— Ты что, не видел ветку? — возмущенно воскликнула Памела. — Почему ты меня не предупредил?

— Я хотел, — радостно ответил я. — Но ты же сама велела мне молчать. Разве ты не помнишь?

— Я старалась помочь тебе грести, а ты! — выпалила она.

— Хороша помощь, — огрызнулся я. — «Бросай шест»!

Памела невольно хихикнула.

— Видел бы ты, какое у тебя было лицо за секунду до того, как ты упал в воду!

— Наверное, такое же, как и у тебя! — холодно парировал я.

Памела расстегнула слаксы и медленно спустила их со своих босых ног. Потом, выпрямившись, принялась стягивать мокрый свитер. Она задрала голову, пытаясь высвободить ее из тесного воротника, и голая грудь ее поднялась вверх, а затем опустилась, когда Памела, наконец, сняла свитер и бросила его на траву. Оставшись в одних узеньких черных трусиках, она сняла и их и повесила сушиться на ближайший куст. Томным движением Памела провела руками по своим мокрым блестящим бокам.

— Придется ждать, пока не высохнет одежда. — Она посмотрела на меня и капризно выпятила нижнюю губку. — А ты чего ждешь? — властно спросила она. — Только не говори, что стесняешься меня. После вчерашней ночи ты меня уже ничем не удивишь.

Возразить мне было нечего; так что я тоже разделся и аккуратно развесил свою одежду по кустам, чтобы ее высушило солнце. Памела легла в высокую траву, заложив руки за голову.

— Как хорошо, — промурлыкала она, — я так люблю, когда солнечные лучи ласкают кожу. Они пробуждают во мне дремлющие желания…

Я сел рядом с ней, чувствуя, как теплые солнечные лучи согревают мою кожу. Я взглянул на Памелу и увидел, что на волосиках ее лобка сверкают капельки речной воды. На противоположном берегу реки, насколько хватало глаз, расстилался настоящий пасторальный пейзаж — пологие склоны холмов, поросшие зеленой травой и редкими, живописно разбросанными деревьями, а вдалеке мирно лежащая корова, блаженно жующая свою жвачку.

— Ты думаешь, крики доносились отсюда? — спросил я Памелу.

— Думаю, отсюда, — лениво обронила она. — Площадь острова — всего три акра. Ты же сам знаешь, что он маленький.

— Я вижу, что на том берегу реки расстилаются поля… — заметил я.

— Да, ближайшая ферма находится на расстоянии целой мили отсюда. Местные жители селятся так, чтобы не видеть ни болот, ни острова.

— А кто-нибудь еще говорил тогда утром, что слышал крики?

— Кроме меня, в доме были только Труди и Мара, и ни одна из них ничего мне не сказала. — Памела с наслаждением зевнула и, протянув руку, взяла мою. — Знаешь, Ларри, мне кажется, дремлющие желания проснулись… — Она сонно улыбнулась. — Виновато солнце — оно меня всегда возбуждает… — Памела медленно провела моей рукой по своему бедру, а потом начала водить ею вверх и вниз по гладкой коже своего живота, и волосики на ее лобке от этого слегка приподнялись. Памела потянула мою руку вниз, и мои пальцы обхватили волосистый холмик и слегка сжали его. Памела не отпускала мою кисть, но мои пальцы уже непроизвольно ласкали ее лобок, и я ощущал, как губы, набухая, становятся горячими и влажными. Я слышал учащенное дыхание Памелы — она повернулась ко мне лицом и взяла в руку мой набухающий пенис; свободной рукой я принялся ласкать ее грудь, а ее пальцы стали сжимать и поглаживать мой член.

Мы занялись любовью прямо в высокой траве. Памела согнула колени и сжала ими мои бока. Сейчас не было той жгучей страсти, которая вчера доводила нас до изнеможения, нет, наши движения были неспешны и полны неги. Тела наши двигались в едином ритме; солнечные лучи немилосердно жгли спину. Мы оба устали от бурных ласк вчерашней ночи и, предавшись ленивой любви, закончили довольно спокойно.

Несколько минут мы отдыхали в объятиях друг друга. Наконец я отодвинулся от Памелы и встал. Надо было заняться делом.

— Пойду-ка посмотрю окрестности, — сказал я, отойдя от Памелы. Она промычала в ответ что-то нечленораздельное, но я не смог разобрать что.

Я двинулся в глубь острова. Трава хлестала меня по босым ногам; солнце нещадно палило, светя мне в спину. Я поднялся на вершину невысокого холма и очутился в густых зарослях деревьев. Через некоторое время я вышел на небольшую полянку; но по пути туда я несколько раз останавливался, чтобы вытащить из босых ног колючки, отчего у меня пропало всякое желание осматривать остров дальше. Поэтому я повернул назад и двинулся в ту сторону, где оставил Памелу.

Однако вскоре я понял, что заблудился. Выйдя из лесочка, я увидел, что оказался совсем в другом конце острова, поскольку на другом берегу тянулись не зеленые поля, а сырые болота. Я вспомнил, что площадь острова не больше трех акров, так что если я пойду вдоль берега, то непременно доберусь до Памелы. Впрочем, легко сказать — идти вдоль берега, — на самом деле это было совсем не простое дело! В некоторых местах берег круто обрывался в реку, а высота обрыва, поросшего колючим кустарником, была не менее восьми — десяти футов. В опасных местах я решил не удаляться в глубь острова, а обходить обрывистые берега по воде.

