Агата Кристи - Икс или игрек?

– Во время ланча. Он рано ушел из столовой, поднялся в свою комнату, затем прошмыгнул по коридору в твою. И пробыл там около четверти часа. – Томми помолчал. – Как понимаю, все ясно?

Таппенс кивнула.

Да, все было ясно. Карлу фон Дейниму незачем было заходить в комнату миссис Бленкенсоп и оставаться там четверть часа, за исключением одного дела. Его причастность была доказана. Великолепный актер, подумала Таппенс…

Но как же искренне он говорил тем утром! Что же, возможно, в какой-то мере он говорил правду. Успех обмана заключается в том, чтобы вовремя добавить дозу правды. Да, Карл фон Дейним был патриотом – шпионом, работающим на благо своей страны. За это он заслуживал уважения. И смерти.

– Как жаль, – медленно сказала она.

– Мне тоже, – ответил Томми. – Приятный парень.

– Мы с тобою могли бы делать в Германии то же, что и он, – сказала Таппенс.

Ее муж кивнул.

– Что же, – продолжила она, – теперь мы худо-бедно понимаем ситуацию. Карл фон Дейним сотрудничает с Шейлой и ее матерью. Вероятно, главная здесь – миссис Перенья. Затем – та иностранка, что говорила с Карлом вчера. Она тоже как-то замешана в дело.

– И что мы теперь будем делать?

– Мы должны как-то исхитриться и обыскать комнату миссис Перенья. Там может найтись что-нибудь, какой-нибудь намек… И еще мы должны следить за нею – куда она ходит, с кем встречается… Томми, надо, чтобы сюда приехал Альберт.

Томми задумался.

Много лет назад Альберт, посыльный в отеле, помогал молодым Бересфордам и участвовал в их приключениях. Позже он работал на них и был их единственной опорой. Шесть лет назад Альберт женился и теперь был гордым владельцем паба «Утка и пес» в Южном Лондоне.

– Альберт будет в восторге, – быстро продолжала Таппенс. – Мы устроим его здесь. Он может остановиться в пабе возле станции и следить за семейством Перенья или кем-то еще.

– А миссис Альберт?

– Она уехала в Уэльс к матери вместе с детьми в прошлый понедельник, подальше от воздушных налетов. Все складывается отлично.

– Да, старушка, это хорошая идея. Если кто-то из нас будет за нею следить, это вызовет подозрения. Альберт подойдет как нельзя лучше… Теперь вот что – мне кажется, что мы должны следить за этой так называемой полячкой, которая разговаривала с Карлом и бродит тут поблизости. Мне кажется, что она связная от другой группы диверсантов, – и нам надо это выяснить.

– Да, я согласна. Она приходит либо получать приказы, либо передавать сообщения. Когда мы увидим ее в другой раз, один из нас должен проследить за нею и узнать о ней побольше.

– А как насчет обыска в комнате миссис Перенья – и, полагаю, еще и Карла?

– Не думаю, чтобы там что-то нашлось. В конце концов, он немец, стало быть, полиция имеет право устроить у него обыск, так что он постарается не держать у себя ничего подозрительного. С Перенья будет сложнее. Когда она выходит из дома, там часто остается Шейла, к тому же Бетти и миссис Спрот бегают повсюду, и миссис О’Рурк подолгу сидит у себя в комнате… – Она помолчала. – Лучше всего сделать это во время ланча.

– Как мастер Карл?

– Именно. У меня может разболеться голова, и я пойду к себе… нет, кто-то может захотеть проводить меня… А, знаю! Я тихонько зайду перед ланчем и, никому не говоря, поднимусь к себе. А после ланча скажу, что у меня болит голова.

– Может, лучше я? Моя лихорадка утром снова может разыграться.

– Мне кажется, что лучше я. Если меня застукают, я всегда могу сказать, что искала аспирин или что-нибудь еще. А одинокий жилец в комнате миссис Перенья вызовет много толков.

Томми ухмыльнулся:

– Причем скандальных. – Его улыбка угасла. Вид у Бересфорда стал суровый и озабоченный. – Надо сделать это как можно скорее. Дурные сегодня новости… Мы должны сделать хоть что-нибудь, и как можно быстрее.

Томми по ходу прогулки зашел на почту, откуда позвонил мистеру Гранту и сказал, что «последняя операция оказалась успешной, и наш друг К. определенно причастен к делу».

Затем он написал письмо и отправил его мистеру Альфреду Батту, «Утка и пес», Гламорган-стрит, Кеннингтон.

Затем он купил себе еженедельную газету, которая заявляла всем англичанам, что только она рассказывает правду, и с беспечным видом зашагал назад, в направлении «Сан-Суси».

По дороге его по-дружески окликнул коммандер Хайдок, который высунулся из окна своего двухместного автомобиля:

– Привет, Медоуз, вас подбросить?

Томми с благодарностью согласился и сел в машину.

– Так вы эту бумажонку читаете? – Хайдок глянул на красную обложку «Инсайд уикли ньюз».

Мистер Медоуз изобразил некоторое смущение, как и все читатели этой газеты, когда их об этом спрашивают.

