Дороти Л. Сэйерс - Идеальное убийство

— Понимаю. Одержав победу, не добивай противника. Конечно! Простите, что потревожил вас. Я вынужден спешно откланяться — у меня назначена встреча с друзьями. Еще раз огромное вам спасибо. Теперь я тревожусь гораздо меньше. А то было так тяжело на душе!

Мистер Тредголд смотрел вслед незнакомцу, пока тот пробирался меж надгробными памятниками. «Надо же, — думал он, — до чего приятный человек. Такой трогательный, и вдумчивый, и такой не приспособленный к жизни — стоит только ему оказаться за пределами своего круга! Насколько же они нервные и чувствительные, эти аристократы. Все-таки нелегко им живется. Надо помянуть его в молитве на завтрашней мессе».

Будучи человеком практическим, мистер Тредголд немедленно завязал узелок на своем носовом платке, чтобы не забыть об этом богоугодном решении.

«Вмешиваться или нет — ничего себе проблема! Конечно, для полицейского тут все ясно. Но для простого человека — как сложно не впутывать сюда личные мотивы! Интересно, что же все-таки привело его ко мне? А что, если… Нет! — остановил себя викарий. — Я не должен строить никаких предположений». Он снова вытащил носовой платок и завязал еще один узелок — в напоминание о том, как он чуть было не впал во грех любопытства, о чем необходимо было упомянуть на следующей мессе.

Паркер был разочарован не меньше Уимзи. Похоже, мисс Уиттакер не только не любила фотографироваться: она будто специально уничтожила все свои портреты, какие только смогла найти, сразу же после смерти мисс Доусон. Конечно, друзья девушки могли располагать ее снимками — в частности, мисс Файндлейтер. Однако Паркеру пока не хотелось поднимать шум в стоячем болоте Лихемптона. Он решил, что мисс Климпсон сможет помочь ему с фотографией, и отправился на Нельсон-авеню. Мисс Климпсон не оказалось дома; до него ее уже спрашивал другой джентльмен. Глаза миссис Бадж вспыхнули от любопытства: вряд ли она поверила в историю с «племянником» своей постоялицы и его друзьями. Паркер обошел местных фотографов — их было пятеро. У двоих нашлись групповые снимки, на которых присутствовала и мисс Уиттакер — совершенно неузнаваемая, — сделанные во время церковных распродаж и любительских спектаклей. Ни разу за все время пребывания в Лихемптоне она не снималась в студии.

Тем не менее, ему удалось обзавестись несколькими превосходными портретами Веры Файндлейтер — белокурой девицы сентиментального вида, пухленькой и довольно симпатичной. Паркер переслал их в Лондон, попросив распространить по полицейским участкам вместе с описанием платья, в котором ее видели в последний раз.

Единственными членами экспедиции, пребывавшими в хорошем настроении, когда все собрались в ресторанчике «У Георга», были второй полицейский — он приятно провел время, обходя гаражи и беседуя с их владельцами, — и главный констебль, утвердившийся в собственной правоте и потому торжествующий. Он обзвонил полицейские участки в районе Кроу-бич и узнал, что в прошлый понедельник какой-то мальчишка видел «Остин-7» на дороге к пляжу. Лондонские пришельцы с их предположениями оказались посрамлены — как выяснилось, поездка на Кроу-бич действительно имела место. Уимзи и Паркер, хотя и без особого воодушевления, согласились поехать туда и провести расследование.

Тем временем один из фотографов, чей кузен работал в газете «Лихемптонский Меркурий», позвонил в редакцию сего злободневного печатного органа, последний номер которого был готов к выходу. Последовало объявление об отсрочке номера, а затем в свет вышел специальный выпуск с сенсационным сообщением; кто-то из местных жителей немедленно сообщил об этом в лондонскую «Ивнинг Ньюс», разразившуюся крикливой передовицей, и на следующее утро все газеты пестрели заголовками, посвященными таинственному исчезновению двух девушек.

На Кроу-бич, респектабельном водном курорте, никто слыхом не слыхивал ни о мисс Уиттакер или мисс Файндлейтер, ни о машине с номером XX9917. В отелях не было записей о том, что они останавливались там, ни в одном гараже не чинили и не заправляли их машину. Главный констебль придерживался своей версии о несчастном случае, поэтому приказал разослать по окрестностям поисковые партии. В Скотленд-Ярд потоком хлынули телеграммы из Дувра, Ньюкасла, Шеффилда, Винчестера и Регби.

Две молодые женщины — весьма подозрительного вида — пили чай в Фолкстоне; какая-то машина с грохотом пронеслась через Дорчестер поздно ночью в понедельник; темноволосая девушка, «сильно расстроенная», зашла в паб в Нью-Олресфорде прямо перед закрытием и спросила дорогу на Хазельмир. Однако внимание Паркера привлекло сообщение бойскаута, который утверждал, что утром в субботу видел машину и двух девушек, устроивших пикник на холмах близ Шелли-Хед. Машина была марки «Остин-7» — мальчик был уверен в этом, так как увлекался автомобилями (вот где крылась причина подобной наблюдательности). На машине был лондонский номер, правда, цифры он не запомнил.

