Артур Конан Дойл - Истории, рассказанные у камина (сборник)

Но вот, наконец, мы добрались до одной из загадок, имеющих непосредственное отношение к тому определению спиритического закона, которое столь желанно. Совершенно очевидно, что существует некий непреложный закон, по которому, несмотря на обладание огромной силой, ни одно привидение для достижения своих личных целей не может ничего разрушить или причинить кому-либо вред. Казалось бы, сломанные гробы противоречат этому утверждению, но это не было целью, а произошло случайно, из-за падения с высоты предметов большого веса. Приведу для подтверждения следующий произошедший в действительности случай.

Один мой близкий друг, католический священник, в чьей правдивости ни на секунду не сомневался никто из тех, кто был с ним знаком, в лечебных целях был отослан на отдых в одинокий дом на берегу моря, который часто использовался другими священниками для той же цели. Кроме старухи экономки и нескольких редких гостей, он не виделся ни с кем. Через несколько дней вынужденного затворничества священник стал слышать в доме странные звуки, которые постепенно достигли такой силы, что, по его описанию, «стало казаться, будто в комнате внизу фыркает и лязгает паровой двигатель». Никаких видимых проявлений не наблюдалось, но звуки повторялись постоянно, и даже двое из его гостей слышали их так же отчетливо, как и мой друг. Сам священник больше других людей открыт для восприятия проявлений психической природы, и той ночью он увидел сон или видение, которое запомнилось ему до того ясно, что он решил принять его за основу дальнейших своих действий. Утром он спустился и спросил у старухи, нет ли в доме неиспользуемого помещения в подвале. Она ответила, что есть. Отправившись туда, он понял, что уже видел во сне эту маленькую пыльную комнатку с паутиной на стенах и кучами старых богословских книг по углам. Он сразу же направился к одной из этих куч, взял книгу, повторяя свои действия во сне, открыл ее, достал из нее исписанный лист бумаги, убедился, что содержание его совпадает с тем, что было ему явлено, и отнес его на кухню, где бросил в камин. Этот листок был черновиком исповеди одного из чересчур педантичных или чересчур усердных бывших жильцов дома, который составил до того подробный список своих неблаговидных дел, что выносить его на общественное рассмотрение было бы нежелательно. Можно предположить, что вскоре после этого он умер и с тех пор очень переживал по поводу того, чтобы эта бумага не попала в чьи-нибудь руки, и таким образом добился того, чтобы она была уничтожена. После этого уже ничто не нарушало спокойствия в том доме.

Эта история подлинная, и ни один честный, но настроенный скептически исследователь не объяснит ее никакими хитроумными измышлениями. Если подсознательное знание моего друга могло подсказать ему, где находилась бумага, оно, конечно же, не могло произвести тот шум, который насторожил его. Все это происшествие нужно изучать как факт, как уже упомянутый выше зоолог изучает шкуру редкого животного. Чтобы сотрясать дом, несчастный призрак, очевидно, мог черпать силу либо от старой экономки, либо, что более вероятно, от молодого и имеющего духовную предрасположенность священника, но при этом, обладая такой энергией, он не мог разрушить хрупкий лист бумаги и был вынужден использовать для этого посредника. Это неоспоримое и важное заключение. Все подлинные рассказы о призраках, которые не могут покинуть наш мир из-за материальных предметов, таких как спрятанные сокровища, потерянные документы и так далее, попадают в эту категорию, и на вопрос «почему они не могут сами навести порядок?» есть только один ответ: «у них нет для этого силы, это противоречит закону».

Я считаю, что смысл всех этих разнообразных случаев не в том, чтобы дать нам лишний повод поговорить. Это тот материал, из которого будет сплетен новый спиритический покров, куда необходимо облачить современный мир. Мы живем в эпоху, которая давно дожидалась знамения, но, когда знамение это было явлено, не увидела его. Я не могу понять, каким должен быть образ мыслей тех людей, которые придают исключительную важность доказательствам выживания, описанным в Библии, и в то же время отказываются замечать точно такие же вещи, когда они происходят на наших глазах. Я полагаю, что большинство случаев, описанных в священных книгах, там, где смысл их не был искажен ошибками, или вольностью переводчиков, или прямым вымыслом, можно назвать прямым доказательством существования загробного мира, но ни один честный человек не станет утверждать, что по степени достоверности они хоть на каплю превосходят современные нам психические откровения о том, что ожидает душу по ту сторону. Ведь сейчас свидетели исчисляются тысячами, среди них есть и самые уважаемые люди, в искренности которых нет повода сомневаться. К тому же многие из них сами описывали то, происходившее именно с ними, что отметает все сомнения. Современная Британия не опровергает, а подтверждает древнюю Иудею. Но мы живем в более научный век и хотим понимать «как» и «почему». Эти вопросы, при наличии такого огромного количества свидетельств, уже не находятся за пределами нашего понимания. В этой статье я попытался обозначить два четко выраженных закона: первый – это то, что испарения, исходившие из человеческого тела, являются основой для физического проявления потусторонних сил, и второй – это то, что существует строгая ограниченность психической силы, которая не отрицает шумы и другие нарушения покоя, но делает невозможным разрушение или насилие.