– Жуткая газетенка, – согласился он. – Но порой, понимаете ли, кажется, что они действительно знают, что происходит за кулисами.

– А порой ошибаются.

– О да.

– Правда в том, – сказал коммандер Хайдок, довольно лихо огибая круговой перекресток, едва не столкнувшись с большим фургоном, – что когда эти жулики оказываются правы, это запоминается. А когда тычут пальцем в небо – вы об этом забываете.

– Вы думаете, что в слухах о том, что Сталин хочет с нами переговоров, есть доля истины?

– Выдают желаемое за действительное, – сказал коммандер Хайдок. – Эти русские чертовски коварны и всегда такими были. Вот что я скажу – нельзя им верить. Вас что, продуло?

– Да нет, сенная лихорадка. У меня она бывает в это время.

– А, ну да… Я-то сам ею не страдаю, но у меня был приятель, которому приходилось солоно. Каждый июнь она регулярно укладывала его в постель. Вы как, нормально себя чувствуете, чтобы в гольф сыграть?

Томми ответил, что очень хотел бы.

– Отлично. Как насчет завтра? Вот что, мне тут надо на встречу по предотвращению высадки вражеского десанта… Собрать корпус местных волонтеров – просто отличная идея, на мой взгляд. Всем надо делать свое дело. Ну что, значит, играем в шесть?

– Спасибо большое, я с удовольствием.

– Отлично. Значит, заметано.

Коммандер резко затормозил у ворот «Сан-Суси».

– Как поживает красотка Шейла? – спросил он.

– Думаю, хорошо. Я редко ее видел.

Хайдок разразился лающим смехом.

– Готов поспорить, вам бы хотелось почаще! Симпатичная, но чертовски грубая. Она неровно дышит к тому немцу. Это, по мне, чертовски непатриотично. Ладно, ей наплевать на старую перечницу вроде меня или вас, но в нашей армии полно хороших парней. Какого ж черта ей понадобилась эта немчура? Меня это просто бесит.

– Полегче, он как раз поднимается на холм позади нас, – сказал мистер Медоуз.

– А пускай слышит, мне плевать! Даже и хорошо, если слышит! Я бы с удовольствием дал пинка мастеру Карлу! Каждый достойный немец сражается за свою страну, а не прячется здесь от войны!

– В любом случае на одного немца меньше для вторжения в Англию, – сказал Томми.

– То есть в смысле, что он уже здесь? Ха-ха! Неплохо, мистер Медоуз! Но я не верю в эту брехню про вторжение. К нам никогда никто не вторгался и не вторгнется. Слава богу, у нас флот есть!

На этой патриотической ноте коммандер резко нажал газ, и машина рванулась с места вверх по холму в направлении «Приюта контрабандиста».

Таппенс оказалась у ворот «Сан-Суси» в двадцать минут второго. Она свернула с дороги, прошла через сад и вошла в дом через открытое окно гостиной. Издалека слышался запах ирландского рагу, стук тарелок и голоса. В «Сан-Суси» полным ходом шла готовка обеда.

Таппенс подождала у двери гостиной, пока Марта, горничная, не прошла по коридору в столовую, затем быстро сняла туфли и побежала вверх по лестнице. Она вошла к себе, надела тапочки, а затем пересекла лестничную площадку и вошла в комнату миссис Перенья.

Оказавшись внутри, Таппенс осмотрелась, и ее накрыла волна отвращения. Грязное это дело. Непростительное – если миссис Перенья окажется просто миссис Перенья. Лезть в чужую личную жизнь… Таппенс по-собачьи встряхнулась, как в юности. Война есть война!

Женщина подошла к письменному столу. Она двигалась быстро и умело и вскоре проверила содержимое ящичков. Один ящичек высокого бюро был заперт.

У Томми был определенный набор инструментов и инструкция к действию. Все это он передал Таппенс.

Пара умелых движений кистью – и ящик сдался.

Внутри был сейф, в котором находилось двадцать фунтов купюрами и несколько серебряных монет, а также шкатулка для украшений. И куча бумаг. Это больше всего интересовало Таппенс. Она быстро просмотрела их – естественно, бегло, на большее не было времени.

Это были документы по кредиту на «Сан-Суси», банковские счета, письма. Время летело быстро. Таппенс просматривала документы, жестко сосредоточившись на всем, что могло иметь двойной смысл. Два письма от подруги из Италии, бессвязные, сбивчивые, с виду совершенно невинные. Но, возможно, не настолько безобидные, как казались. Письмо от какого-то Саймона Мортимера из Лондона – сухое деловое письмо, настолько краткое, что Таппенс не понимала, зачем его вообще хранить. Или мистер Мортимер был не настолько безобидной персоной, как могло показаться? Внизу пачки писем было выцветшее письмо, подписанное «Пат», которое начиналось словами: «Это последнее мое письмо к тебе, Эйлин, дорогая…»

Нет, только не это! Таппенс не могла заставить себя читать такое. Она сложила его, положила поверх него остальные письма. Внезапно всполошившись, задвинула ящик – запереть его не было времени, – и когда миссис Перенья вошла, Таппенс рассеянно рылась среди флакончиков на умывальном столике.