Шелли-Хед оказался весьма уединенным местом — как это ни удивительно с учетом его близости к популярному курорту: до Кроу-бич оттуда было не больше десяти миль. Узкий безлюдный песчаный пляж ограничивался подступающими утесами, на которых не стояло ни одной постройки. Известняковые скалы густо заросли жесткой травой; они переходили в пологие холмы, покрытые вереском. За ними шла полоска сосняка, а дальше — узкая ухабистая дорога, которая вела к бетонированному шоссе, соединявшему между собой Рэмборо и Райдерс-Хис. Туристы редко заезжали на эти холмы, хотя там было немало дорог, вполне пригодных для передвижения на машине, если, конечно, пассажиров не очень заботили соображения комфорта, а водителю не было жаль рессор.

Следуя указаниям бойскаута, полицейский вел машину по колдобинам одной из этих дорог. Найти там следы других автомобилей не представлялось возможным: известняковая порода была твердая и сухая, а на травах и вереске не оставалось никакой колеи.

Местность была испещрена небольшими лощинами — совершенно одинаковыми, в которых запросто могла скрываться маленькая машина, не говоря уже о следах недавнего пикника. Прибыв на место, которое их маленький гид ориентировочно определил как «то самое», они разбили территорию на пять участков и разошлись, чтобы обследовать их.

В тот день Уимзи навсегда возненавидел вереск. Кустов было так много, и все — ужасно плотные. Под любым могла найтись сигаретная пачка, обертка от сандвича, лоскуток ткани или какая-нибудь другая улика. Питер обреченно брел между ними, сгорбившись и не отрывая глаз от земли. С пригорка вниз, потом опять на пригорок, поворот — он старался не выпускать из виду полицейскую машину, ориентируясь по ней; снова вниз и вверх, на следующий пригорок…

Да. В лощине что-то было.

Нечто заостренное выглядывало из-за верескового куста. Светлое… напоминает ногу… Уимзи ощутил тошноту.

— Кажется, кто-то прилег подремать, — вслух произнес он.

Потом подумал: «Как странно, почему всегда торчит именно нога…»

Лорд Уимзи бросился бежать сквозь заросли, поскользнулся на жестком дерне и чуть было не съехал с холма на собственных ягодицах. Выругался вполголоса.

Спящая лежала в очень странной позе. Почему-то она не обращала внимания на мух, роем кружившихся вокруг ее головы.

Уимзи вспомнил, что в это время года мухи еще только-только появляются. В какой-то из газет ему попался призыв: «Уничтожьте одну муху сегодня, и осенью их будет на триста меньше». Или на тысячу? Нет, забыл.

Он взял себя в руки и пошел к девушке. Мухи облаком взвились вверх.

Похоже, удар был очень сильным — чтобы так размозжить череп. Кровь запеклась на белокурых волосах. Жертва лежала ничком, закрыв лицо руками.

Он перевернул ее на спину.

Насколько он мог судить по фотографии, перед ним находилась Вера Файндлейтер.

Осмотр занял у него не больше тридцати секунд.

Уимзи вскарабкался на холм и закричал.

Маленькая черная фигурка в отдалении остановилась и обернулась к нему. Лицо казалось белым пятнышком, без всякого выражения на нем. Уимзи снова закричал и стал размахивать руками, пытаясь жестами объяснить, что произошло. Фигурка бросилась бежать к нему; медленно, вперевалку она приближалась к нему по вересковым зарослям. Это оказался полисмен, тучный, осоловевший от жары. Уимзи продолжал кричать, полицейский выкрикнул что-то ему в ответ. Питер увидел, что и остальные полицейские движутся по направлению к нему. Мальчишка-бойскаут, гротескным силуэтом вырисовываясь на фоне неба, с вершины холма помахал им своим посохом, затем скрылся из поля зрения. Полисмен был уже близко. Он сдвинул шляпу на затылок, что-то поблескивало у него на часовой цепочке в такт движению. Уимзи внезапно осознал, что бежит ему навстречу и все еще кричит, жестами объясняя: на холме мертвая девушка! Но тучный полисмен никак не мог его слышать, однако лорд Питер продолжал жестикулировать, указывая рукой направление. К тому моменту, когда полисмен наконец преодолел заросли и взобрался на холм, Уимзи уже практически лишился голоса и не мог дышать. Полисмен, впрочем, тоже. Наклонив головы, оба попытались отдышаться. Впору было рассмеяться, глядя друг на друга, если бы не труп. Уимзи опять побежал, полицейский — за ним. Наконец, все члены экспедиции собрались вместе; они размахивали руками, делали записи, заглядывали под вересковые кусты. Уимзи присел на землю, испытывая смертельную усталость.

— Питер, — донесся до него голос Паркера, — взгляните-ка на это!

Уимзи вскочил на ноги.

На земле были разложены остатки от пикника. Полицейский держал в руках небольшой пакет — он вытащил его из-под тела и сейчас исследовал его содержимое. Рядом с головой валялся большой, тяжелый гаечный ключ — перепачканный кровью, с налипшими на нем светлыми волосами. Однако Паркер говорил не о пакете и не о ключе, а о мужской шляпе тусклого лилового цвета.