Имея перед собой письменный стол для прикрытия, мне было совсем несложно выхватить тридцать восьмой из поясной кобуры. Я приподнял над столом правую руку и нацелил револьвер ему в грудь. Его руки моментально замерли в воздухе, а глаза снова широко раскрылись. Во внезапно наступившей тишине особенно громко прозвучал щелчок, когда я взвел курок.

— Мне известно, кто вы такой, Габриель, — заговорил я вкрадчивым голосом. — Принимая во внимание ту поддержку, которую я получу, когда секретарь шерифа сообщит на суде, как обстояли дела, самое худшее, что я получу за ваше убийство, будет медаль. Так что не торопите события, а? Откровенно говоря, мне уже довольно трудно устоять перед искушением…

Он опустил руки по швам и поспешно отошел от стола: на его физиономии застыла нелепая гримаса. Черные глаза поблескивали, пока он с минуту придирчиво вглядывался в мое лицо. По всей вероятности, он старался хорошенько запомнить его на будущее.

— Не горячитесь, лейтенант, — пробормотал он почти миролюбиво. — Я и в самом деле был излишне возбужден. Это федеральное преступление?

— Но оно вполне обосновано, Гейб, — убедительно произнес парень с интеллигентным голосом, — у него имелись на то веские причины. Думаю, ты должен все объяснить лейтенанту.

— Да, Гейб, — затараторила девушка почему-то торжествующим тоном. — Скажи ему!

Мартинелли теперь выглядел окончательно расслабившимся. Я положил револьвер на стол и впервые внимательно посмотрел на двух других незваных гостей. Девица была очень молоденькой брюнеткой, самое большее лет двадцати. У нее было смазливое, но весьма глуповатое личико. Ее приятно округлые формы были подчеркнуты узким черным атласным платьем, которое вместе с ниткой крупного жемчуга вокруг шеи казалось неуместным в половине десятого утра. Может быть, у нее очень поздно заканчивалось ночное время, подумал я, либо, наоборот, с раннего утра она готовилась к важному свиданию. Впрочем, меня это совершенно не интересовало: рядом с таким субъектом, как Мартинелли, она ни для кого не могла представлять загадки.

Человек по имени Эд, обладатель интеллигентного голоса, как-то не вписывался в эту картину. Невысокий толстяк с седеющим венчиком волос, обрамляющим блестящую лысину, облаченный в неприглядный костюм из магазина готового платья братьев Брукс, под стать будничному выражению его физиономии. Но в нем что-то казалось не так, что-то беспокоило меня, потому что лицо выпадало из общей картины. Я еще и еще раз оглядел его, придирчиво всматриваясь решительно во все. И тут до меня дошло. Его глаза! Зрачки были затянуты белыми непрозрачными пленками. Я понял, что Эд был слеп.

— Итак, я скажу вам, лейтенант… — Теперь Мартинелли понизил голос до шепота. Его кулак опустился на фотографию в газете с неожиданной силой. — Этот снимок… Лицо на нем принадлежит моему младшему брату Тино Мартинелли!

— Вы это слышите? — заверещала девица. — Тино!

— Его младший брат, — замогильным шепотом произнес слепец, — умер пять лет назад, и только сейчас Габриель может оплакать свою потерю.

— Это недопустимо! — вновь завопила девица. — Должен существовать закон…

— Мы над этим работаем, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Однако, мадемуазель, существует городское постановление, дающее право надевать намордник на молодых особ, которые все время перебивают взрослых.

Глаза у нее широко раскрылись, она растерянно прижала ладонь к губам. Я посмотрел в темные глаза Мартинелли и подумал, что этот тип мог бы умереть куда раньше своего младшего брата.

— Если я спрошу вас кое о чем, уверены ли вы, — медленно заговорил я, — что мой вопрос не покажется вам глупым?

— Вы думаете, я не знаю своего родного брата? — яростно воскликнул он. — За все эти пять лет ни единого слова! Я потратил кучу денег, пытаясь найти его следы по всей стране! Но, признаться, никогда не терял надежды, что в один прекрасный день он вдруг откуда-то явится, только это было пустой мечтой. Все это время он был мертв.

— Существует способ лишний раз удостовериться, — сказал я. — Мы можем проехать в морг.

— Так почему мы этого не делаем? — спросил он бесцветным голосом.

Я сунул револьвер в кобуру и поднялся с места.

— Машину и водителя мы найдем здесь, — пояснил я, направляясь к двери. — Девушку вы можете оставить с мисс Джексон. Она позаботится о ней в наше отсутствие.

— Я здесь не останусь! — занервничала девица. — Куда едет Гейб, туда и я. Ведь все должно обстоять таким образом, верно, Гейб?

— Ну так надень свою шляпку, — проворчал тот, — и перестань делать из всего проблему!

Я остановился на мгновение и посмотрел на него.

— Вы сошли с ума? Вы понимаете, что предлагаете ей увидеть?

— Так голова все еще находится у вас, лейтенант? — вежливо осведомился слепец. — Прошло столько времени!

— Сохраняется в формалине, — пояснил я, и девушка внезапно ойкнула дрогнувшим от испуга голосом.

