Агата Кристи - Икс или игрек?

Томми опустился на колени и осторожно повернул женщину кверху лицом. Только теперь он оценил ее своеобразную красоту. Глаза ее открылись, посмотрели на него – и потухли. Она коротко вздохнула и умерла. Миссис Спрот прострелила ей голову.

А Бетти Спрот выбралась из ее объятий и заковыляла к матери. И тогда наконец миссис Спрот словно оттаяла: отбросив револьвер, нагнулась и вцепилась в дочь.

– Спасена! – закричала она – Спасена! Бетти! О, моя Бетти! – И тихим, испуганным шепотом спросила: – Я… я ее убила?

Таппенс твердо ответила:

– Не думайте об этом. Думайте о Бетти. Думайте только о Бетти.

Миссис Спрот прижала к груди девочку и зарыдала.

Таппенс отошла к мужчинам. Хейдок недоуменно проговорил:

– Просто чудеса, да и только. Я бы не сумел так метко выстрелить. А она небось прежде оружия в руках не держала. На одном инстинкте. Чудо, да и только.

Таппенс произнесла:

– Слава богу! Висело на волоске…

Она заглянула в пропасть и содрогнулась.

Дознание происходило несколькими днями позже. Оно было отложено на некоторое время, пока полиция устанавливала личность убитой женщины. Это оказалась некая Ванда Полонская, беженка из Польши.

После драматических событий на береговом обрыве Бетти и миссис Спрот, последняя в полуобморочном состоянии, были доставлены на автомобиле в «Сан-Суси», где героическая мать получила горячую грелку, чашку крепкого, свежезаваренного чая и, в заключение, несколько глотков спиртного.

Капитан-лейтенант Хейдок не откладывая связался с полицией, и под его командованием они отправились на место происшествия у обрыва над морем.

Если бы не тревожные вести с фронта, газеты наверняка уделили бы этой трагедии больше внимания. А так ей была посвящена лишь короткая заметка в один столбец.

Оба, и Таппенс и Томми, были призваны давать свидетельские показания. И на случай если кто-нибудь из репортеров вздумает иллюстрировать свой материал портретами даже самых незначительных свидетелей, у бедного мистера Медоуза вдруг что-то случилось с глазами, так что ему пришлось надеть и надвинуть на самые брови скрывающий пол-лица темный козырек. А миссис Бленкенсоп вообще не было видно под шляпой с широченными полями.

Впрочем, все внимание немногочисленных зевак было поглощено миссис Спрот и капитан-лейтенантом Хейдоком. Мистер Спрот, вызванный истерической телеграммой, примчался к жене со всех ног, но вынужден был в тот же вечер возвратиться в Лондон. Он произвел впечатление любезного, но, впрочем, довольно неинтересного молодого человека.

Дознание началось с формального установления личности погибшей. Показания давала некая миссис Кэлфонт, узкогубая, востроглазая дамочка, которая последние месяцы занималась приемом и устройством беженцев.

Полонская, по ее словам, приехала в Англию вместе со своим двоюродным братом и его женой, других родственников, насколько известно миссис Кэлфонт, она не имела. Была, судя по всему, слегка не в себе. Кажется, она пережила в Польше какие-то ужасы, вся ее семья, включая нескольких детей, погибла. Она как будто бы не испытывала ни малейшей благодарности, что бы для нее ни делали, была молчалива и подозрительна. Часто разговаривала сама с собой, и вообще вела себя как полоумная. Ей подобрали место домашней прислуги, но несколько недель назад она его ни с того ни с сего оставила, даже не оповестив полицию.

Коронер спросил, почему при дознании не присутствуют ее родственники. По этому поводу дал разъяснения инспектор Брасси. Супружеская чета, о которой идет речь, была по закону «О защите государства» задержана в военно-морских доках. Эти двое иностранцев проникли в Англию под видом беженцев и сразу же по прибытии попытались устроиться на работу поблизости от военной базы. Они с самого начала вызывали подозрение. У них было на руках больше денег, чем естественно для людей их статуса. Против погибшей Полонской никаких конкретных данных не имеется, но не исключено, что и у нее были антибританские настроения. Вполне возможно, что она тоже была вражеским агентом, а слабоумной лишь прикидывалась.

Миссис Спрот, будучи вызвана, сразу разразилась потоком слез. Коронер допрашивал ее тактично, постепенно подводя к тому, что произошло над обрывом.

– Это такой ужас, – давясь рыданиями, говорила миссис Спрот. – Ужас! Я убила человека. Я не хотела… У меня и в мыслях не было… Но ради Бетти… Мне показалось, что та женщина сейчас бросит ее с обрыва, и надо во что бы то ни стало помешать ей… и я… боже мой! Я сама не знаю, как это вышло.

– У вас есть практика обращения с огнестрельным оружием?

– Нет, что вы! Только в тирах… на ярмарках, регатах… Но и там я никогда не попадала. Господи! У меня такое чувство, будто я кого-то сознательно уничтожила…

Коронер постарался ее успокоить и спросил, не приходилось ли ей прежде иметь дело с убитой?

– Ах, нет конечно! Я никогда в жизни ее не видела. Думаю, она была не в своем уме, иначе зачем ей было это делать? Ведь она не знала ни меня, ни Бетти.