Увы, суровая действительность разбила в пух и прах мои намерения. Пытаясь обойти один обрыв, я зашел в воду, но скоро понял, что здесь препятствий ничуть не меньше, чем на берегу. Дно реки было покрыто толстым слоем ила и тины, в которых то и дело попадались упавшие ветви деревьев, какие-то длинные металлические предметы и всякий мусор, прикосновение которого вызывало неприятные ощущения. Выбраться на берег я уже не мог, ибо для этого нужно было подпрыгнуть футов на десять вверх и ухватиться за нависший над обрывом куст. Я решил, что надо продолжать идти вперед, и изо всех сил старался не думать, что там хлюпает у меня под ногами и что под ними скользит? Внезапно одной ногой я задел какой-то крупный предмет, а второй наступил на него. Непонятный предмет подо мной повернулся, и я чуть было не упал. Я тут же представил себе, что наткнулся на какое-то отвратительное подводное чудовище, которое спало здесь две тысячи лет и вдруг пробудилось из-за моего непрошеного вторжения.

Я отпрянул назад, что на глубине пяти футов оказалось совсем не простым делом. Прямо передо мной со дна заструились пузырьки воздуха, а за ними медленно всплыл один конец полого бревна, покрытого зеленой тиной. Увидев его, я немного успокоился, и тут на поверхности появились белые пальцы. Я разинул рот, но крик застрял в горле, скованном спазмой ужаса. За пальцами показалась рука, а потом и тело, все всплывало частями, и вот на воде уже покачивался утопленник.

Делать было нечего — я взял его за холодную безжизненную руку и пошел вперед, таща труп за собой. Наконец я добрался до того места, где берег полого спускался к реке, и вытащил находку на сушу. Перевернув утопленника, я сразу узнал его. Это был тот самый человек, которого я нашел на болотах вчерашней ночью, с огромной зияющей дырой на шее. Мужчина — при жизни — был в расцвете физической силы, шести футов росту и весом никак не меньше двухсот фунтов. У него были густые рыжие волосы, а черты лица так сильно искажены и покрыты тиной, что вряд ли кто-то сумел бы его опознать. От одного взгляда на него меня чуть не вырвало.

Несколько минут спустя я нашел Памелу, которая по-прежнему лежала с закрытыми глазами, нежась на солнце. Я натянул брюки и рубашку; они не успели еще высохнуть, но сейчас это мало волновало меня.

— Ну что, видел ли ты нимф, преследуемых сатирами, и русалок, завлекающих неосторожных мужчин в воду? — лениво спросила Памела.

— Ты знаешь крупного мужчину ростом шесть футов, с мощными мышцами и густыми рыжими волосами? — хрипло спросил я.

— Чарльз Уоррен. — Памела приоткрыла один глаз и без особого интереса спросила: — Значит, он вернулся?

— Можно сказать и так, — пробормотал я.

Глава 6

— Ты можешь хоть ненадолго перестать пить? — с мольбой в голосе обратился я к Борису. — В любую минуту в нашу комнату может войти Креспин, который надеется, что два ученых-парапсихолога побеседуют с ним и объяснят, что тут, на острове, вытворяют демоны, а ты только и делаешь, что пьешь!

— Поэтому-то я и пью, товарищ! — Борис крепко прижал миксер к груди. — Откровенно говоря, мне и так страшно с ним встречаться, а уж встречаться в трезвом виде — и подавно.

— Как мне все надоело! — воскликнул я. — Сначала я наступаю ногой на тело Уоррена в реке, а потом вынужден еще отвечать на идиотские вопросы полиции!

— Ты делаешь из мухи слона, — беспечно заметил Борис. — Сказал бы инспектору правду, и дело с концом!

В том-то и дело, что я не знал, какую долю правды я мог открыть инспектору? Обдумав этот вопрос, я принял решение не говорить, что вчера ночью я видел это же мертвое тело на болотах, иначе бы мне пришлось рассказать о гигантской летучей мыши, и тогда, я думаю, инспектору оставалось бы сделать одно из двух — либо задержать меня за то, что я не сообщил властям о найденном трупе, либо надеть на меня смирительную рубашку и отправить в ближайшую психушку.

— Может быть, после случая с Уорреном Труди Ламберт откажется от затворничества и, вернувшись в мир, снимется в нашем фильме. — Борис так увлекся этой мыслью, что налил себе выпить, не заметив, что в его стакане еще оставался мартини.

В дверь мягко постучали, и в комнату вошел Креспин. Лицо его выглядело изможденным, а веки нервно подергивались, и он явно не мог ни на чем сосредоточить свой взгляд больше чем на секунду.

— Я благодарен вам, джентльмены, за то, что вы столь великодушно согласились сотрудничать со мной, — низким голосом произнес он. — Вам нетрудно понять, что значит переложить хотя бы часть своей тяжелой ноши на чужие плечи, особенно сейчас, после смерти Уоррена!

— Садитесь, мистер Креспин, — вежливо предложил я.

— Спасибо. — Он опустился на ближайший стул и на мгновение закрыл глаза. — Позвольте мне для начала рассказать вам историю острова. Более двух столетий здесь располагался островной монастырь, построенный еще в двенадцатом веке. В середине четырнадцатого века монахи так погрязли в распутстве и так открыто поклонялись демону, что местные жители взбунтовались и взяли монастырь приступом. Они убили почти всех монахов, а те, кому удалось спастись, разбежались кто куда. Крестьяне голыми руками разобрали монастырь — до последней кладки, до последнего камня. Это исторические факты. Однако есть и легенда. Согласно местному поверью, которое бытует до сих пор, демон так сильно разгневался на людей за то, что они уничтожили его поклонников, что поклялся не допускать на остров людей, кроме тех, кто станет платить ему дань. Существует много рассказов о тех, кто в течение веков пытался поселиться здесь, но всех их ждала одинаковая смерть — как будто огромная когтистая лапа разрывала им горло.