— Ну уж Эда это не обеспокоит, — беспечно произнес Мартинелли. — Как раз тот случай, когда слепой человек может посмеяться над остальными, не так ли, Эд?

— Таких случаев бывает немало, Гейб, — вкрадчиво возразил слепец. — Это всего лишь еще один.

Я распахнул дверь. Мартинелли вышел первым, следом за ним, склонив голову к плечу, шагал Эд.

— Гейб! — Джорджи выбежала за ними и вцепилась в руку Мартинелли. — Мне все равно, как это выглядит. Все, что мне надо помнить, это что он твой брат. Как же близкий тебе человек может напугать меня, ведь верно, Гейб?

— Ну ладно, доставь себе удовольствие, Джорджи, если уж так хочется, — рассеянно буркнул он. — Сейчас у меня голова забита другими вещами.

Я попросил Аннабел раздобыть нам машину с водителем, и она послушно подняла телефонную трубку. Мы в полном молчании ожидали несколько минут, потом я увидел, как машина остановилась перед входом.

— Ну так пошли, а? — не терпелось Мартинелли, и он вышел из офиса с Джорджи, упорно цепляющейся за его руку и бежавшей слегка позади, чтобы не отстать.

Эд взял со стула белую трость, где, должно быть, припарковал ее, входя в кабинет шерифа, и довольно уверенно направился к двери. Я догнал его и взял под руку.

— Благодарю вас, лейтенант. — Голос у него был мелодичным, как у благочестивого монаха. — Я мог бы справиться и сам, но ценю вашу помощь.

— И давно это с вами? — невольно вырвалось у меня.

— Я ослеп пятнадцать лет назад. Со временем с этим смиряешься, хотя никогда не можешь привыкнуть.

Мы добрались до машины, где Габриель уже сидел на заднем сиденье с тесно прижавшейся к нему Джорджи. Я помог Эду сесть рядом с ним, сам устроился с водителем. По дороге к моргу никто не проронил ни слова.

Когда мы ввалились в просторный, выбеленный мелом офис, Чарли Кац удивленно заморгал.

— Эй, лейтенант, — зашелестел его своеобразный голос. — Вы становитесь регулярным посетителем. Может быть, мне следует присмотреть здесь для вас постоянное местечко, а?

Он расхохотался от собственной шутки, которая была придумана в тот самый день, когда соорудили первый в мире морг.

— Чарли, — заговорил я любезно, одновременно оскалив в улыбке зубы, дабы предупредить возможные эксцессы, — это мистер Мартинелли. Он полагает, что сможет опознать голову.

— Джона? Моего Джона?

На физиономии Каца появилось тревожное выражение.

— О чем это он, черт побери, бормочет? — нахмурился Габриель.

— Не обращайте внимания, — прошептал я, как мне показалось, успокоительно. — Проработайте в морге столько лет, сколько он, и тоже начнете считать все, что здесь находится, своей собственностью… станете со всеми разговаривать…

Но Чарли не успокаивался. Он быстро-быстро заморгал и покачал головой.

— Должно быть, произошла ошибка, лейтенант… — Голос у него слегка дрожал. — Наверняка ошибка! Кому понадобился Джон спустя столько лет?

— Хватит, Чарли, — произнес я излишне громко, — давайте-ка приступим к делу. — Я свирепо схватил его за локоть и заставил идти вперед к мертвецкой, шагая так быстро, что остальные оказались позади. — Заткнитесь немедленно, Чарли! — пригрозил я. — Этот Мартинелли убежден, что голова принадлежала его младшему брату, так что не распускайте язык!

— Но это безумие! — воскликнул Чарли. — Джон принадлежит мне одному и больше никому!

— Повторите еще раз это дурацкое имя, — зашипел я ему в ухо, — и я велю завтра же уволить вас отсюда!

— Вы не можете так со мной поступить, лейтенант!

Его кадык запрыгал.

— Держите, сказано вам, язык за зубами! Если откроете еще раз рот, именно так я и сделаю!.. А теперь живо несите этот сосуд, чтобы Мартинелли мог на него взглянуть.

Кац скрылся с глаз, как перепуганный кролик. Вообще-то мне его стало вдруг жалко, но в тот момент у меня было полно совершенно других забот. Трое моих спутников подошли ко мне и остановились. Джорджи дрожала с ног до головы, лицо у нее было белее горного тумана.

— Так где же это? — спросил Мартинелли.

— Он отправился за ним, — объяснил я. — Подождите немного.

— Здесь так холодно. — Зубы у Джорджи громко стучали. — Почему тут не могут хотя бы изредка протапливать?

— Потому что от этого оттают покойники, — равнодушно объяснил Габриель. — В мертвецкой их постоянно держат на льду, верно, Эд?

— Правильно, — с легким вздохом ответил слепец, — в мертвецкой лежат замороженными невостребованные трупы всяких бедняков и бездомных.

— Эд! — захныкала Джорджи. — Не надо!

Чарли Кац медленно вошел в помещение, прижимая обеими руками к животу огромный сосуд, почти целиком закрывая его. И к тому моменту, когда он добрался до нас, он задыхался от натуги, с трудом ловя воздух широко раскрытым ртом.

— С вами все в порядке, мистер Мартинелли? — осведомился я.