Возможность издавать шумы и производить беспорядок действительно может стать причиной больших несчастий для тех, кто с этим сталкивается, вплоть до психического расстройства. Можно вспомнить известный случай, произошедший с мисс Клавьон, знаменитой французской актрисой, которая отвергла авансы молодого бретонского{106} поклонника, пытавшегося добиться ее расположения. Через два года он умер с проклятиями в адрес мисс Клавьон на устах. И обещание преследовать ее даже после своей смерти он сдержал, доказав тем самым мудрость ее отказа. Это гонение приняло форму громких криков, которые звучали, когда она бывала в компании, и крики эти были такими жуткими, что некоторые из присутствовавших даже лишались чувств. Впоследствии крики эти сменились звуком мушкетного выстрела, который раз в день раздавался за определенным окном ее дома. Феномен продолжался девяносто дней и, как и крики, был тщательно расследован парижской полицией, которая для слежки за домом расставила на улицах тайных шпионов в не увенчавшейся успехом попытке найти рациональное объяснение происходящему. Наконец через два года эта бесчеловечная травля прекратилась в точном соответствии с предсказанием бретонца, который, умирая, пообещал мучить ее столько же, сколько мучила его она. Он своего достиг, но, как и любая месть, его действия были обоюдоострым ножом, который, возможно, ему причинил вреда больше, чем его жертве.

Более оправданное преследование, хотя и не менее мучительное, подробно описано миссис Картер Холл, писательницей, которая в молодости сама была свидетелем этого происшествия. В этом случае один молодой офицер нанес самую страшную из всех ран прекрасной юной девушке, которая после этого умерла. Начавшееся вслед за этим преследование исходило не от ее нежной души, но от кого-то, кто любил ее и хотел отомстить за причиненное ей зло, и проявилось оно в самой жестокой форме. Подробности можно найти в книге мистера Дейла Оуэна «Шаги», которая написана с таким вниманием к деталям, и дополнена такими мудрыми выводами, что вполне может называться классическим исследованием. Несчастного офицера всюду, где бы он ни оказался, преследовали такие шумы и другие неприятные явления, что в конце концов не осталось ни одной хозяйки, которая согласилась бы сдавать ему комнаты. Впав в отчаяние, он метался от дома к дому, то моля небеса о прощении, то проклиная своего невидимого врага. С ним рядом отказывались находиться даже собаки. Даже родственники боялись его присутствия, из-за чего ему пришлось уехать из собственного дома, чтобы не довести до сумасшествия мать и сестру. «Тяжело переносить такое наказание, – сказал он в разговоре с миссис Картер Холл, – но, наверное, я заслужил его». Возможно, после этого признания судьба его изменилась к лучшему.

Время от времени через медиумов к нам попадают послания, которые приписываются людям, получившим известность. Обычные критики, как правило, отвергают их, основываясь на общем предположении, что такого просто не может быть, и все это полная ерунда, тем самым привнося такое же отношение к отдельным случаям, которые либо рассматриваются поверхностно, либо вовсе остаются без внимания. Однако те из нас, кто знают наверняка, что многие из психических проявлений подобного рода действительно исходили от тех, кому они приписывались, склонны более серьезно воспринимать эти сочинения и с большим вниманием судить о том, в какой степени приписываемое авторство является истинным или ложным. Я не побоюсь предположить, что беспристрастный критик, взявшись за рассмотрение этого дела под таким углом, будет немало удивлен результатами.

Для начала следует сказать, что, если утверждения медиумов соответствуют действительности, и если все происходит именно так, как они говорят, то нужно признать, что посмертные письмена являются второстепенными по отношению к прижизненным работам авторов. Во-первых, замысел автора проходит через фильтр в виде мозга медиума, который зачастую может неверно истолковать или недопонять воспринятое. Я заметил, что даже пишущая машинка, которой управляю я сам, заставляет меня чувствовать себя неуверенно и подумывать о том, насколько мне было бы тяжелее, если бы вместо нее я имел дело с непостоянной человеческой машиной. Во-вторых, писатель попадает в новый мир, полный новых чувств, в котором от земной жизни его отделяет сильнейшее по ощущениям воспоминание о смерти и разложении физического тела. Это тоже может в немалой степени отразиться на его стиле и манере излагать свои мысли. Самое большее, что мы можем ожидать, – это нечто, очень напоминающее умершего писателя. Конечно же, это может оказаться плодом подражания, и нам стоит все время думать о том, заслуживает ли каждый конкретный медиум доверия, и вообще способен ли он на такое. Если медиум этот никогда раньше не проявлял редкого дара литературного подражания, если не имеет опыта сочинительства, и если есть другие, внутренние доказательства подлинности личности автора, то такой случай заслуживает большего доверия. Ни при каких обстоятельствах суждение не может быть окончательным, но если можно приобщить еще несколько убедительных случаев, то это в значительной степени усилит уверенность в подлинности.