В ответ на дальнейшие расспросы миссис Спрот сообщила, что ей приходилось принимать участие в вечерах рукоделия в помощь польским беженцам, но помимо этого никаких контактов с поляками в Англии у нее не было.

Следующим свидетелем пригласили Хейдока. Он четко перечислил все меры, которые он принял для обнаружения похитительницы, и описал последовавшие события.

– Вы совершенно убеждены, что убитая намеревалась прыгнуть с обрыва в море?

– Либо так, либо же бросить вниз ребенка. Я видел, что она вне себя от ненависти. Взывать к ее рассудку было бесполезно. Требовалось немедленное действие. Я сам собирался выстрелить и ранить ее, но она держала перед собой девочку, как щит. Я побоялся подстрелить ребенка. Миссис Спрот взяла риск на себя, и ей удалось спасти дочь.

Миссис Спрот опять разрыдалась.

Показания миссис Бленкенсоп были кратки – она просто подтвердила слова капитан-лейтенанта.

Затем вышел мистер Медоуз.

– Вы согласны с тем, что показали по поводу случившегося капитан-лейтенант Хейдок и миссис Бленкенсоп?

– Да. Женщина, бесспорно, находилась в таком состоянии, что к ней невозможно было подступиться. Еще мгновенье, и она бы бросилась с девочкой с обрыва.

На этом свидетельские показания были исчерпаны. Коронер объяснил присяжным, что Ванда Полонская погибла от руки миссис Спрот, но что на последней вины нет. Какие чувства двигали погибшей, неизвестно. Возможно, ненависть к Англии. На некоторых подарках, получаемых польскими беженцами, указываются имена английских отправительниц, может быть, Полонская узнала имя и адрес миссис Спрот именно таким способом, но что толкнуло ее на похищение девочки, представить себе гораздо труднее – возможно, это была какая-то совсем уж безумная мысль, невообразимая для человека в здравом уме. Полонская, по ее собственным словам, перенесла на родине тяжелую утрату, из-за этого она вполне могла повредиться умом. С другой стороны, не исключено, что она была вражеским агентом.

Присяжные вынесли вердикт в полном согласии с речью коронера.

Назавтра после дознания миссис Бленкенсоп и мистер Медоуз встретились, чтобы обменяться впечатлениями.

– Ванда Полонская уходит, и концы, как всегда, в воду, – мрачно сказал Томми.

Таппенс кивнула.

– Да. Глухая стена. Никаких документов, неизвестно, откуда к ней и ее брату поступали деньги, с кем они имели контакты.

– Ловкачи, черт их дери, – вздохнул Томми и потом сказал: – Знаешь, Таппенс, не нравится мне создавшееся положение.

Таппенс оно тоже не нравилось. Известия с войны поступали довольно мрачные. Французская армия отступала, и что-то не похоже было, что военная удача еще может перевернуться. Шла эвакуация из Дюнкерка[55]. Еще день-другой, и Париж падет, в этом не приходилось сомневаться. Выяснилось, ко всеобщему ужасу, что не хватает снаряжения, чтобы противостоять напору механизированных немецких колонн.

Томми сказал:

– Что это, наши обычные головотяпство и нерасторопность? Или за всем этим еще стоит чья-то работа?

– Думаю, что второе. Но доказательств никаких нет и не будет.

– О да, черт подери. Наши противники слишком хитры.

– В последнее время мы выловили немало предателей.

– Верно. Но все мелкая сошка. Самоочевидная публика. До центра, который всем руководит, нам, похоже, не добраться. Там – мозг, организация, тщательно продуманный план, в котором учтены и наша нерасторопность, и наши внутренние распри, и наша привычка долго раскачиваться.

Таппенс сказала:

– Это – наша задача. А мы не получили никаких результатов.

– Кое-что получили, – возразил Томми.

– Карл фон Дейним и Ванда Полонская. Незначительные люди.

– Думаешь, они работали вместе?

– Скорее всего, – нахмурив брови, ответила Таппенс. – Не забудь, я видела, как они совещались.

– Тогда, выходит, Карл фон Дейним организовал похищение девочки?

– По-видимому.

– Но для чего?

– Вот именно, – кивнула Таппенс. – Я все время об этом думаю. Не видно смысла.

– Зачем было похищать именно этого ребенка? Кто такие Спроты? Люди скромного достатка – значит, не ради выкупа. И ни он, ни она не состоят на службе в правительстве.

– Верно, верно, Томми. Бессмыслица какая-то.

– А самой миссис Спрот ничего не приходит в голову?

– У этой женщины в голове мозгов меньше, чем у курицы, – презрительно отозвалась Таппенс. – Она вообще не способна думать. Считает, что именно таких злодейств и следует ожидать от гадких немцев.

– Вот дура, – рассердился Томми. – Немцы – прежде всего прагматики. Если они шлют своего агента выкрасть ребенка, значит, им это зачем-то надо.

– Знаешь, у меня такое чувство, что миссис Спрот могла бы сообразить зачем, – проговорила Таппенс, – если бы хорошенько подумала. Что-то должно быть, какая-то информация, которой она завладела случайно, возможно, сама не понимая ей цену.