касается второго, то достаточно прочитать любую строчку из его последующих произведений, чтобы понять, что я имею в виду. Похоже, лиризм был вообще свойствен его обычной речи, что до некоторой степени объясняет характерные для его произведений ритмику и торжественность. Одна женщина, которая знала его в тот период, писала о нем:

«В Ютике он вечерами заходил в мою гостиную, усаживался на стул (высокий стул, на котором он мог сидеть, ритмично раскачивая ногами) и начинал сочинять стихотворения … Изысканные мысли, высказанные изысканными словами. У меня сохранились самые прекрасные воспоминания о тех часах. Внешне он тогда не производил впечатления, был слишком худым, даже, можно сказать, тощим, но у него были очень умные глаза и редкий по красоте, приятый голос. Слушать, как он читает свои поэмы, было так же восхитительно, как смотреть на закат или восход солнца. Внутренне мы ощущаем, что они прекрасны, но запомнить их не можем».

Последнее предложение мне кажется очень удачной оценкой. Точно подмечено и четко сформулировано. Причина этого заключается в том, что это слишком трансцендентные и отвлеченные материи. Когда Теннисон{175} рассуждает о глубинных смыслах жизни, ты ощущаешь себя человеком, живущим среди людей. Харрис же постоянно словно парит в воздухе. Не существует такого якоря, которым можно было бы удержать его среди повседневных житейских забот. Поэтому, когда начинаешь читать его произведения, как отмечает леди, ощущаешь восторг от легкости стиля и благородства мысли, но потом понимаешь, что на полках памяти от этого не откладывается почти ничего.

Потом настал тот день, когда Харрису пришла пора проложить свой собственный путь в неизведанное, и путь этот был слишком туманен и сложен, чтобы описать его… тем более повторить. В этом есть как практическая сторона, так и теоретическая или догматическая. Практическая сторона этой системы заключена в утверждении, что при помощи некой дыхательной системы можно достичь определенных психических результатов и раскрыть мозг для восприятия божественного. Нужно иметь в виду, что подобные упражнения диафрагмы{176} или солнечного сплетения – поскольку указывается, что именно они подвергаются физическому воздействию – сопровождаются ментальными{177} или спиритическими усилиями, иначе можно добиться не бóльших результатов, чем при стоянии на голове. С другой стороны, можно предположить, что, если было произведено ментальное и спиритическое усилие, прогресс будет автоматическим и независимым от физического напряжения. Как бы то ни было, теория именно такова, как я ее обрисовал, и есть другие свидетели, такие как мистер Катберт, утверждающие, что сами прошли через начальную степень просветления, которая достигается таким путем. Говорят, что в этом дыхательном упражнении есть семь ступеней, каждая из которых достигается путем долгих и несомненно болезненных усилий. Никто, кроме самого Харриса, еще никогда не достигал седьмого уровня, хотя его последователи, включая всех его жен (их у него было три), находились на разных ступенях лестницы. Тот факт, что Харрис сам прошел все семь уровней, был основой для притязаний, которые должны были поразить, если не убедить общественность, поскольку с полной серьезностью утверждалось, что до него подобное удавалось только Христу. Впрочем, сам процесс, должно быть, остался не замеченным апостолами, поскольку ни в одном Евангелии он не упоминается, и даже Павел, который приводит такой полный список его спиритических способностей, об этом умалчивает.

И в то же время нельзя отрицать, что существует достаточно большое количество доказательств того, что с помощью определенного контроля дыхания можно достичь некоторого возбужденного умственного состояния. В случае Сведенборга, чем поверхностнее у него дыхание, тем духовнее образ его мыслей. Каталептики{178} как будто вообще не дышат, из-за чего иногда даже становятся жервами преждевременных похорон, но, похоже, в таком состоянии дух их находится в состоянии высшей степени свободы. Индусы свели это все в определенную систему, которая дает им неоспоримые результаты{179}. Я помню, как в Новой Зеландии в Кентербери встречался с людьми, которые практиковали эту систему и уверяли меня, что это не так уж безопасно, поскольку во время такого сеанса освобожденная душа оставляет свой дом пустым и в него в это время может вселиться посторонний жилец. Как бы то ни было, общая идея Харриса находит своих сторонников, хотя я не знаю никаких доказательств того, что подобные физиологические эксперименты обязательно должны сопровождаться высокой духовностью. Насколько мне известно, лишь эта дыхательная гимнастика является объективной частью философии Харриса.